Л. Уилсон - Загадка доктора Хауса человека и сериала
А ложь Ровена прямиком привела Чейза к ошибке в серии под названием, как вы уже догадались, «Ошибка». Чейз не заметил основного симптома и оказался невольным виновником смерти пациентки, Кайлы. Эта же ложь вынудила самого Чейза сказать неправду: якобы он пришел на работу с тяжелого похмелья. Даже после того как ему пришлось выдержать разбор происшествия членами команды (это, как ему сказала Стэйси, большая ошибка. Это… может стоить ему работы), он так и не смог признаться в одной-единственной правде: в том, что отец был ему дорог, настолько дорог, что известие о его смерти выбило Чейза из колеи и сказалось на его способности сделать правильное медицинское заключение. Однако как бы Чейзу ни хотелось скрыть причину своей ошибки, как бы легковесно он ни относился к правде в мелких вопросах, он не мог допустить, чтобы родственники Кайлы думали, что он сделал для нее все, что мог. Вот поэтому он заявил, что в тот день, когда Кайла поступила в больницу, у него было похмелье, и тем самым он готов был пожертвовать своей репутацией и карьерой, чтобы сохранить достоинство.
Между тем из-за этой ошибки Чейза на неделю отстранили от работы, он получил выговор с занесением в личное дело. То, что Чейз не отказался взять на себя ответственность за случившееся, вызвало определенное уважение со стороны Хауса. После этой истории Чейз стал ему более симпатичен. Создается впечатление, что Хаусу понятнее и ближе такой тип лжи, при котором истинные эмоции скрываются.
Так что очень возможно, что в серии «Ошибка» Чейз выйдет победителем из сложившейся ситуации. Особенно если он сможет разобраться с багажом проблем, которые оставил ему в наследство отец, — чувством неполноценности и бунтарством, которые подвигли его на ложь. Гот Чейз, который находится в мире со своим прошлым, запросто может оказаться Чейзом, который вряд ли захочет пренебрегать истиной.
Предположим, что он сможет устоять перед соблазном подобрать кого-нибудь под стать отцу, чтобы было с кем воевать. Давайте посмотрим: Ровен Чейз блестящий доктор с большим самомнением, изломанная личность. Кто в ближайшем окружении Чейза подходит под это описание?
Кэмерон [Хаусу]: Я не надеюсь, что ты будешь кем-то, кем на самом деле не являешься.
(«Любовь зла», 1–2)
На самом деле надеется. Кэмерон хочется верить, что Хауса действительно заботят больные, тогда как он постоянно заявляет, что его интересует только решение загадки. Да, она сказала следующее: «Мне казалось, что все, что ты делаешь, делается ради помощи людям. Но я ошибалась. Ты это делаешь, потому что так надо» («Ролевая модель», 1–17). Но, похоже, до конца она в это не верит. То ли страсть к Хаусу затмевает ей глаза, и она видит в нем кого-то другого, то ли в силу этого чувства она разглядела в нем то, что не видят другие, так или иначе, Хаус ей небезразличен. Ведь он не сдается, пока не столкнется с совершенно непреодолимым препятствием. Кадди ставит ультиматум. Больной отказывается от лечения. Болезнь оказывается неизлечимой. И только тогда он говорит: «Я разгадал загадку, моя работа сделана», так это было в пилотной серии. Является ли это доказательством того, что его волнует только загадка, или же это способ притвориться, что на остальное ему наплевать? Его унылый голос свидетельствует о последнем это только притворство.
То, что Кэмерон обманывается насчет Хауса, характеризует ее отношение ко лжи. Она ее не приемлет, свидетельством тому является попытка рассказать всем, что велосипедист в серии «Вращение» (2–6) употребляет наркотики, и частые нападки на Хауса за то, что тот не брезгует никакими средствами для достижения цели. Но и она лжет, главным образом — сама себе, лжет по поводу своих поступков и мотивов этих поступков. Хаус подкалывает ее: «Ты живешь и ошибочно думаешь, что можешь все исправить» («Любовь зла»).
Прекрасный примером является то, что она не может сообщить больному, которому явно сочувствует, что у него рак легких («Приятие», 21). Она оттягивает этот момент, проводит дополнительные, совершенно бесполезные анализы и в итоге лжет больному в бесплодной надежде на другой диагноз. Она не просто тянет время, держа больного в неведении по поводу прогноза заболевания, она лжет себе, не в состоянии признать, что помочь она не может.
Со временем Кэмерон начинает проявлять характер, а может, это означает появление у нее некой защитной реакции. В серии «Невозможность общения» (210) она сумела понять, что больной что-то скрывает от жены (при этом Хаус восклицает: «А девочка-то выросла!»). К третьему сезону, в серии «Que Sera Sera»[88] она прибегает к хаусовской тактике и вводит больному какой-то препарат. В результате он не может уйти из больницы. А в серии «Согласие после получения информации» (3–3) не Хаус, а она выдает мерзкому доктору визу на путешествие туда, откуда нет возврата.
