Борис МИРОНОВ - СТАТТЬИ, ВЫСТУПЛЕНИЯ
На издательском поприще тогда стала разворачиваться борьба за юные души. С Запада хлынула мутная волна боевиков, ужастиков, дешевых детективов, страшные по своему стилю, словарному запасу, построению строки…Человек, читающий их два- три года, перестает воспринимать, усваивать строку Достоевского, Толстогo, Бунина… Как можно противостоять этой азартной, заразной литературе? Найти литературу не менее интригующую, но абсолютно другого нравственного содержания, другого языка. Так мы вышли на книги старинных, дореволюционных библиотек, на которых воспитывалось дворянство. Вот "идейные" истоки известной нашей серии "За счастьем, золотом и славой".
В самом начале своего директорства на встрече с Правлением Союза писателей России, которое возглавлял тогда Юрий Васильевич Бондарев, я подробно рассказал о своих планах. Не без скептицизма это было воспринято, но удалось сделать все, кроме одного. Не успел запустить cepию "Российские самодержцы". В это время меня и пригласил к себе на беседу Шумейко. Вместо запланированных 15 минут проговорили два часа. Он и рекомендовал меня Президенту…
Началось дикое сопротивление. К Президенту пошли люди типа Александра Николаевича Яковлева, доказывающие, что моя кандидатура - pоковая ошибка. Анатолий Алексин дважды звонил в Администрацию Президента из Израиля и возмущался самой перспективой подобного назначения. Когда же Указ о моем назначении вышел, Яковлев запретил его давать в эфир, заявив: "Этот указ мы еще отобьем". Возможно, так бы оно и случилось, да Президент на следующий день в 6 утра улетел в Казахстан.
- Все-таки как удалось убедить Ельцина назначить Миронова на министерский пост? - Я знаю о том только со слов Шумейко. Ельцин неделю колебался: "Что-то много им недовольных. Чем это он так людей против себя настроил?" - "Книгами своими, - отвечал Шумейко. - Не всем нравится то, что он издает". - "А что он такого издает?" - "Ильина, например", - отвечает Шумейко. И происходит нечто странное, неправдоподобное. "А, так это он Ильина издает, - говорит Президент и со словами: "Ну, пусть издает больше", - подписывает Указ.
- Невероятно! - Да нет, все же невероятного в том ничего нет, если хорошо знать Ельцина. А я в свое время, будучи корреспондентом "Правды", вместе с Таней Самолис, нынешним пресс-секретарем внешней разведки, пять часов без пятнадцати минут разговаривал с Ельциным. Он сам по себе никто и ничто - ни ума, ни образования. Зато у него звериный инстинкт власти. Ради власти он готов быть кем угодно - коммунистом, демократом, либералом, националистом… Лишь бы это давало ему власть. В 1993 году он всерьез задумывался ухватиться за национальную идею, чтобы укрепиться во власти. Создавалась специальная комиссия во главе с Шумейко для разработки такой программы, но, увы, люди противоположных устремлений в окружении Ельцина оказались сильнее, изощреннее, напористее. Да и Запад не дал Ельцину "оступиться". Все самое худшее, но шустрое и нахрапистое захватило инициативу в президентской команде и выиграло…
- Чувствую по настроению и тону, что, выбирая работу на вкус, ты выбрал бы работу министра…
- Да, хорошая работа, когда у тебя люди, деньги, власть, ты знаешь, что хочешь сделать - можно многое сделать.
- И что же удалось сделать тебе? - Начал с того, что попросил карту полиграфических, газетных мощностей России. На меня вытаращили глаза: отрасль такого не имела. Стали делать. И те, кто делал эти карты, люди, проработавшие десятки лет в отрасли, сами были ошеломлены результатами работы. Оказалось, например, что от Владивостока до Урала полиграфических мощностей по производству книг в твердом переплете в два раза меньше, чем у одного только "Красного пролетария" в Москве. А цены на транспорт к тому времени уже скакнули вверх, система централизованного распределения рухнула. Надо было срочно пересматривать программу развития отрасли. Идея проста. Определяем, например, ключевое - в полиграфическом оборудовании. Какие машины Россия будет сама производить, какие будет покупать, при этом надо учитывать, что какие-то машины мы будем покупать временно, пока не наладим выпуск своих, а какие-то собираемся, это выгоднее, покупать за границей всю жизнь. Отсюда совершенно иные у нас должны налаживаться отношения с продавцами. Одно дело покупаем партию машин, другое дело собираемся у этого производителя всю жизнь покупать машины. При этом мы всегда должны наперед учитывать, чтоб не создалась такая ситуация, при которой из-за введенного эмбарго может остановиться полиграфия России. Это был период, когда Запад стал разрушать российское производство. Расчет был прост. Сначала заманить наших издателей к себе низкими расценками, тем самым, оставив наши типографии без заказчиков, обезденежить их, а потом, подняв расценки, за бесценок скупить наши рухнувшие типографии. Но и внутри страны "жучков" хватало. До меня уже были "сверстаны" объемы и адреса субсидий отрасли. Исключительно - Москва. Они делали так: активно вкладывали в стройку и оборудование госсредства, чтобы затем все это успешно приватизировать за копейки. В начале года - бюджетные ассигнования, в конце года - приватизация. При мне же деньги пошли в сторону Урала, Сибири, Дальнего Востока, - туда, где слабая полиграфическая база. Все эти Батурины, Сатаровы, немедленно нашептали Ельцину что Миронов - московский резидент сибирской мафии… Ну не любят они, когда что-то мимо их рта.
