Борис Стрельников - Тысяча миль в поисках души
Рядом асфальтовая стоянка для автомобилей. Номерные знаки почти всех пятидесяти штатов. Правда, из южных штатов меньше. Гражданская война в США окончилась больше ста лет назад, но многие южане до сих пор не могут отрешиться от неприязни к Линкольну — победителю в кровавой междоусобной схватке между Севером и Югом, которая, по определению Карла Маркса, была борьбой двух социальных систем — системы рабства и системы свободного труда. На Юге до сих пор чтят противников Линкольна, мятежников-рабовладельцев, решивших в 1861 году отделить одиннадцать южных штатов от США, чтобы сохранить там старые порядки.
«Дом, расколотый надвое, не может стоять., — эти слова президента Линкольна знает сегодня каждый американский школьник. Все знают о том, что в ходе войны Линкольн издал прокламацию об освобождении рабов. Но далеко не все знают, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс, прогрессивные общественные деятели Европы, русские революционные демократы во главе с Н. Г. Чернышевским активно выступали в поддержку северян, против готовящейся англо-французской интервенции в Америку.
Студент-историк из Сан-Франциско Сэм Коул, с которым я познакомился у «Исчезающего родника», приехал сюда потому, что пишет дипломную работу о Линкольне. Один из разделов его работы — посещение американских портов русскими военными эскадрами осенью 1863 года.
— В исторических документах я нашел убедительные доказательства того, что Россия в 1862 году отказалась принять участие в интервенции, которую готовили против Линкольна королевские дворы Франции и Англии, — рассказывал мне Сэм. — Послав через год свои военные корабли с визитом дружбы в Сан-Франциско и Нью-Йорк, русские окончательно показали, на чьей они стороне.
В американских газетах тех времен подробно рассказывалось о пребывании в Нью-Йорке русских моряков с фрегатов «Ослябя», «Александр Невский», и «Пересвет», корветов «Варяг», и «Витязь». На рейде Сан-Франциско стояли русские корветы «Богатырь», «Калевала», и «Рында», клиперы «Абрек», и «Гайдамак». Газеты писали, что адмирал Попов, командовавший эскадрой, имел инструкцию: в случае появления у западных берегов Америки флота южан, англичан или французов начинать военные действия, не ожидая приказа из Петербурга. Так это было или не так, а факт остается фактом: пребывание в Сан-Франциско русской эскадры помешало южанам захватить город.
Я спросил Сэма, знает ли он о том, что одним из пехотных корпусов армии северян командовал русский полковник Иван Васильевич Турчанинов, личный друг президента Линкольна. Сэм ответил, что знает. В Америке этот талантливый и храбрый русский офицер был известен под именем Джона-Базиля Турчина, или «русского громовержца».
— Копаясь в документах гражданской войны, — продолжал Сэм, — я наткнулся на любопытное донесение. В нем говорилось, что во время болезни полковника Джона-Базиля Турчина командование 19-м Иллинойским добровольческим полком взяла на себя его жена, русская женщина Надин Турчин.
В маленьких городках американского Среднего Запада, в скверах, у городских ратуш бессменно стоят на часах бронзовые солдаты армии Севера. Рядом с ними — пушки тех лет, на огромных колесах со спицами, и чугунные доски, на которых отлиты имена горожан, павших на поле брани. Иногда это очень длинные списки. И среди Джонсонов, Смитов, Браунов иногда встречаются Ивановы, Петровы, Кузнецовы. Это русские добровольцы. Русские солдаты Линкольна…
— Америка и Россия никогда не воевали друг против друга, а союзниками были не один раз, — сказал мне инженер из Индианаполиса Рой Тауэр. Мы познакомились с ним на автомобильной стоянке — наши машины стояли рядом. Рой, скинув рубашку, копался в моторе, готовя машину к дальнему пробегу. Сюда, на ферму Линкольнов, он попал в общем-то случайно… У него двухнедельный отпуск. Едет в штат Теннесси к родственникам. Глядит по сторонам, где видит интересное, туда и рулит. Так и сюда попал. И не жалеет. Линкольна он считает великим человеком. Говорит, что американцы в первую очередь должны гордиться не небоскребами и суперавтострадами, а тем, что они подарили человечеству Линкольна.
— Хотите знать, когда я впервые по-настоящему заинтересовался личностью Линкольна? — спросил он меня, вытирая руки тряпкой. — Мне было тогда лет четырнадцать. Наш сосед, отец моего дружка, уехал в Испанию сражаться против фашистов. Говорили, что он вступил в бригаду американских добровольцев имени Авраама Линкольна. Я, конечно, знал, кто такой Линкольн. Но то, что американцы, воюющие против фашистов за океаном, называют себя солдатами Линкольна, произвело на меня большое — впечатление и еще выше подняло в моих глазах его образ.
