Анатолий Кузнецов - На «Свободе». Беседы у микрофона. 1972-1979
Мне думается, уместно вспомнить в качестве иллюстрации историю бывшего агента советской госбезопасности Хохлова, направленного в свое время на Запад с целью тайного убийства одного из руководителей партии НТС и которого совесть потрясла и перевернула буквально, кажется, в самый последний момент. Тайный агент КГБ и совесть — какое сочетание, а вот случается.
14 сентября 1974 г.
Встречи с читателями
Раньше меня довольно часто мучил один и тот же кошмарный сон. Мне снилось, что я выступаю на читательской конференции. Или еще вариант с отягчающими обстоятельствами: я выступаю на читательской конференции, мне задают провокационный вопрос, я отвечаю на него так горячо и искренне все что думаю — и по торжествующим глазам рассаженных по залу стукачей вижу, что это засечено, сейчас же, как только кончится конференция, они кинутся строчить рапорты, рапорты.
Читательских конференций (или варианты названий: «встреча с писателем», «диспут по книге» и прочее) в Советском Союзе проводится фантастическое количество. Писатели выступают, выступают, и есть такие, кто выступает больше, чем пишет. Сочинив одну книгу, затем занимаются тем, что только и встречаются с читателями. Таким был покойный Вершигора. Он очень давно когда-то написал «Люди с чистой совестью» — и далее, до самой смерти, уже только выступал. Я затруднился бы уверенно определить, что принесло ему больше доходов: гонорары за книгу или гонорары за выступления. Некоторые наивные читатели воображают, что советские писатели встречаются с ними бескорыстно и потому, что так хотят. Все как раз наоборот.
Большая часть сложной работы, которую ведут по всей стране отделения Союза писателей, заключается именно в принудительной организации этих так называемых встреч читателей с писателями. Сверху, из главного аппарата, все время спускаются планы и разнарядки: сколько и каких встреч с читателями данное отделение обязано провести. В конце месяца ответственный секретарь тяжко корпит над ведомостями, заполняя графы: перед рабочими на предприятиях по плану следовало выступить пятнадцать раз, проведено двенадцать — недовыполнение. В воинских частях по плану восемь встреч, проведено десять — перевыполнение. Перед учащимися средних школ. В высших учебных заведениях. В системе профтехобразования. Встречи с инженерно-техническими работниками. Графы, графы, цифры, цифры… Особая графа: с пенсионерами — старыми большевиками план не предписывал встреч, а проведено две — наверху заметят, похвалят. С работниками областного Комитета госбезопасности — план скромно предписывал одну встречу, проведена одна.
Надо отдать справедливость: писателям в этом деле предоставляется большая свобода. Каждому сообщается лишь общее число выступлений, выпавшее ему по разнарядке на следующий отчетный период, где же выступать, перед кем и когда — это он может вполне свободно сам выбрать.
Я осторожно пытался отказываться. Ссылался на Чехова, который до ужаса боялся выступать перед публикой и этого избегал. Объяснял, что писатель — это все-таки человек, который пишет, а не лектор, конферансье, актер. На это секретарь показывал мне планы и ведомости. Когда я пробовал упрямиться, он натравил на меня представителей организаций, давал им мой телефон, и звонили завклубами, школьные комсорги, которые никогда прежде не слышали моей фамилии и не читали ни одной моей строки, но начальническим тоном кричали: «То есть как это вы не можете? Но у нас в плане культурно-воспитательной работы стоит встреча с писателем такого-то числа!» Их надо понимать, у них свои, встречные планы, и типичные звонки в отделение Союза писателей таковы: «Алло, Союз писателей? У нас назначена встреча с писателем такого-то, запишите, обеспечьте». Так прозаически это делается.
Труд, однако, должен быть оплачен. Писателю выписывается путевка, которую, повстречавшись с читателями, он обязательно отметит у директора, парторга, комсорга данной организации, в которую они также впишут свою оценку выступления. Деньги будут перечислены в писательский союз из этой организации — из ее объемистых фондов на идеологическую, культурно-воспитательную работу. Писателю потом бухгалтерия начислит в полном соответствии с его рангом. Мелкой сошке — пятнадцать рублей за выступление. Потом — двадцать пять, еще выше — пятьдесят, сто и более. Упомянутый Вершигора получал только по самым высоким расценкам. А в каком-нибудь захолустном Тульском, Рязанском, Ставропольском отделении Союза — не платят вообще ничего, но выкручиваются из положения за счет фондов командировочных. Начисляются, значит, суточные, квартирные по отчету, который представляет писатель, с приложением автобусных билетов, и так что-то тоже наскребается ему на хлеб насущный.
