Сергей Кремлёв - Берия. Лучший менеджер XX века.
По образованию инженер (в 1934 году закончил Московский институт химического машиностроения), Синицын пришел в разведку НКВД в 1937 году по партийному «ежовскому» набору, окончил Школу особого назначения, работал под прикрытием в советском консульстве во Львове еще до присоединения Западной Украины к УССР.
Посылал Синицына, естественно, Берия, но его легальным шефом числился Молотов. И вдруг Синицыну приходит телеграмма: «Срочно выезжайте в Москву для доклада. Молотов».
«Срочно» — не «немедленно». К тому же Синицын — по его же словам — удивился: почему вызывает Молотов, а не Берия. Но выехал в тот же день и сразу же по приезде направился не в НКВД на Лубянку, а в НКИД, в Спиридоньевский…
Выслушав доклад, Молотов отпустил Синицына (которого знал как Елисеева), сказав, что тот может идти «к товарищу Берия»… Далее я передаю прямой рассказ Синицына:
«Через десять минут (после доклада у Молотова. — С.К.) я был уже у Фитина (начальник ИНО. — С.К.) и заметил, что он чем-то взволнован.
— Где ты ходишь и почему сразу не пришел в наркомат? — зло спросил он.
Я начал объяснять… как вдруг по домофону послышался резкий не голос, а бич:
— Явился этот дурак к тебе?
На этот голос Фитин как ужаленный вскочил со стула и ответил:
— Явился.
— Вместе с ним ко мне…
Когда вошли в кабинет, Берия полулежал на кожаном диване и угрюмо, через пенсне (а как же ему, близорукому, еще смотреть! — С.К.) молча осматривал нас. Перебравшись затем к столу и тяжело усевшись в кресло, неожиданно выкрикнул, глядя на меня:
— Ты знаешь, кто ты? — через короткую паузу добавил: — Ты большой дурак.
Я молчал.
Видимо, ему показалось, что я слабо реагирую на его замечание, схватил карандаш и еще резче выкрикнул:
— Ты большой ноль с точкой.
При этом на листе бумаги начертил ноль, карандаш от большой силы нажима сломался, и он резко отбросил его на стол в мою сторону. Я сразу понял, что виной такой выходки наркома явился мой доклад Молотову, и хотел сказать, почему это получилось. Но Фитин, наступив мне на ногу, просигналил молчать…»
А тут я рассказ Синицына прерву, чтобы обратить внимание читателя вот на что… То, что Берия отбросил-де карандаш на стол в его сторону, мемуарист отметить не забыл… Хотя куда-то в другую сторону Берия, сидя за столом, ничего отбросить и не мог, разве что на пол. Синицын-то сидел напротив него. Но вот то, что Берия пригласил их с Фитиным сесть за стол (не на глазах же у наркома Фитин подчиненному на ногу наступал!), Синицын запамятовал! И понятно почему — тогда не складывается целостный образ Берии как несдержанного хама… Но двинемся дальше:
«Я не считал правильным молчаливо выслушивать брань Берии и… сказал, что товарищу Молотову мною не были доложены важные сведения, лично полученные позавчера, о положении на Карельском перешейке и о новом оружии в финской армии.
Берия как-то странно, вопросительно посмотрел на меня и резко выкрикнул:
— Рассказывай все, о чем не говорил Молотову…
Внимательно выслушав сказанное мною, Берия… проговорил:
— Запомни, у тебя один нарком!
Мы вышли из кабинета. В свою очередь Фитин нравоучительно сказал:
— Ты, наверное, понял, что гнев Берии был вызван твоим докладом Молотову, а не ему. При всех случаях ты обязан был сначала доложить своему наркому. Не повторяй этой ошибки…»
Итак, Берия все же самодур? Вот же — прямой свидетель. И не Антонов-Овсеенко, а заслуженный генерал КГБ. Но все ли тут так гладко?
Синицын скончался 31 марта 1995 года (в возрасте 86 лет), а мемуары его подписаны в печать 29 ноября 1996 года, через год после смерти автора. Причем в начале книги имеется стандартная, по сути, для серии «Рассекреченные жизни» приписка насчет того, что издательство за факты, изложенные в книге, ответственности не несет. То есть взятки гладки. Что ж, разумно…
Но и мы поступим разумно, если подойдем к некоторым изложенным фактам с осторожностью. Скажем, провинился ли в действительности Синицын перед Берией? Безусловно! Он оговаривается, что после вызова Молотова известил-де и свой наркомат. Но о точной дате выезда сообщил не в Наркомвнудел, а в Наркоминдел, почему его в Москве на перроне вокзала и поджидал не кто-то из сослуживцев, а работник скандинавского отдела Наркоминдела.
