Юмор императоров российских от Петра Великого до Николая Второго - Арсений Александрович Замостьянов
Россказни о том, как он прятал фляжку от строгой супруги — по большей части, фантазии, а по меньшей — обыкновенные шалости одного из немногих верных супругов на престоле, который в роли отца семейства вообще-то старался держаться строго.
История с Цебриковой
В 1889 году писательница «демократического направления» Мария Цебрикова написала императору открытое письмо — достаточно умеренное, далеко не революционное, без ненависти, без тени злорадства по поводу убийства Александра II: «Свобода слова, неприкосновенность личности, свобода собраний, полная гласность суда, образование, широко открытое для всех способностей, отмена административного произвола, созвание земского собора, к которому все сословия призвали бы своих выборных, — вот в чем спасение… Одно слово Ваше — и в России переворот, который оставит светлый след в истории. Если Вы захотите оставить мрачный, Вы не услышите проклятий потомства, их услышат дети Ваши, и какое страшное наследство передадите Вы им! Вы, Ваше Величество, один из могущественнейших монархов мира; я рабочая единица в сотне миллионов, участь которых Вы держите в своих руках, и тем не менее я в совести своей глубоко сознаю свое нравственное право и свой долг русской сказать то, что сказала».
По существу, многие в окружении императора (правда, не в ближнем его кругу) рассуждали примерно так же. Это достаточно умеренные требования. Но открытое письмо Цебриковой, написанное эмоционально и заразительно, нелегально распространялось по России и наделало шуму. Вероятно, это и стало причиной ее ареста: ажиотаж напоминал шумиху вокруг письма Белинского Гоголю.
Известно, что Александр III наложил на ее дело резолюцию: «Отпустите старую дуру». Многие до сих пор повторяют эти слова с восторгом — мол, одним росчерком пера, без тюрем и ссылок он морально уничтожил противника. Но всё было сложнее. Ее отпустили, да не совсем. Без суда писательницу сослали в Вологодскую губернию, в Яренск, затем — в Сольвычегодск. В 1892 году условия ее ссылки значительно улучшились: она переселилась в усадьбу Воробьёво, что в Смоленской губернии. Конечно, под надзор полиции, но — в усадьбу, принадлежавшую подруге, О. Н. Поповой. Там и климат мягче, и возможностей для литературной деятельности больше. Может быть, именно к этому переселению и относится лапидарная запись императора, которого Цебрикова, кстати, надолго пережила? А умерла она в марте 1917 года, получив известие о Февральской революции. Возможно, чувствовала себя победительницей.
Есть ли у России союзники?
Ну, и, наконец, истории внешнеполитические, всем известные и милые сердцу патриота.
Однажды император, любивший порыбачить, сидел с удочкой на берегу пруда в своей любимой Гатчине. Ему доложили, что министр иностранных дел просит его принять — дело срочное, не терпящее отлагательств. Александр Александрович, не отвлекаясь от удочки, произнёс фразу, ставшую крылатой: «Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать».
В другой раз, во время дипломатического обеда австрийский посланник стал достаточно бестактно намекать на то, что Австро-Венгрии достаточно будет трех-четырех корпусов, чтобы ликвидировать беспорядки на Балканах. Император взял со стола серебряную вилку, согнул ее тремя пальцами в узел и тихо сказал:
— Вот что я сделаю с вашими корпусами.
Надо ли пояснять, что Россия ни в какую войну тогда не вмешалась. Но демонстрировать своё превосходство он умел.
До сих пор даже высокопоставленные государственные деятели часто повторяют шутку Александра III, которую в наше время знают даже дети:
«У России нет друзей. Нашей огромности боятся. Во всем свете у нас только два верных союзника — наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас». Часто вместо друзей говорят «союзников». Можно припомнить и замечательный тост «За здоровье моего друга, князя Николая Черногорского, единственного искреннего и верного союзника России вне ее территории».
Конечно, это именно шутка. Конечно, в ней много правды — как и в поговорке «в картишки нет братишки». Но сам Александр Александрович вовсе не отрицал возможности дипломатии. И подписал, пожалуй, самый масштабный договор в истории России, объединивший Россию с Францией и политически, и экономически. А для наших нынешних дипломатов царская шутка стала своего рода индульгенцией: если всё равно у нас нет друзей (а некоторые говорят — нет и союзников) — то к чему старания? Так можно оправдать инертность в международных делах, а она приводит к поражениям. Александр III и его верный министр иностранных дел Николай Гирс отлично это понимали.
И потому завершить этот цикл крылатых историй, связанных с международными делами, следует всё-таки французским сюжетом. В июле 1891 года в Кронштадт прибыла эскадра адмирала Жерве. Встречали союзников по-царски. Император, обнажив голову, выслушал гимн республиканской Франции — революционную «Марсельезу». А в ответ на недоумение своего гофмаршала, ответил: «Это их гимн, значит, его и следует играть. Или, князь, Вы хотите, чтобы я сочинил новый гимн для французов. Нет уж, играйте тот, какой есть». И добавил: «Подождите. Сейчас они, республиканцы, окажут такое же почтение нашему гимну — «Боже, царя храни». И действительно: оркестр грянул русский гимн — и все штатские французы обнажили головы. Думаю, эта шутка императора для наших дипломатов должна быть важнее, чем ссылка на армию и флот. Хотя и идеализировать договор с французами не стоит. Это был компромисс, в котором был заложен и благотворный, и разрушительный для нашей страны потенциал. Так всегда и бывает в большой политике. Несмотря на почти детское благородство души, Александр III крепко это понимал.
