Перо и крест - Андрей Петрович Богданов
„Патриархи же послушали его, - констатирует дьякон Федор, - и творить так стали, а не спорили ничего, только потакали"42. Достоверность этого рассказа укрепляется тем, что старовер не старается выгородить восточных патриархов или показать, что они были обмануты никонианами. Паисий александрийский и Макарий антиохийский действительно считали старый обряд еретическим новообразованием. В этом смысле соборный приговор вполне соответствует их взглядам. Следует, однако, учитывать, что это были взгляды приехавших в Москву греков, греков нанятых, а не греческого (точнее - восточного православного) духовенства вообще.
Не следует думать, что обрядовое безумие и стремление истребить малейшее обрядовое инакомыслие охватывало в XVII веке не только Россию, но и весь православный Восток. Здравый и совершенно справедливый даже с точки зрения сегодняшнего богословия взгляд на обрядовые различия авторитетно выразил в 1555 году константинопольский патриарх Паисий, писавший от своего имени и от лица константинопольского собора. Отвечая на множество вопросов, заданных Никоном, Паисий указал, что волнующая Никона разница в обрядах не только не предосудительна, но и нормальна, естественна и закономерна; она никоим образом не может вызывать разделения и свар в единой православной церкви.
Единение православия, писал константинопольский патриарх, состоит „в одном и том же исповедании веры, с одним разумением и с одной мыслью… Ты жалуешься сильно на несогласие в кое-каких порядках, существующих в поместных церквах, и думаешь: не вредят ли эти различные порядки нашей вере? В ответ на это мы похваляем мысль… но исправляем опасение… Если случится, что какая-нибудь церковь будет отличаться от другой какими-либо порядками, неважными и несущественными для веры, или такими, которые не касаются главных членов веры, а относятся к числу незначительных церковных порядков, каково, например, время совершения литургии, или вопрос о том, какими перстами должен благословлять священник и подобные, - то это не должно производить никакого разделения, если только сохраняется неизменно одна и та же вера.
„Это потому, - объясняет патриарх, - что церковь наша не с самого начала получила тот устав чинопоследований, который содержит в настоящее время, а мало-помалу". Что-то устаревает, что-то вводится вновь, справедливо приводит примеры Паисий. „При всем том, так как сохранялась одна и та же вера всеми поместными церквами, то это различие в чинопоследованиях не могло тогда служить основанием признавать их еретическими или схизматическими. Не следует нам и теперь думать, будто извращается наша православная вера, если кто-нибудь имеет чинопоследование, несколько отличающееся в вещах, которые не принадлежат к числу существенных - или членов веры: лишь бы соглашался в важных и главных с кафолической церковью" - то есть с православным исповеданием.
Не раз и не два патриарх втолковывает Никону, что поднятые им вопросы не имеют значения, что креститься и благословлять можно, в конце концов, любыми пальцами, „лишь бы только благословляющий и благословляемый имели в мысли, что это благословение исходит от Иисуса Христа при посредстве руки священника", и так по всем вопросам… „Что же касается полемики, - пишет Паисий, -…то умоляем именем господа нашего Иисуса Христа, да прекратит ее твое блаженство, со свойственной тебе разсудительностью, рабу бо Господню не подобает свариться (2 Тим. 11: 24), и особенно в вещах, которые не принадлежат к числу главных и существенных и членов веры! " [43]
Не следует забывать также, что неоднократно приглашаемые участвовать в русской обрядовой полемике восточные патриархи отказывались делать это даже за большие деньги, а те, кого удалось все-таки завлечь золотым тельцом в Москву, были извержены восточным духовенством и судили, будучи лишенными сана. Строго говоря, не греки прибыли в Россию проводить свою церковную линию, а Москва получила то, что хотела и чего была достойна. Чего стоит, в конце концов, восстановление Паисия и Макария на патриарших престолах с помощью турок и мусульманского великого муфтия! Паисий Лигарид и бывший архимандрит афонского Иверского монастыря Дионисий, кормившийся в Москве более 15 лет (с 1655 по 1669 год), конечно, имели свои соображения, но все-таки в первую очередь они являлись слугами (вернее, даже прислужниками) российского самодержца. Можно ли было ожидать, что в существенном вопросе они все пойдут против воли своего нанимателя (располагавшего в качестве одного из аргументов Сибирью)?!
Роковое решение о старом обряде и старообрядцах, официально расколовшее русскую православную церковь, было принято на основе „сердечного согласия" греков и русских. Возможно, молчаливое русское большинство на соборе 1666 - 1667 годов и не одобряло столь крутого решения (чем может объясняться относительная мягкость решений русского собора 1666 года), но Павел, Иларион, Иоаким и иже с ними, активно выступавшие от имени русской церкви, могли ли они не одобрять жестокой расправы над староверами, которую сами неукоснительно вели до соборного приговора и которую с удвоенной свирепостью продолжали после собора?! Помимо того что соборное решение не было бы принято без одобрения царя Алексея Михайловича, оно никогда не было бы реализовано без его сознательного и целеустремленного содействия. Именно царские воеводы хватали и казнили староверов, именно царь отдал приказ о разрушении русской святыни - Соловецкого монастыря, - и с его одобрения каратели вешали монахов за ребра. То, что он из сентиментальности или в страхе перед грядущей расплатой щадил Аввакума, не дает никаких оснований переложить вину за раскол русской церкви с царских плеч на плечи нанятых им иноземных судей.
Наконец, очевидно, что из решений собора 1666 - 1667 годов выполнялись лишь те, что пришлись по душе, вызывали одобрение служителей официальной церкви. Так, осуждение Стоглава никогда не действовало, авторитет Максима Грека нисколько не пострадал, а повесть о белом клобуке, это „лживое писание", по выражению соборного приговора, продолжала оставаться одним из высокочтимых произведений: на нее ссылался и ее использовал даже Игнатий Римский-Кор-саков, один из образованнейших полемистов и активнейших преследователей старообрядчества. Решение же большого церковного собора о расколе оказалось живым и действенным - это главное, что не позволяет даже при большом желании приписать его исключительно проискам заезжих греков.
* * *
Кого же, если не экс-патриархов Паисия александрийского и Макария антиохийского вкупе с Паисием Лигаридом и подобными ему, мы должны назвать раскольниками? Думаю, сказанного достаточно, чтобы ответить на этот вопрос. Это самодержавная власть: царь Алексей Михайлович со своими подручными и своими предшественниками, утверждавшими единомыслие и единообразие как единственные законные формы мысли и жизни. Это многие представители русского духовенства, зависимые от светской власти и тщетно пытавшиеся преодолеть эту зависимость, но требующие „не рассуждать!" в духовной сфере. Это патриарх Никон и его единомышленники, посеявшие