Рой хлопнул капотом, натянул через голову рубаху, спросил:
— А у вас знают Линкольна?
Я ответил, что знают и бережно хранят память о нем. Рассказал, что Ленин особо подчеркивал историческое и революционное значение гражданской войны в США для всего мира и роль Линкольна в этой войне.
— Это хорошо, — сказал Рой, — это очень хорошо. В этом я вижу проявление уважения к американскому народу и к американской истории.
Перед тем, как сесть в машину, признался:
— Откровенно говоря, у меня долго было другое представление о вашей стране. Я ведь не случайно задал вопрос, знают ли у вас Линкольна. Писали, что вы ненавидите Америку и все американское. Многие поверили. Ох, много вреда принесла эта проклятая «холодная война»! Но прозрение наступило. Не могло не наступить. Газеты все еще пишут о «советской угрозе», но лично я не могу назвать среди моих знакомых ни одного человека, который был бы против регулярных встреч руководителей наших стран, против улучшения отношений между США и СССР.
Он включил мотор и махнул мне рукой.
— Счастливого пути! — сказал я.
— Мир и дружба! — отозвался он, трогая машину с места. И вдруг, затормозив, еще раз спросил:
— Значит, у вас знают Линкольна? Это хорошо, это очень хорошо!
Поездка на «Главную улицу»
Желтый свет светофора сменился на красный. Чуть притормозив, Пэт Макферсон бросила быстрый взгляд налево и лихо сделала правый поворот. Я сжался: нарушение правил!
— Ага! Струсил! — торжествовал на заднем сиденье Ричард. — А бояться-то нечего. Новое правило. Разрешено на красный, если нет опасности слева. Знаете, почему разрешили? Подсчитали, что огромное количество бензина сжигается у городских светофоров. Подсчитали, что если новое правило распространить на всю страну, то можно сэкономить 187 миллионов галлонов бензина в год.
— Сколько же это будет литров? — не отрывая взгляда от шоссе, спрашивает Пэт.
— Как известно, в американском галлоне — 3,78 литра, — отвечает ей Ричард. — Остальное подсчитай сама.
Я благодарен судьбе за то, что в Миннесоте она свела меня с Ричардом и Пэт. Она молча, уверенно и спокойно ведет машину, а он почти без передышки рассказывает мне разные истории. А рассказать ему есть что. Ричард — бывший репортер. Начинал в столице еще в тридцатых годах. Писал отчеты о пресс-конференциях Франклина Рузвельта. Череда лет… Череда президентов… При Форде Ричард ушел на пенсию. За Картером наблюдает уже со стороны.
В молодости Ричард много писал о «русском вопросе». Немало и такого, что шло на пользу «холодной войне». С годами окрепла уверенность, которую он формулирует так: от того, как складываются советско-американские отношения, зависит, если можно так выразиться, здоровье всей нашей планеты.
— У планеты, как у человека, должна быть нормальная температура: 98 градусов, — говорит Ричард.
— Сколько же это будет по Цельсию? — снова спрашивает его Пэт. И теперь я начинаю догадываться, что эти вопросы не без умысла. Ричард что-то бормочет, смущенно разводит руками, смеется:
— Нет, ей-богу, я начинаю верить, что это коммунистические штучки…
Оказывается, Ричард, как и миллионы его соотечественников, никак не может привыкнуть к метрической системе мер и весов, на которую собирается переходить Америка. Сегодня США — единственная развитая капиталистическая страна, где мерой длины все еще служит ярд (расстояние от носа английского короля Генри I до конца большого пальца его вытянутой руки). Площадь земельных участков американцы до сих пор измеряют в акрах (участок поля, который могла вспахать пара быков от утренней зари до вечерней). От трех ячменных зерен, положенных в линию, произошла и до сих пор царствует в США мера длины дюйм. Две тысячи шагов вооруженного римского воина дали милю. А когда американцы слышат, что на дворе плюс 32 градуса (по Фаренгейту), они знают, что замерзли лужи и пора заливать в радиатор антифриз.
И вот теперь все это надо выкинуть из головы. Американцев можно понять: это действительно чертовски трудно — вдруг взять и отказаться от привычных с детства галлонов, унций, футов. Но как бы там ни было, а переходить на метрическую систему придется. Этого требует жизнь. Это диктуют международные экономические связи. В 1968 году конгресс поручил специальной комиссии изучить этот вопрос. Комиссия проработала три года, истратила два с половиной миллиона долларов и представила конгрессу 12-томный доклад: пришла пора делать Америку метрической. Но постепенно, исподволь, не отказываясь пока и от старой системы. И вот на шоссе уже мелькает новый дорожный указатель: «До Сок-Сентра 94 мили, или 151 километр». Кстати, мы как раз в Сок-Сентр и едем. По словам Пэт, дорога займет часа два. Есть время поболтать с Ричардом.
