Андрей Малыгин - Крымский узел
Представляется вполне вероятным, что и пророссийские настроения крымчан со временем ослабнут. Это не значит, что они перестанут болезненно воспринимать наступления на статус русского языка и культуры, которое будет с неизбежностью осуществлять украинский центр, и бороться против этого. Однако, одно дело — борьба за свои права и другое — проявления политического ирредентизма — они далеко не тождественны. Наблюдатели слишком часто принимали интересы защиты культурной среды русскоязычного населения Крыма за требования реинтеграции полуострова с Россией. В действительности «русский» и «российский» векторы в крымском автономизме не совпадают. Это показала, собственно, вся 10-летняя история этого феномена. То, что сила стремления «назад в Россию» была сильно преувеличена, продемонстрировал весь опыт правления Ю. Мешкова, после которого уже не так-то просто будет увлечь людей лозунгом «воссоединения». По мере того, как в обществе будет снижаться удельный вес людей, помнящих 1954 год и выросших при СССР, крымский автономизм все менее будет носить «пророссийский» характер и, очевидно, все более будет обретать собственные корни, самостоятельное содержание.
Скорее всего, в 21 веке на успех сможет рассчитывать политик, который сможет снова заявить о себе: «я настроен не пророссийски или проукраински, а — прокрымски».
Вот что касается этого «прокрымского» автономизма, то перспективы его в 21 веке представляются достаточно обнадеживающими. Стремление Крыма к автономии, региональной самостоятельности полностью находятся как в русле дезинтеграционных тенденций в Евразии, так и децентрализаторских тенденций в Европе. К сожалению, те, кто с упоением рассуждает о европейской интеграции как о процессе создания новой «империи», видят только одну сторону медали. Другая ее сторона — это децентрализация национальных государств. Весь процесс в целом представляет собой выражение кризиса национального государства как модели организации современного общества. Европейское объединение предполагает и подразумевает регионализацию на уровне национальных государств и не случайно Шотландия или Албания обретают плоть и кровь одновременно с ростом общеевропейского единства.
Будет ли Украина двигаться к большей интеграции в Европу или интегрироваться в рамках СНГ, она обречена развиваться в рамках одной парадигмы — возрастающей регионализации и децентрализации (это очевидно уже сейчас: наибольшее давление извне по поводу утверждения крымской Конституции Украина испытывала даже не со стороны определенных политических кругов России, а со стороны Европейского Сообщества). Со временем, возможно, инициативу у Крыма перехватят Донбасс и Новороссия… Здесь важно одно: регионализм — не детская болезнь Украины, а перспективная тенденция, что, конечно, не исключает вариантов «жесткой» политики Киева по отношению к регионам.
Никакая культурная украинизация, если даже предположить ее успешность, не изменит этой тенденции, поскольку регионализация Украины осуществляется не столько на этническом, сколько на географическом уровне. Этнический элемент в этом процессе имеет, конечно, значение, но отнюдь не определяющее. Большую роль здесь играет ощущение культурной дистанции между западом страны и востоком, а также территориально-производственные особенности регионов (в том числе интересы региональных элит).
Все это также говорит в пользу того, что крымский автономизм 21 века будет окрашен не столько в национальные, сколько в «региональные» тона, а национально-культурный элемент будет играть лишь роль «закваски». Постепенное вытеснение «традиционных» этнических «национализмов» какой-то новой интегральной общерегиональной идеологией, возможно, станет устойчивой тенденцией крымской политической жизни наступающего столетия, и, возможно, мы будем свидетелями того, что борьба, надеемся, только идейная, в Крыму в 21 веке будет вестись не между представителями различных этносов, а между этническими идеологиями и идеологией общерегиональной, крымской, условно говоря, между традиционными этническими национализмами и, если угодно, общекрымским регионал-национализмом.