Что, Синицын, не мог, получив вызов Молотова, тут же известить Лубянку и выехать в тот же день (что он и сделал) в Москву, сообщив о приезде не в НКИД, а в НКВД? И сразу же по приезде поехать туда, доложиться прежде всего Берии, а уж потом испросить у него разрешения отбыть к Молотову.
Да капитан ГБ Синицын это не только мог, он это обязан был сделать! НКИД — это прикрытие. А работа — это НКВД! Посылал его в Финляндию не Молотов, а Берия. И обо всех нештатных ситуациях прежде всего должен был узнавать как минимум начальник ИНО Фитин!
Молотов «временного поверенного» «Елисеева» в зад не колол. «Срочно» — не значит в тот же день, так что Синицын имел возможность (по срокам) вначале уяснить ситуацию «дома», на Лубянке, а уж потом «через десять минут» быть в НКИД. Но, как я полагаю, Синицыну хотелось понравиться Молотову… А вдруг из временных сотрудников НКИД да станешь постоянным! А вдруг Вячеслав Михайлович да заберет «Елисеева» из НКВД от Лаврентия Павловича к себе… В Наркоминделе ведь спокойнее, вольготнее…
Так что Синицын, вспоминая эту давнюю историю, не мог не сместить акценты в сторону, для Берии неблаговидную. Верить оценкам Синицына надо с большой оглядкой и потому, что он, как и большинство его высокопоставленных коллег, повел себя в годы «катастройки» не очень-то достойным образом и поплыл по тем мутным волнам, которые вовсю гнали «демократы»….
Так, он сам же пишет, что во время работы в львовском консульстве слышал от местных жителей после начала германо-польской войны: «Приходит наш конец. Почему Советский Союз отдает нас немцам?» И у него же (возможно, впрочем, у политкорректировщиков его мемуаров) хватило совести написать, что он-де не знал, что «наши войска посылаются в Польшу для захвата части ее восточных воеводств по договоренности Сталина с Гитлером». Это Синицын так о том воссоединении украинцев с украинцами и белорусов с белорусами, принципиальную необходимость которого признавал даже империалист Керзон еще в 1919 году и подтвердил Верховный совет Антанты на конференции в Спа в 1920 году!
Так что «…не голос, а бич», «вскочил как ужаленный…», «…полулежал и угрюмо осматривал», «тяжело усевшись…», «…выкрикнул» и т. д. — это так, художественные детали для обеспечения должного восприятия читателем образа Берии…
А вот в то, что Лаврентий Павлович был с Синицыным груб и хлестко назвал его «нолем с точкой», я верю! Во-первых, такое не придумаешь…
А во-вторых, повел себя тогда Синицын действительно как дурак. И вразумить его надо было соответственно, то есть быстро и жестко. Ведь Берии с Синицыным предстояло еще много работать, а линию поведения подчиненный избрал не деловую.
Причем, вразумив и получив от него важную информацию, Берия… тут же прихватил Синицына с собой в Кремль, на доклад к Сталину! Так что не проходит и то возможное объяснение, что Берия, мол, хотел-де выслужиться перед вождем, а Синицын ему карты спутал, дал возможность выскочить-де вперед Молотову. Если бы это было так, если бы Берия был интриганом и подлецом, то он бы, выслушав «Елисеева», просто уехал бы в Кремль без него и всю заслугу добывания ценной информации приписал себе. Ведь о том, что эти свежие сведения привез Синицын, не знал никто, в том числе и Молотов.
Но для Берии было важно дело. А для дела было полезнее, чтобы Сталин и услышал все без испорченных телефонов, и мог бы Синицына расспросить. Вот Берия его к Сталину и привез…
ДА, НА ФАКТЫ, сообщаемые мемуаристами об их личном общении с Берией, можно как-то полагаться. Зато очень нечасто можно полагаться на их же общие оценки. Так, Судоплатов в мемуарах писал, что если до прихода Ежова в НКВД не было следственной части (оперативный работник, работавший с агентами и осведомителями, вел и следствие по делу арестованного, готовил обвинительное заключение и т. п.), то, мол, при Ежове и Берии была создана специальная следственная часть, которая, как он утверждает, «буквально выбивала показания у арестованных… не имевшие ничего общего с реальной действительностью».
Здесь налицо неправомерное соединение в один двух разных НКВД — Ежова и Берии. Причем Судоплатов пишет о том, к чему сам отношения не имел — он был не следователем, а разведчиком.
В действительности же Следственной части НКВД при Ежове не было! Она была создана (вначале во главе с Богданом Кобуловым) уже наркомом Берией, и это его нововведение 12 декабря 1938 года санкционировал сам Сталин. И вот как оценивает новшество Берии член Общества изучения истории отечественных спецслужб профессор Владимир Константинович Виноградов: «Это был первый шаг за многие годы существования советских спецслужб, когда функции розыска и следствия были разделены в интересах их квалифицированного ведения».
