Журнал Знамя - Знамя Журнал 6 (2008)
Повезло. Большинство просителей попадало совсем в глухие места, такие как Страж, Сэч, Збышев или Кашава. При одинаковом послаблении режима порядок жизни там оставался прежним: есть и спать в пределах зоны. Счастливчиками считали тех, кто оказывался в Бэле Ежова. Близость автомобильного завода позволяла работать (несмотря на запрет), не расходуясь на жилье и харч. Лагерь обеспечивал все.
В том числе, успокоение нервов. Для чего в столовой всегда находилась емкость бесплатного чая. С бромом. Никакая другая вода для питья в лагере не пригодна, кроме этого чая. Вот и пьешь. Потом спокойно смотришь телевизор и не маешься ни тоской, ни скукой. Некоторые в таком состоянии пребывают долгие годы.
Жили мы на краю Костельца, в казармах бывшей советской воинской части. На улице Красной Армии. В город захаживали пиво пить.
Городок, конечно, булыжный. На желтой ратуше бьют часы. Мраморные ангелы стерегут покой усопших. Тихо везде, не только на кладбище. Идешь по каменной улочке - ни встречных, ни поперечных. На дверях ювелирной мастерской объявление: “Жителей лагеря просим не стучать и не входить”. А так обслуживают везде. Если молчком, кто же догадается, что ты “житель лагеря”? Улыбайся, главное. Лицо расслабь.
Второй месяц я без расходов и помех познавала Чехию. Был горный восток, теперь, пожалуйста, центральная равнина. Куски разноцветной пашни до самого горизонта. Выглянешь утром в окно - поле люцерны уже убрано. Кто, когда успел? Покой, тишина.
За воротами лагеря привычная подавленность исчезала. Я гуляла по полям, сидела на берегу Орлицы. Говорливая речка приводила душу в порядок.
Может, решение уехать из дома не было столь уж спонтанным? Может, это провидение озаботилось, вырвав меня из тупика ежедневности. Какую радость я получала, застряв на этапе конфликта со всем и всеми? Безрадостность чужбины была лишь естественным продолжением прежнего раздрая. Сгустившемся “в давно разоблаченную мороку”.
В Костельце над Орлицей что-то стало сдвигаться в настроении. Я поняла, что последний раз так бездумно, бесцельно, спокойно слонялась в детстве, лет шести.
Рыбацкая деревня Пулонга на берегу Белого моря на период путины погружалась в тишину и ожидание. Девочке никто не мешал знакомиться с миром. Ничего, кроме природы, в Пулонге не было.
Как и в Костельце, слава Богу. Замшелые пни, трава по пояс, хруст рассыпанных желудей, неожиданная скамья в глубине леса - это было так значительно, так нужно мне. Восстанавливало давно нарушенное равновесие.
Я целыми днями бродила по окрестностям. Растаскивала по обочинам расползшихся после дождя улиток, огромных, как вареники. Поражалась обилию живности всякого рода. Провинция России уже не может похвастать ни вольными табунами жеребцов, ни рыбными бурунами в речках. Здесь это обычное дело. Кролики прыгают, косули пасутся. Пара диких уток заводит семью. Я хожу, смотрю. Никто меня не боится. Набрела на страусиную ферму - ни одна собака не выскочила облаять. Любой прохожий с тобой здоровается.
Чем не жизнь? В таком покое или медовый месяц проводить, или на старости лет мемуары в благополучии писать. Может, когда-нибудь я за этим в Костелец и вернусь. Сниму домик возле Частоловицкого замка (XIII век), где экскурсии проводит вернувшаяся из эмиграции наследная графиня, и стану жить-подытоживать.
Но быть приживалкой на чужой земле невыносимо. Я стыдилась беженского положения. Игра с государством в кошки-мышки затянулась. Пора было ускорить финал. На это потребовалось еще три месяца.
Полиция разрешила мне уехать в Прагу. Но каждые две недели велено было возвращаться в лагерь на отметку - вот ваш упырхлик, в наличии, под надзором и контролем.
В Праге я попала в руки знаменитой Ренаты.
Первая наша встреча произошла еще до моего ареста, в “Подкове”. Ухоженная пятидесятилетняя баба, всегда в узких юбках, с двумя мобильниками на поясе. Когда на своей “Тойоте” она по утрам подъезжала к комплексу, Марийка материлась. Работа, которой она нас заваливала, должна была компенсировать ее собственное безделье. Не помню, наблюдала ли она облаву, но когда я вернулась из участка, Рената все уже знала.
- О? - удивилась она. - Отпустили? Будешь работать?
- Нет, я за вещами. Еду на азил.
- Вот оно как. Это хорошо, - задумчиво сказала Рената. - Ну, давай я тебя на прощание пивом угощу.
