Владимир Шигин - Герои русского броненосного флота
Из николаевского имения Бутаковых Остапово слали письма родители и младшая сестра Саша, волнуясь за Григория, Дмитрия и Владимира. С тревогой интересовались что и как. В ответных посланиях братья успокаивали их, как могли. Получил Григорий Иванович и неожиданное письмо от Осман‑паши. В письме турецкий адмирал прощался с Бутаковым, попросил передать привет командирам судов, а также выразить свое «особенное уважение» Корнилову и доктору Павловскому, который его лечил.
Последний прорыв блокады «Владимир» совершил в июле 1854 года, когда Бутакову поручили доставить секретные документы в Одессу новороссийскому и бессарабскому генерал‑губернатору Анненкову. И прорыв к Одессе, и обратный прорыв к Севастополю были исполнены безукоризненно, с отвагой и холодным расчетом.
Осенью 1854 года союзники высадили в Крыму. После неудачного Альминского сражения, наша армия совершила фланговый маневр к Бахчисараю, а союзники вплотную подошли к наскоро сооружаемым бастионам Севастополя. Руководство обороной города взяли на себя Корнилов и Нахимов, причем фактически самовольно. Первый отвечал за оборону Северной стороны города, а второй – Южной.
На второй день после Альминского сражения Корнилов собрал на совещание командиров кораблей. Вице‑адмирал предложил выйти в море и атаковать неприятеля. Гибель Черноморского флота была бы при этом почти неизбежной, но Корнилов рассчитывал нанести немалый урон и союзникам, заставив их отказаться от действий в Крыму. Меншиков выходить в море флоту не разрешил, приказав затопить часть кораблей на входе в бухту, а Корнилову велел отправляться в Николаев. История донесла до нас ответ Корнилова:
— Остановитесь! Это самоубийство… К чему вы меня принуждаете! Но чтобы я оставил Севастополь, окруженный неприятелем, – невозможно!
Бутаков присутствовал на этом знаменитом совещании.
Большинством голосов было приняло решение оборонять главную базу с суши, загородив вход в бухты затопленными кораблями.
Из воспоминаний Григория Бутакова: «Тотчас затем последовало заявление капитана 1‑го ранга Зарина, что выгоднее затопить вход старыми кораблями и командами подкрепить гарнизон. Кажется, эту идею поддержал и капитан 1‑го ранга Бартенев. Я стоял у окна подле Нахимова. “Ну да‑с, они очень рады затопить свои корабли”, – сказал он мне. Я помню, что ответил чем‑то вроде следующего: “При таком мнении некоторых, можно ли выходить в море?”
В это время к Корнилову пришел передать что‑то от князя Меншикова дипломатический чиновник при нем Грот. Весь в пыли, не спавший ночь, измученный, он показался мне испуганным. Споры кончились словами Истомина к Корнилову: «Что вы прикажете, то мы и будем делать». И затем Корнилов распустил нас. Из дома Истомина многие зашли в клуб, и там я видел, как с генералом К. (фамилию в записках не разобрать. – Примеч. авт.) кругом которого всегда составлялась кучка, никто не хотел говорить. Идя к пристани, я свернул в домики Екатерининского дворца, где остановились князь Меншиков и его штаб.
Прощаясь с лейтенантом Шестаковым, убитым на Киленбалочных редутах, с которым я шел, я сказал ему: “Постараюсь показать князю Меншикову хоть одну спокойную физиономию”. Зайдя к адъютантам его, застал Виллебрандта и Веригина и узнал, что князь спит. В это время раздался пушечный выстрел. “Вот они!”, – воскликнул Виллебрандт, считая, что это неприятельский выстрел с Северной стороны. Я вынул часы и сказал: “Полдень”. Виллебрандт перекрестился, хотя и лютеранин, и ответил: “Слава богу. Значит, они дают нам еще этот день!”»
Корнилов очень переживал происшествие. Возможно и то, что его не поддержал Нахимов, признавший решение князя Меншикова единственно верным.
Вечером Корнилов вызвал Бутакова к себе с парохода.
— Если неприятель с хода ворвется в Севастополь, флота нам уже не спасти, но пароходы можно! Берешься ли ты во главе отряда вырваться из бухты и попытаться укрыться в одном из отдаленных портов. – Корнилов был очень возбужден и говорил отрывистыми фразами.
— К прорыву готов! – ответил Бутаков, хотя и был обескуражен.
Тут же Корнилов набросал на листке бумаги, какому пароходу в какой порт следовать.
— Передай устно каждому из пароходных командиров мой секретный приказ в двадцать три часа сниматься с якоря и следовать по назначению.
С болью в сердце Бутаков спустился в шлюпку и отправился оповещать командиров пароходов о приказе Корнилова.
Однако уже через час Корнилов снова прислал за Бутаковым.
