От Александровского централа до исправительных учреждений. История тюремной системы России - Александр Викторович Наумов
Самодеятельные театры существовали в многочисленных лагпунктах Озерлага. Все здесь, начиная от декораций и костюмов, создавалось руками заключенных. Женщины и мужчины находились в разных зонах, поэтому в одних пьесах все женские роли играли мужчины, в других все мужские — женщины. Но это, по воспоминаниям очевидцев, присутствовавших на тех спектаклях, нисколько не умаляло достоинств постановок, по яркости и выразительности встававших в один ряд с работами благополучных профессиональных коллективов.
В репертуаре каждого театра должны были обязательно присутствовать пьесы, прославлявшие советскую действительность, рассказывавшие о строительстве коммунизма. Но кроме этого ставили классические произведения. Заключенный Озерлага В.В. Чеусов вспоминает, как в лагпункте 013 близ Вихоревки заключенные по собственной инициативе построили сцену для театральных постановок, создали небольшой оркестр. Все мелодии музыканты аранжировали по памяти. В этом лагпункте были поставлены оперетты Кальмана и Штрауса.
Были случаи, когда в лагере создавались творческие кружки в обход начальства. Бывший заключенный П.И. Набоков вспоминает: «Дали десять лет по 58‑й, и попал я в Особый режимный лагерь № 7. Вот там фамилия помогла мне выжить. Среди зэков было много интеллигентнейших людей. Один из них — доктор-фтизиатр Товий Николаевич Пешковский. Он заведовал в лагере туберкулезным отделением госпиталя и забрал меня к себе, обучил фельдшерскому делу. Начальство боялось нашего отделения и носа не совало. Пользуясь этим, Пешковский собрал вокруг себя поэтов, музыкантов, философов и основал кружок, который мы назвали «Братское Болдино» (рядом был город Братск). Так я впервые услышал стихи Владимира Набокова, которые Товий Николаевич читал наизусть».
В мае 1957 года в Москве прошла теоретическая конференция по вопросам советского исправительно-трудового права. Собравшимся ученым и практикам предстояло решить непростую задачу: фактически реанимировать разработку теоретических и практических вопросов исправительно-трудового права, а в конечном итоге сблизить науку и практику, оказав реальную помощь работникам исправительных учреждений в деле «|исправления и перевоспитания заключенных». В том же, что спецконтингент как таковой подлежит скорому исправлению и перевоспитанию, никто из присутствовавших не сомневался, поскольку, как сказал один из выступавших, «в социалистическом строе заложены такие возможности, которые создают у нас уверенность в ликвидации преступности». Считалось, что при социализме не должно было быть противоречий между обществом и отдельной личностью. Еще на заре Советской власти в подписанном В.И. Лениным декрете «О лишении свободы и о порядке условно-досрочного освобождения заключенных» указывалось: «…Принимая во внимание, что, лишая свободы лиц, признанных для советского строя опасными, судебные и административные органы Советской республики должны преследовать цель: 1) поставить таковых лиц в физическую невозможность причинить вред и 2) предоставить им возможность исправления и приспособления к трудовой жизни.
Совет Народных Комиссаров постановляет: установить следующие общие начала изоляции лиц, признанных опасными для Советской республики, и перевода их от более строгих форм изоляции к менее строгим, вплоть до досрочного освобождения от наказания.
1. Установить высший предел наказания лишением свободы, а также принудительными работами без содержания под стражей в пять лет».
Весьма примечательно, что вплоть до начала 1930‑х годов в практике судебных инстанций еще сохранялись «несерьезные» приговоры за уголовные преступления: лишение свободы сроком в один месяц и даже… в один день! Осужденные на более длительный срок имели право на ежегодный отпуск, а по отбытии двух третей срока — на условно-досрочное освобождение…
Но вернемся к событиям середины века. В 1957 году на уровне Совета Министров и ЦК КПСС было принято решение о новом порядке содержания под стражей: теперь осужденные к лишению свободы должны были отбывать наказание в пределах области, края, республики по месту жительства или по месту осуждения. Большая роль в деле исправления осужденных отводилась общественности. При исполнительных комитетах местных Советов депутатов трудящихся создавались постоянно действующие наблюдательные комиссии из представителей профсоюзных и комсомольских организаций. Такие комиссии должны были осуществлять постоянный контроль за деятельностью исправительно-трудовых учреждений и оказывать помощь в перевоспитании спецконтингента на основе приобщения осужденных к общественно полезному труду. Члены комиссий могли «в любое время посещать исправительно-трудовые учреждения, проверять их работу, производить прием заключенных, знакомиться с их личными делами, получать от администрации документы, необходимые для работы комиссии, вносить на обсуждение исполкома вопросы, связанные с выполнением Положения об исправительно-трудовых учреждениях, ставить вопрос о досрочном освобождении заключенных», а главное, наблюдательные комиссии должны были «содействовать трудоустройству лиц, освобождаемых из мест заключения».
Рекомендовалось использовать и другие формы взаимодействия с общественностью: шефство различных организаций над исправительно-трудовыми учреждениями, связь заключенных с теми коллективами, в которых они работали до ареста, посещение исправительно-трудовых учреждений родственниками заключенных. Общей задачей всех мероприятий, осуществлявшихся в рамках взаимодействия заключенных с общественностью, являлось «обращение коллектива заключенных в «социальный организм» и приучение заключенных жить в таком социальном коллективе, не вступая с ним в конфликты». По этому поводу на всесоюзной теоретической конференции по вопросам советского исправительно-трудового права в мае 1957 года особо подчеркивалось: воспитание сознательного соблюдения заключенными требований режима обеспечит по освобождении из места заключения такое же сознательное выполнение этими лицами правил социалистического общежития.
Что же происходило на практике? Сотрудникам уголовно-исполнительной системы приходилось прилагать немалые усилия, чтобы контролировать положение дел в местах заключения. В 1957 году руководство Ангарского ИТЛ и политотдела приняло решение о разложении воровских группировок и развенчании так называемых воровских авторитетов перед всеми осужденными. Был составлен развернутый план мероприятий, которым предусматривалось вовлечение в эту работу сотрудников разных служб: оперативно-режимных работников, сотрудников политаппарата, службы военизированной охраны… В подразделениях, согласно этому плану, началась работа по подбору актива, поиску с их помощью компрометирующих материалов на воров. Полученные агентурным путем, а также от активистов сведения, рассказывавшие о нарушениях ворами их неписаного закона, публиковались в многотиражной газете политотдела, которая рассылалась в подразделения.
После такой подготовительной работы, руководством ИТЛ и политотдела были проведены общие собрания осужденных, они проводились в более крупных подразделениях, где воровские группировки были особенно большими. На этих собраниях каждому вору давалась исчерпывающая характеристика, развенчивавшая его так называемый воровской авторитет. А под конец собраний ворам объявлялось: либо они отрекаются от своих воровских званий, о чем заявляют публично (вор в законе, заявивший об отречении публично, переставал им быть), в результате чего продолжают отбывать срок в данном подразделении, не подвергаясь никакому наказанию, либо они, как прежде, остаются ворами, но тогда их водворят в бараки усиленного режима (буры) с соответствующими более строгими условиями отбывания наказания.
Отрекшихся оказалось много. Однако были и такие, кто предпочел остаться в прежнем «звании». Впоследствии и от этой части произошел отсев, а уже через два года в Ангарском ИТЛ,