За пивом выяснилось, что мы землячки. Я из Нижнего, она из Чебоксар.
- Нет-нет! Я тебя не брошу. Оставь телефон, что-нибудь придумается.
И когда “придумалось”, - вызвонила. Я уехала из сонного Костельца в Прагу. К ней.
Рената жила одиноко в съемной двухкомнатной квартире. Одна комната полностью предоставлялась мне. Рыжая мебель на белом полу, зеркало в полстены - после углов, после железных нар лагеря это было как счастье. Стоимостью шесть тысяч крон в месяц.
- Деньги будут, не беспокойся, - заверила Рената. - Давай праздновать возвращение.
Благодаря этой женщине, я узнавала и видела немало нового и любопытного. Неудобств перенесла тоже немало. С ней всегда нужно было быть начеку, настороже, вранье и выгода правили здесь бал. Но эмигрантское одиночество расслабляло даже такую профуру, как Рената. Тогда на стол выставлялась водка, закуска (ничего дешевого!), и мы напивались под ее рассказы о себе.
Послушать было что.
Огонь, вода и медные трубы стали в жизни Ренаты обычным делом. Полтинник в итоге ознаменовался тем, что жила героиня пятый год в Чехии, знала всех и вся, и ее тоже знали. Мне довелось присутствовать на ее юбилее. Прислуживала, по сути дела, разномастным гостям. Чехи, немцы, русские, сербы и даже дама из Черногории, где у хозяйки намечался совместный туристический бизнес. Только не было за праздничным столом ни ее детей, ни мужа. Рената давно с семьей разлучилась. А жила на деньги, про которые однажды намекнула: это многие-многие тысячи долларов. Историю состояния не скрывала.
Далеко не красавица, Рената добивалась всего с помощью переднего места. Затем уже подключался и ум, и сообразительность, и хватка, и деловое умение рисковать, чего бывшая продавщица секции спорттоваров не была лишена. Но пушистое междуножие употреблялось как главное и безотказное орудие.
Когда юная Рената за какие-то десяток лет доросла до руководителя отдела в республиканском министерстве торговли, дурак понял, что карьеру она сделала. Ее муж по-прежнему оставался простым шофером, самостоятельно воспитывал сыновей.
Чиновницу подвела недальновидность. По конкретному делу соскучилась. Побывав с проверкой в ювелирном магазине, она пожелала стать его директором. При любовнике-министре быть еще и хозяйкой медной горы - это сулило небывалые возможности.
Всего год Рената распоряжалась развалами драгоценностей. Нагрянувшая ревизия вскрыла недостачу камней и золота.
Два года провела наша девушка (а то! к тому времени ей было всего 32 года) в следственном изоляторе. До суда дело не дошло. Понятно, с помощью чего и кого, хотя исчезнувших драгметаллов вернуть государству она не смогла.
- Я все с себя сняла! Я даже у матери забрала все подаренные побрякушки. Больше ничего не было, честное слово!
Как в чисто поле вышла Рената из стен темницы. Ждал ее благоразумно не брошенный муж с детьми.
Но не долго длилось семейное затишье. Наступила пора частных кооперативов, поднявших на дыбы залежи народной предприимчивости. Как тут было обойтись без Ренаты, ее связей, опыта, знания каналов и ходов. Ее позвали, и она вошла в долю по созданию, не более не менее, лесопильного и деревообрабатывающего производства.
На снимках той эпохи я разглядывала Ренату, лохматой рыжей химией ярко выделявшуюся среди толпы однообразно-серых мужчин. Организатор предприятия - бывший главврач, а ныне компаньон и, конечно, любовник, поставил подругу во главе, сам скромничал в должности снабженца.
Фирма процветала. Вначале доски, а потом просто лес, огромными партиями отправлялись за границу. Скоро компаньоны выкупили завод в собственность. Рената была перезагружена делами и любовью. Верный супруг работал здесь же, личным водителем ее и снабженца.
- Как он терпел? - удивляло меня.
- Ну знаешь, тогда шли такие деньги, что не вякнешь. Правда, один раз он меня побил. Пар выпустил, ладно. Пришлось простить.
Налаженную малину сбили рэкетиры. Наехали столь основательно и грозно, что любовники решили делать ноги. Сняв активы, продав и заложив по-быстрому что только можно, укатили в Москву, а оттуда самолетом в славный город Нью-Йорк.
А на прощание она навестила старую подругу, много лет прошагавшую рядом по торговым терниям. Подруга сентиментально расчувствовалась, решила, что прощание их - навсегда и после неведомо какой по счету рюмки открыла секрет - сейф в стене. Все брильянты, золото, серебро, изумруды и сапфиры, за которые Рената отсидела два года в КПЗ, лежали здесь, в шкафчике верной подруги. Ноги буквально подкосились, и Рената улетела в Америку в инвалидном кресле.