В соответствии с этими тенденциями, очевидно, будет развиваться и крымскотатарское движение, для которого снова приобретет смысл сформулированная в прошлом веке Исмаилом Гаспринским задача преодоления культурной и политической изоляции. Политикам будущего предстоит ответить на вопрос, останется ли стратегия и тактика политической борьбы крымских татар рассчитанной на решение лишь своих этнических задач, или для обеспечения достойного места крымскотатарской составляющей крымского сообщества им предстоит позаботиться о создании какой-то новой стратегии. По-видимому, только ориентация на общекрымские интересы будет способна вывести крымскотатарское политическое движение на новый уровень, поможет преодолеть ему нынешнюю этническую ограниченность, а вместе с этим и более эффективно добиваться существенного улучшения экономического и социального положения крымских татар (о том, что такие тенденции имеются, говорит, например, опыт деятельности НДКТ).
В 21 веке крымское региональное сообщество окажется перед достаточно драматическим выбором — либо осознать себя неким единым целым, имеющим собственные интересы в области использования и сохранения той территории, на которой оно существует, либо, погрязнув в этнических и политических противоречиях, стать объектом (а значит, в перспективе и жертвой) борьбы и споров внешних для себя сил. Никогда за всю историю Крыма местному сообществу, точнее, его элементам не удавалось достичь внутреннего согласия, из-за чего во многом история Крыма и имела столь трагический характер. Однако никогда раньше так остро не осознавалась эта задача, как она осознается сегодня на самом исходе 20 века. Рискнем предположить, что основным содержанием будущей крымской истории станет обретение крымским региональным сообществом своего оригинального, самобытного лица. Речь не идет о радикал-сепаратистской программе. Крыму еще предстоит дорасти до подлинной самостоятельности, к тому же, в современном обществе политическая независимость не более чем фетиш. В нашем мире глобальных взаимосвязей сегодня нет места традиционному суверенитету, ценность которого, похоже, останется в предшествующей эпохе — эпохе наций-государств. Полноценная (экономическая и культурная) автономия, федерализм — вот, по-видимому, то, что в ближайшей перспективе будет ощущаться как действительно необходимое Крыму.
Политический процесс в Крыму будет идти в русле глобальных евразийских трансформаций.
На наших глазах рухнула одна из крупнейших империй мира. С ее падением началась эпоха дезинтеграции, которая, безусловно, принесла хаос и страдания огромному количеству людей. Сегодня предпринимаются лихорадочные попытки организовать бытие постсоветского пространства по моделям наций-государств, однако дезинтеграционные процессы носят более глубокий характер и их невозможно остановить с помощью искусственно прочерченных границ. При всей своей разрушительности дезинтеграция высвобождает живые силы территорий, которые до сего времени были изъяты из исторического существования, являясь лишь пассивными поставщиками ресурсов для полнокровной жизнедеятельности имперского центра. Дезинтеграция разрушает традиционные схемы организации социума, традиционные представления об общности, этничности и т. д. Вернее будет сказать, что этот процесс и является зримым выражением кризиса традиционных институтов и общностей.
В ином своем измерении он носит творческий характер, поскольку в нем рождаются и новые сообщества и новая система взаимоотношений между ними. Как ни странно это покажется на первый взгляд, именно регионы сегодня являются носителями объединительных тенденций, похоже, в них одних еще живут ценности некоего общего пространства, пространства, которое мыслится сообществом не наций-государств, а поступательно развивающихся регионов (аналогичный пример демонстрирует объединяющаяся Европа, которая, по-видимому, в своем новом качестве ближе к «Европе регионов», нежели к Европе национальных государств). На территории бывшего СССР Крым — один из выразителей подобных же тенденций.
Если «крымскому узлу» суждено когда-либо быть развязанным, то, очевидно, только близким к вышеизложенному образом. Будет ли это осуществлено в 21 века, или он затянется еще туже, сказать сегодня довольно трудно. Несомненным представляется лишь то, что усилия извне вряд ли приведут к какому-либо положительному результату. В подлинном смысле слова этот комплекс проблем может быть разрешен только нами самими…
Примечания
1
Taras Kuzio. Russia — Crimea — Ucraine. Trianglof conflict, L., 1994