- Но у них больше власти, больше влияния на Президента. Твое-то оружие какое? - Мне говорят: строй то-то и то-то, дай денег тому-то и тому-то. При этом никаким обоснованием себя не утруждают, обоснование у них всегда одно - корысть. И все это тихо-мило, обняв за плечо, или попридержав за локоток у банкетного стола… Я же публично, официально доказываю другое. Им крыть нечем, одно им только и остается - Миронова сносить.
- То есть, как шарахнешь: за кого меня принимаете! - Да нет, тоже играю, тоже хитрю. "Хорошо, - говорю, - разберусь, доложу". Действительно, разбираюсь, действительно, докладываю: так, мол, и так, выполняя ваше поручение о финансировании того-то и того-то, докладываю… И дальше, честь по чести, всю подноготную тoгo или иного проекта, того или иного издания. Но хитрость-то в чем состоит: он же меня по-дружески, по-свойски, по-приятельски просит миллиард-другой удружить. Если бы у него были основания эти государственные деньжищи туда официально направить, разве б он меня просил, он потому на ушко и просит, хорошо понимая, что делает нечистое. А я ему очень дружески, верноподданически, но официально: "Выполняя ваше распоряжение"… Он в темноте и за кулисами, а я на свет, перед всем миром. Ведь пока до него мой ответ дойдет, это же официальный ответ, он будет дважды зафиксирован, внесен в электронную память, и все отныне и довеку будут знать, кто и о чем просил Миронова, и всяк читающий поймет, что просьба к Миронову не совсем корректна была. Он же от моей солдафонской исполнительности на стенку лезет, но в другой раз уже с подобной просьбой не подойдет, однако теперь будет делать все возможное, чтоб от "непонятливого" или дурака валяющего Миронова избавиться. Их правило очень жесткое: или ты им служишь, или - пошел вон…
- До меня ведь только потом, намного позднее твоей отставки дошло, что тебе тогда никто не помог. Но хоть родной писательский цех пару слов за тебя замолвил? - У меня за плечами было директорство, да еще таким крупным издательством, как "Советская Россия", чтобы представлять реально и трезво наш с тобой профессиональный цех. Да за все годы директорства не нашлось ни одного писателя, ни одного!, не из "здравствующих классиков", не из "литературного начальства", кто бы похлопотал не за себя, а за кого другого. Кто бы сказал: "Давно не печатали такого-то" или "Есть такой-то писатель, хорошо бы его поддержать". Только о самих себе, дорогих и любимых. Единственная Жанна Бичевская попросила за покойного омского поэта. Единственная! И этот писательский "пупизм" по-прежнему в нас, ведь мы до сих пор избегаем трезво и честно взглянуть на себя, осознать свою разрушительную, уничтожительную pоль в судьбе России. Вот есть Калашников и все, весь мир знает и ценит автоматы Калашникова, есть конструкторы "МИГов" и "Тополей", есть сталевары и шахтеры, каждый из них может отчитаться сделанным для России, а что сделали мы, писатели, которым государство создало великолепные условия труда: прекрасные дома творчества, пансионаты, гигантские тиражи, огромные гонорары, награды, премии, поездки за границу, квартиры и поликлиники. А что в итоге? Крестьянин кормил, врач лечил, ткач одевал, шахтер обогревал. А что сделал наш брат-писатель, которому государство доверило душу человека, его воспитание? Что он слепил, кого воспитал? - Но согласись, не слишком-то комфортно было писать в такой золотой клетке…
- Ах, бедные мы, бедные, то нам слишком голодно, то нам слишком сытно! Нет уж, давай по конечному результату… А воспитали мы предателей, разрушителей России, всех этих воров. Ведь грабить страну принялись наиболее грамотные, образованные люди России, знатоки и ценители ведущих советских авторов, вспомни, как хвастались знанием книг наших живых классиков те же Горбачев и eгo супружница. Где герои, где воины, где защитники России в нашей литературе? Где Сергии Радонежские, Гермогены, Ермаки, Невские..? Одни полупьяные Африканычи. Но какой гонор остался в нас! Получает писатель премию журнала "Кто есть кто" в роскошном ресторане-подвальчике и скулит: "Были времена, когда "Золотую звезду" Героя Соцтруда, Государственную пpeмию получал в Кремле, а теперь вот - в подвале". До сих пор не дошло до него, что не слюни надо пускать по кремлевским наградам, а сложить в узелок все свои регалии и вернуть их как не за что полученные.