Утром следующего дня на входе в бухту, преграждая путь возможному прорыву неприятельского флота, легли на дно первые семь судов. Обходя на катере обреченные суда, Корнилов говорил плачущим матросам:
— Грустно уничтожать свой труд!.. Но надобно покориться необходимости! Москва горела, а Русь от этого не погибла!
Экипажи затопленных кораблей с пушками и абордажным оружием были сразу направлены на создаваемые бастионы. Там уже вовсю трудились солдаты гарнизона и местные жители. На бастионах неотлучно находились и Корнилов с Нахимовым. Они же назначили своего младшего товарища контр‑адмирала Истомина командиром важнейшей оборонительной позиции города – Малахова кургана.
Оставшиеся на плаву корабли и суда стали, по существу, плавучими батареями. Активной частью оставались пароходы, и прежде всего «Владимир». Но и он уже использовался отныне не для крейсерства и разведки, а для перевозки людей, вооружения и материалов.
Севастопольская страда
14 сентября союзники подошли к Севастополю с Южной стороны, объединенный флот встал у входа в бухту. Пароходо‑фрегаты «Владимир» и «Крым» отошли в глубь бухты, откуда могли обстреливать занимаемые противником возвышенности. Через три дня подошли подкрепления и к нам.
Бутаков на «Владимире» тем временем перешел к устью Черной речки. Вскоре с него первыми увидели подходящие наши войска. Над грот‑мачтой пароходофрегата взлетел сигнал: «Ура! Наши идут!» Измученных переходом казаков моряки кормили наваристыми щами, те черпали варево прямо шапками.
Понимая, что теперь в дальние походы ему в обозримом будущем уже не ходить, Бутаков при первой возможности отправился к Корнилову:
— Прошу, ваше превосходительство, получить в арсенале дополнительные орудия для установки их на пароходофрегате.
— А не боишься перегруза? – остро глянул вице‑адмирал.
— Не боюсь, все расчеты мною выполнены. При маневрировании в бухте перегруз особого значения не имеет, зато мощь огня возрастет вдвое, а это, я полагаю, сейчас главное!
Корнилов коротко кивнул и подписал рапорт:
— Получай и устанавливай!
Через несколько дней «Владимир» имел две 10‑дюймовые, пяти 68‑фунтовых пушек, четыре 24‑фунтовые и 18‑фунтовые каронады.
— Мы теперича что еж в иголках: попробуй тронь, враз пожалеешь! – смеялись матросы, заканчивая установку новых пушек.
Не удовлетворившись этим, Бутаков снова сел за расчеты. На следующий день он собрал своих офицеров:
— Стрелять нам предстоит по противнику, находящемуся не только на отдалении, но и на возвышенностях. При обычной пальбе, пусть даже на максимальном угле, мы до противника вряд ли достанем.
— Что же тогда делать? – удивился старший офицер Лесли.
— На войне всегда есть выход из любого положения! – усмехнулся в усы командир «Владимира». – Попробуем в случае надобности создавать искусственный крен. По моим расчетам, семь градусов крена позволит дать нам прибавку в дальности до двух миль, а этого вполне хватит.
Приказом от 21 сентября 1854 года Корнилов указал для пароходов определенные места на рейде. «Владимир» и «Крым» должны были расположиться на левом фланге нашей оборонительной линии, «Эльборус» – против Ушаковой балки, «Бессарабия», «Громоносец» и «Одесса» – на правом фланге, «Херсонес» – против Инкермана. Тогда же Нахимов подготовил инструкцию для пароходов, выходящих на позицию. Помимо «Владимира» в подчинение Бутакову был отдан и «Крым», стоявший в Килен‑бухте, на стыке сухопутной обороны рейда. В этот период пароходы постоянно обстреливали неприятельские позиции, мешая сооружению батарей перед Малаховым курганом и соседними бастионами.
Так, 27 сентября Корнилов отмечал в письме: «Ночью было заметно движение от 1‑го лагеря к Килен‑балке, но бомбы “Владимира” его остановили». Действия пароходов отвлекали неприятельскую артиллерию и от обстрела Малахова кургана. Это было очень важно, так как не все работы по укреплению позиций были еще выполнены.
В октябре 1854 года началась небывалая по драматизму и героизму оборона Севастополя. Из обращения вице‑адмирала Корнилова к морякам‑черноморцам: «Войска наши после кровавой битвы с превосходным неприятелем отошли к Севастополю, чтобы грудью защищать его. Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах? Он привел двойное количество таких, чтобы наступать с моря. Нам надо отказаться от любимой мысли – разбить врага на воде. К тому же мы нужны для защиты города, где наши дома и у многих семейства. Главнокомандующий решил затопить несколько старых кораблей на фарватере. Они временно преградят вход на рейд и вместе с тем усилят войска».
