Сергей Кремлёв - Зачем убили Сталина?
В докладе говорилось:
«Позиция СССР в отношениии США, Англии, Франции и других буржуазных государств ясна… СССР и сейчас готов к сотрудничесту с этими государствами, имея в виду соблюдение мирных международных норм и обеспечение длительного и прочного мира… Советская политика мира и безопасности народов исходит из того, что мирное сосуществование капитализма и коммунизма и сотрудничество вполне возможны… Уже сейчас более трезвые и прогрессивные политики…не ослепленные антисоветской враждой, отчетливо видят, в какую бездну тащат их зарвавшиеся американские авантюристы, и начинают выступать против войны… Встав на этот новый путь, европейские и другие страны встретят полное понимание со стороны всех миролюбивых стран…»
В докладе ЦК говорилось и о том, что экономика США и других стран Запада находится в застое… В то же время во «внутреннем» разделе было сказано о бурном развитии экономики СССР. Историк Ю.Жуков по этому поводу иронизирует, но так ведь тогда и было. Даже США, во второй раз насосавшись золота, крови и пота народов за счет организованной Золотой Элитой мировой войны, не были способны поддерживать относительно высокие стандарты массового потребления без милитаризации экономики и без постоянной подпитки извне, обеспеченной системной эксплуатацией остального мира.
А СССР за семь послевоенных лет преобразился – уже не развалины определяли облик его городов и сел на бывших оккупированных территориях. Ушли в прошлое первые послевоенные голодные годы. Бурно росло население, а детей в атмосфере социальной неуверенности и пессимизма охотно не заводят. Вузы выпускали до 200 тысяч выпускников в год, к которым прибавлялось примерно 300 тысяч новых выпускников техникумов.
Не была, конечно, инициативой Маленкова и его открытая атака на коррупцию. В качестве примера была приведена Ульяновская партийная организация, где – как сообщал доклад ЦК: «часть хозяйственных, советских и партийных работников из руководящей верхушки областной организации морально разложилась, встала на путь казнокрадства растаскивания и разворовывания государственного добра».
Доклад констатировал:
«Создалась известная опасность отрыва партийных органов от масс и превращения их из органов политического руководства… в своеобразные административно-распорядительные учреждения… ‹…› Партии нужны не заскорузлые и равнодушные чиновники, предпочитающие личное спокойствие интересам дела, а неутомимые и самоотверженные борцы за выполнение директив партии и правительства, ставящие государственные интересы превыше всего…»
И далее Маленков заявлял: «У руля руководства в промышленности и сельском хозяйстве, в партийном и государственном аппарате должны стоять люди культурные, знатоки своего дела».
Такие мотивы не могли нравиться «партоплазме» – поскольку предвещали ей лихие дни. Не могли они нравиться и нашим внешним врагам – поскольку предвещали лихие дни той «партоплазме», на наличии которой в СССР внешние враги строили далеко идущие расчеты.
Не могли эти мотивы радовать и Хрущева. Хотя в докладе Маленкова не было камешка в «огород» единолично Хрущева, тезис доклада о необходимости умного руководства изрядно ущемлял гипертрофированное самолюбие Хрущева. И ущемлял не только потому, что с культурой у Никиты Сергеевича было слабовато, а еще и потому, что весной 1951 года секретарь ЦК и первый секретарь Московского обкома Хрущев серьезно оплошал. 4 марта 1951 года он опубликовал в «Правде», а также в газетах «Московская правда» и «Социалистическое земледелие» статью «О строительстве и благоустройстве в колхозах», где предлагал массовое сселение деревень в крупные колхозные поселки типа «агрогородов» и рассматривал это как «важнейшую задачу организационно-хозяйственного укрепления колхозов».
Можно с уверенностью утверждать, что статью писал не Хрущев. Можно предполагать и то, зачем она была Хрущеву кем-то подсунута. С одной стороны это был, говоря языком современным, «популистский» шаг, рассчитанный на «набор» Хрущевым «очков» прежде всего у подмосковных колхозников – им ведь обещали городскую жизнь на селе. С другой стороны, подлинным инициаторам такой статьи заранее было ясно, что Сталин Хрущева крепко взгреет за, мягко говоря, несвоевременное прожектёрство.
Сталин Хрущева и взгрел – правда, не публично. 2 апреля 1951 года было принято соответствующее Постановление Политбюро. Хрущев оправдывался, но – зная его мстительность, те, кто его подзудил, могли быть уверены, что дополнительный «зуб» у Хрущева на Сталина появился. А это было для кое-кого моментом положительным, обнадеживающим.
