В разреженном воздухе. Самая страшная трагедия в истории Эвереста - Кракауэр Джон

Однако я понимал: если Харрис не повернул налево, а продолжал двигаться прямо, вниз по ложбине, то он бы мог быстро дойти до западного края седла. (А он легко мог ошибиться в условиях ужасной метели, даже если бы не был таким усталым и отупевшим от горной болезни.) Седло заканчивалось отвесной ледяной стеной Лхоцзе, уходящей вниз на 1200 метров. Там внизу была Долина Молчания.

Я стоял, не решаясь подойти чуть ближе к краю, а потом заметил едва заметные следы «кошек» – кто-то шел здесь в направлении бездны. Я сильно подозревал, что это могли быть следы Энди Харриса.

Когда прошлым вечером я пришел в лагерь, то рассказал Хатчисону, что видел, как Харрис благополучно добрался до палаток. Хатчисон сообщил об этом в базовый лагерь, а оттуда по спутниковому телефону эту информацию передали в Новую Зеландию девушке Харриса Фионе Макферсон. Она облегченно вздохнула, узнав, что Харрис невредим и находится в четвертом лагере. Теперь жена Холла в Новой Зеландии должна была сделать невообразимое: снова позвонить Макферсон и сообщить ей, что произошла ужасная ошибка, на самом деле Энди не вернулся и, по всей вероятности, погиб. Представляя этот телефонный разговор и свою роль в происшедшем, я ощутил подступающую тошноту и упал на колени. Я стоял, скрючившись, ощущая, как порывы ледяного ветра бьют мне в спину.

После часа, проведенного в напрасных поисках Энди, я вернулся в свою палатку как раз в то время, когда по рации шел разговор между базовым лагерем и Робом Холлом. Из этого разговора я узнал, что Роб был все еще наверху, на гребне вершины, и просил о помощи. Потом Хатчисон рассказал мне, что Бек и Ясуко погибли и что Скотт Фишер тоже находится где-то наверху на горе. Вскоре после этого батареи нашей рации разрядились, и мы больше не могли связываться с другими лагерями.

Обеспокоенные тем, что потеряли с нами контакт, члены команды IMAX, находящиеся во втором лагере, позвонили в южноафриканскую команду, чьи палатки стояли на седле всего в нескольких метрах от наших.

Дэвид Бришерс, руководитель экспедиции 1МАХи альпинист, с которым я был уже двадцать лет знаком, рассказывал так:

– Мы знали, что у южноафриканцев был мощный радиопередатчик, поэтому попросили одного из членов их команды, находящегося во втором лагере, позвонить Вудалу на Южное седло и передать ему следующее: «Случилось ЧП. Там, наверху, умирают люди. Надо как-то связываться с оставшимися в живых из команды Холла, чтобы скоординировать спасательную операцию. Пожалуйста, дай Джону Кракауэру воспользоваться вашим радиопередатчиком». И, представь, Вудал отказал. Они прекрасно понимали, чем мы рискуем, но так и не дали нам свой радиопередатчик.

Сразу после экспедиции, когда я готовил статью для журнала Outside, я опросил всех, кого только смог, из команд Холла и Фишера. С большинством из этих людей я говорил по нескольку раз. Но Мартин Адаме с недоверием относился к журналистам и отказывался общаться со мной до тех пор, пока журнал не напечатал мою статью.

Когда, наконец, в середине июля я дозвонился до Адамса и он согласился со мной поговорить, я попросил его рассказать все, что он помнит о штурме вершины. Мартин был одним из наиболее сильных клиентов и в тот день шел в числе первых, в течение всего восхождения то немного обгоняя меня, то немного отставая. Он производил впечатление человека с удивительно хорошей памятью, и поэтому мне было очень интересно узнать, совпадет ли его версия событий с моей собственной.

По словам Адамса, во второй половине дня, когда он направился вниз с Балкона с высоты 8413 метров, он еще видел, что я был впереди, опережая его самого минут на пятнадцать. Но я спускался быстрее Адамса, и вскоре он потерял меня из вида.

– Когда я заметил тебя в следующий раз, было почти темно, – рассказывал он. – Ты пересекал Южное седло в тридцати метрах от палаток. Я узнал тебя по твоему яркому красному костюму.

Вскоре после этого Адаме спустился на плоский выступ, непосредственно над крутым ледяным склоном, который я прошел с огромным трудом. Там он провалился в небольшую трещину. Он смог выбраться из нее без посторонней помощи, затем упал в другую, более глубокую трещину.

– Лежа в этой трещине, я думал, что мне пришел конец, – вспоминает он. – Я долго из нее выбирался и в конце концов выбрался. Когда я вылез наверх, все мое лицо было в снегу, который быстро превратился в лед. Потом слева от себя я увидел сидящего на льду человека. У него на лбу светился фонарь, и я пошел в его направлении. Ночь еще не наступила, но было так темно, что я не мог разглядеть палатки.