Но это, конечно, совершенный пустяк по сравнению с тем, что получает за встречу с читателями столичный модный поэт. Особенно тот, что потрясает аудиторию смелыми намеками, удивительной лирикой, обличениями гнилого, поклоняющегося деньгам Запада. Мне несколько раз приходилось наблюдать такие встречи знаменитых поэтов с читателями совсем вблизи и за кулисами, и должен сказать, что это производит впечатление не меньшее, чем само чтение стихов под овации.
Это нужно видеть: как поэт потом за кулисами скрупулезно отмечает свою путевочку и заискивает, чтобы ему проставили в ней хорошую отметку. А еще интереснее, когда гонорар за встречу выдается тут же наличными. Довольно часто это практикуется, не знаю, во избежание ли лишней бюрократии или для укрепления в литераторах здорового реализма чувства. Еще не остывший от декламации и аплодисментов великий поэт совсем не брезгует тут же отправиться в бухгалтерию, расписаться в ведомости, постоять под окошком кассы, где ему отслюнят стопку купюр. Набив ими карман, он, расточая улыбки направо и налево, выходит на улицу, где его ждут восторженные школьницы, напишет автографы и, отбившись от толпы, уедет творить новую удивительную лирику, прославлять бескорыстие советского человека и обличать проклятый, гнилой, торгашеский Запад. От таких встреч с читателями — не отказываются и не увиливают, наоборот, борются и ссорятся за место в очереди на них.
И наконец, коллективные встречи с читателями: писательские делегации на различные декады, празднования и прочее. Это — обеспеченные две-три недели сплошного барского житья и непрерывной попойки за казенный счет. Идет борьба за право поехать в места развитые, хлебные и такие, где можно прибарахлиться. В Якутскую АССР мало охотников ехать. Молдавия — уже лучше: вина там много. В Тбилиси — чередой круглый год. Но выше всего ценится Прибалтика: это уже почти как за границу в Европу.
Не без содрогания вспоминаю одну такую делегацию, в которую включили меня, тогда совсем еще начинающего автора вдруг ставшей модной повести «Продолжение легенды». Впервые я тогда увидел жизнь в Советском Союзе по классу люкс. Во-первых, собравшись, все стали в очередь, расписались и получили денежки. Много. Зачем — неясно, потому что дальше все решительно было за казенный счет.
Делегацию размещали в отелях в номерах люкс, на завтраки, обеды и ужины уходила чуть не половина дня, и были они так обильны, сопровождались таким шампанским, экспортными водками и дорогими винами, что походили на свадебные банкеты. Большинство писателей как налакались в первый день, так уж до конца и не протрезвлялись. Возили роскошными правительственными машинами, которым милиция открывала зеленую улицу. Осматривали достопримечательности, загорали на пляжах. Но для отчета было одно обязательное посещение завода — и общение из-за стола президиума с рабочим классом — и одна поездка в колхоз-миллионер. Общение с читателями, подчеркиваю, было именно через стол президиума. Было желательно, чтобы каждый писатель что-нибудь произнес. Выручали поэты: они во всех случаях всегда читают стихи, берущие за душу, что-нибудь вроде «людей неинтересных в мире нет» и прочее, зрители довольны.
Закончу описанием феерического посещения колхоза. Правительственные автомобили приехали в какой-то не наш, какой-то американский, что ли, поселок. Модерновые дома, стекла во всю стену, клумбы. На центральной площади — Дом культуры, выстроенный, право, Корбюзье, а напротив модерновейшее, сплошь стекло и алюминий, кафе-ресторан. Делегацию провели прямо к столам, и она как села, так больше из-за них и не вылезала. Стол ломился от этих бесхитростных, народных — колхозных! — кушаний с бражкой, огурчиками; блюда разносили красивые молодые колхозницы в национальных костюмах. Огромный, жирный до неправдоподобия председатель колхоза щедро наливал водку полными стаканами и сыпал цифрами достижений, сравнивая: какие когда-то развалюхи были в этом селе, бедность, грязь и как благодаря заботе партии и правительства все чудесно изменилось. Писатели торопливо записывали цифры в записные книжки. Я встал и, старясь не быть замеченным, вышел на улицу, пошел по ней, чтобы как-то убить время до отъезда.