По тем не менее все это о больных. Она еще не лгала ради себя, если только вы не сочтете, что ее всепоглощающее желание исправлять все и вся является эгоистичным самим по себе. Пока мы не видели ничего, что свидетельствовало бы о том, что новая, более рациональная Кэмерон извлекает уроки и руководствуется не только сердцем, но и умом. Возможно, она просто не взрослеет. Может быть, она просто слишком много увивается вокруг Хауса.
ФОРМАН: Да, я похож на него. Только я не такой злой, язвительный, высокомерный — и не хромой.
(«Яд», 1–8)
Кэмерон обвиняет Формана в том, что он похож на Хауса. Кое в чем это сравнение можно назвать справедливым но где же умение легко и свободно играть фактами, которое присуще Хаусу? Форман, в отличие от Кэмерон, не так красноречиво говорит об уловках Хауса, и совершенно ясно, что они вызывают в нем чувство неловкости.
Да, на первый взгляд Форман представляет собой исключение из правил, особенно на фоне всех остальных. В конце концов, вся жизнь Формана — как открытая книга. Не правда ли, у Формана не осталось причины лгать, особенно после того, как Хаус выяснил, что, будучи несовершеннолетним, Форман был замешан в каком-то преступлении? Очевидно, что он лжет меньше, чем любой другой персонаж сериала.
Уже одно это вызывает желание присмотреться к нему повнимательнее. Должно быть, он что-то скрывает.
Самым ярким примером того, как Форман относится к правдивости, можно, наверное, считать одну из серий пилотного показа: «Знаешь что? Нас притесняли не одно столетие, мы устраивали десятки маршей в защиту своих гражданских прав, что еще важнее, я жил как монах, учился, чтобы получить средний балл не ниже 4,0. И после всего этого тебе не кажется, что есть что-то отвратительное в том, что я получил одну из самых престижных должностей в стране только благодаря своему правонарушению в прошлом?»
Так ли это, или Форман попался на удочку Хауса, который сочинил эту возмутительную ложь, одну в ряду многих? Создается впечатление, что Хаус относится к Форману с не меньшим уважением, чем к другим молодым врачам. Например, в серии «Вскрытие» (2–2) Форман сообщает, что обнаружил опухоль, которую все тщетно пытались выявить, и Хаус говорит: «Ведь можешь, когда захочешь». Хаус сознательно сталкивает молодежь друг с другом, но он склонен выделить Формана и ставит его, а не Чейза или Кэмерон, в пример другим. И все факты свидетельствуют о том, что Хаус принял Формана на работу, потому что тот высококлассный невролог.
Фактически неважно, действительно ли Хаус взял Формана на работу из-за его юношеских грехов. Но пока Форман сам в это верит, он позволяет мнению другого манипулировать своей жизнью — или хуже того, разрешает чужой лжи вторгаться в его жизнь.
И это его сильно подхлестывает.
В глазах окружающих Форман — невозмутим, рассудителен, спокоен и сдержан, он живет в ладу с прошлым, доволен настоящим и уверен в будущем. Вот только весь его внешний лоск и безупречность — не более чем фасад. Время от времени то тут, то там этот фасад дает трещину, и тогда нам виден тот груз, который несет Форман.
Сколько бы он ни отрицал, что он не такой злой и раздражительный, как Хаус, все равно эти слова звучат фальшиво — в нем самом достаточно раздражительности, когда речь заходит о трудных обстоятельствах его прошлого. И эту его раздражительность вполне можно понять — а может быть, даже и оправдать, но она выдает те воспоминания, которые он гак яростно пытается защитить. Он полагает, что всем, чего он добился в жизни, он обязан исключительно собственным усилиям: «Мне всего приходилось добиваться самому» («Иголка в стоге сена», 3–13). «Школа, в которой я учился, была таким дерьмом». Это привело к тому, что он стал нетерпим к неудачам окружающих, не сумевших добиться в жизни такого же успеха, как он. «Мы с братом росли в одной семье. Но я сумел сделать из себя человека, а он нет» («Найти Иуду», 39). И ему очень не по нутру, что отец скептически относится к успехам сына: «Он гордится не мной, он гордится Иисусом. Если я что-то делаю как надо, это работа Бога; если я что-то делаю не так, значит, это я сам облажался» («Эйфория, часть 1», 220). Когда Форман находится в подобном настроении, он здорово напоминает Хауса — и это одна из возможных причин того, что он тратит большую часть времени на создание защитной оболочки своей хладнокровной рациональной личности.