– Так вот, я подошел к этому парню и спросил: «Эй, где находятся палатки?», и этот парень, кем бы он ни был, показал мне направление. Тогда я ответил, что и сам думал, что палатки находятся именно там. Потом этот парень проговорил что-то вроде: «Поосторожнее там. Склон здесь скользкий и круче, чем кажется. Может, нам вдвоем стоит принести веревку и несколько шурупов для льда». Я подумал: «Да гори все это огнем. Я пошел». Как только я сделал два или три шага, то упал и заскользил на животе вниз по льду, головой вперед. Пока я скользил, мой ледоруб зацепился за что-то, меня развернуло, и я смог остановиться у подножия этого склона. Я поднялся и побрел к палатке. Вот и вся история.

КОГДА АДАМС ОПИСЫВАЛ, КАК ВСТРЕТИЛСЯ С НЕИЗВЕСТНЫМ АЛЬПИНИСТОМ, А ПОТОМ СКОЛЬЗИЛ ВНИЗ ПО ЛЬДУ, У МЕНЯ ПЕРЕСОХЛО ВО РТУ, А ВОЛОСЫ НА ЗАТЫЛКЕ ВСТАЛИ ДЫБОМ.

– Мартин, – спросил его я, когда он закончил свой рассказ, – а ты не думаешь, что тем парнем, которого ты там встретил, мог быть я?

– Блин, нет, – засмеялся он. – Я не знаю, кто это был, но определенно это был не ты.

И тогда я рассказал ему о своей встрече с Энди Харрисом и об ужасном ряде совпадений: я столкнулся с Харрисом приблизительно в то же время, что и Адаме с тем парнем, и приблизительно в том же месте. Мой диалог с Харрисом был ужасно похож на диалог между Адамсом и тем неизвестным. И потом Адаме съехал по льду вниз головой точно так же, как Харрис.

Мы с ним обсуждали этот эпизод в течение нескольких минут, после чего Адаме пришел к следующему заключению:

– Так, значит, там, на ледяном склоне я все-таки говорил с тобой, – изумленно признал он. – И я ошибался, считая, что видел, как ты пересекал Южное седло непосредственно перед наступлением темноты. И это означает, что Энди Харриса там вовсе не было. Ну и ну! Слушай, чувак, теперь тебе придется разъяснять этот момент.

Я был ошеломлен. Два месяца я рассказывал людям, что Харрис сорвался с края Южного седла и там нашел свою смерть, но оказалось, что все было совсем не так. Моя ошибка доставила лишние страдания Фионе Макферсон, а также родителям Энди – Рону и Мэри Харрис, его брату Дэвиду Харрису и многим друзьям Энди.

Энди был крупным мужчиной, ростом выше ста восьмидесяти сантиметров и весом около девяноста килограммов, и он говорил с сильным новозеландским акцентом. Мартин был, по крайней мере, на пятнадцать сантиметров ниже Энди, весил около шестидесяти килограммов и говорил с сильнейшим техасским акцентом.

КАК Я МОГ ТАК ЖЕСТОКО ОШИБИТЬСЯ? НЕУЖЕЛИ Я ОСЛАБЕЛ НАСТОЛЬКО, ЧТО, ГЛЯДЯ В ЛИЦО СТОЯЩЕГО РЯДОМ СО МНОЙ НЕЗНАКОМЦА, ПЕРЕПУТАЛ ЕГО С ДРУГОМ, С КОТОРЫМ ПРОВЕЛ ШЕСТЬ ПРЕДЫДУЩИХ НЕДЕЛЬ?

И если Энди на самом деле не дошел до четвертого лагеря после того, как вышел на вершину, что же с ним все-таки произошло?

Глава 17. Вершина

10 мая 1996 года, 15:40.8848 метров

Я думаю, наша неудача является следствием неожиданно испортившейся погоды. Вряд ли кому-либо довелось пережить такой месяц, какой пришлось пережить нам. Но мы все выдержали, даже погоду. Однако заболел наш товарищ, капитан Отс, на нашем складе не хватило топлива, и, наконец, ураган застал нас в одиннадцати милях от лагеря, в котором мы надеялись пополнить наши припасы. Несомненно, не могло быть удара более сильного и более болезненного, чем этот последний… Мы шли на риск, мы знали, что подвергаем себя опасности, но все обстоятельства были против нас, поэтому мы не жалуемся, а покоряемся воле судьбы, твердо решив до конца делать все, что можем…

Если бы мы остались живы, я бы поведал историю о смелости, выносливости и стойкости моих товарищей, которая тронула бы сердце каждого англичанина. Эти скромные записки и наши мертвые тела расскажут вам эту историю.