После Маленкова выступил с программным докладом по пятилетнему плану Сабуров. Зачтение проекта директив по пятилетнему плану было длительным, потому что план не просто впечатлял. Контрольные цифры рисовали качественно иную страну.
Затем начались прения по отчетному докладу ЦК и докладу Председателя Госплана СССР.
Когда-то партийные съезды шли в атмосфере, порой весьма накаленной и жесткой, что было объяснимо. Троцкисты, «левые» зиновьевцы, «правые» бухаринцы, «рабочая оппозиция», «новая оппозиция», «сталинское ядро ЦК» – когда-то всё это и определяло жесткость противостояния чуть ли не до драк. Теперь всё это было в прошлом, и тон рядовых докладов уже не был задиристым.
Внешне все выглядело благопристойно: выступали секретари республиканских ЦК и обкомов, председатели республиканских Совминов и союзные министры… Выступали украинский секретарь Мельников, азербайджанский Багиров, литовский Снечкус, молдавский Брежнев, Андрианов из Ленинграда… Выступали «нефтяной» министр Байбаков, министр черной металлургии Тевосян и министр судостроения Малышев, маршал Василевский и писатель Корнейчук… С обширной речью – но сути, с программой в сфере продовольственной политики, пищевой и легкой промышленности – выступил Микоян.
Выступал и Берия – 7 октября. Я не буду останавливаться на его речи подробно, ограничившись несколькими замечаниями. Скажем, уже известный нам Абдурахман Авторханов пишет, что Берия-де произнес не только самую большую на съезде речь, но и что она была единственной живой речью, наполненной, впрочем, «славословиями Сталину». Но это было не совсем так, ибо как раз в речи Берии славословий не было, зато много говорилось об успехах национальных республик.
Также известный нам историк Юрий Жуков усмотрел в докладе Маленкова и речи Берии некую скрытую борьбу между «ястребом» Берией и чуть ли не «голубем» Маленковым. Однако и это, конечно, не так! Да, Берия сказал, что США «боятся мира больше, чем войны, хотя нет никакого сомнения в том, что, развязав войну, они только ускорят свой крах и свою гибель». Но из чьих же уст, если не из уст главы советского Атомного проекта Америка должна была услышать вполне уместное предупреждение относительно неуместности силовых авантюр против СССР?
Речь Берии была велика. Однако и доклад Микояна был огромен. Причем при всей его загруженности цифрами, он и сегодня читается как поэма – так соблазнительно выглядели в нем перспективы, открывающиеся в СССР не только для рядовых едоков, но и для привередливых лакомок.
Объем доклада Булганина (к слову, весьма пресного) тоже был вряд ли меньшим, чем у Берии. Да и по живости речь Берии была отнюдь не исключением. Екатерина Фурцева – тогда секретарь Московского горкома партии, выступала весьма ярко и говорила, например, так:
«О какой критике и самокритике может идти речь, скажем, в Физическом институте Академии наук СССР, где 102 работника состоят в родственных отношениях, причем часть из них находится в непосредственном подчинении друг у друга?»
Фурцева же рассказала о таком случае… 31 мая 1952 года в Министерство речного флота СССР поступило письмо из Госснаба СССР с просьбой о продвижении важного груза. 5 июня соответствующий главк подготовил ответ и передал его на подпись заместителю министра Вахтурову. Через шесть дней ответ вернулся в главк с визой Вахтурова «Освежите»…
Под смех зала Фурцева рассказывала:
– Письмо «освежили», поставили 4 новые визы и вновь направили к замминистра…
Однако Вахтуров вновь вернул его, теперь уже через восемь дней, с припиской: «Написано слабо».
– Письмо «усилили», – продолжала рассказ Фурцева, – поставили 5 новых виз, но через пять дней письмо вернулось перечеркнутым.
А 30 июня на новом варианте появилась виза Бахтурова: «Заместителю начальника главка т. Соловьеву. Мною сообщено о принятых мерах в Госснаб но телефону и письмо посылать не будем».
– Таким образом, – резюмировала Фурцева, – понадобилось тридцать дней бесплодной переписки, в то время как вопрос можно было решить в течение нескольких минут…
ОСОБО же я остановлюсь на первой из произнесенных на съезде речей Сталина. Нет-нет, «продвинутые» «россиянские» «историки» могут не волноваться – я не зарапортовался. Формально Сталин на съезде выступил один раз – 14 октября. Однако съезд еще до этого услышал фактически сталинскую речь в исполнении его многолетнего помощника и секретаря А.Н. Поскребышева.
