Андрей Малыгин - Крымский узел
После 1995 года налицо были все признаки того, что крымскотатарское движение уже пережило наивысший всплеск своей активности: массовые акции стали не столь частым явлением, внутри наиболее мощного крыла движения возникли противоречия, связанные с криминальными делами его лидеров. Сам Меджлис потерял прежнее безраздельное влияние на крымских татар. Ослабление напряженности в крымскотатарском вопросе привело даже к свертыванию деятельности миссии ОБСЕ в Крыму. Казалось, что можно говорить о постепенной, медленной интеграции крымских татар в местный социум.
Все это оказалось иллюзиями ввиду беспрецедентной массовой акции, организованной Меджлисом 18 мая 1999 года в Симферополе, когда на центральную площадь крымской столицы этой организации удалось вывести до 20 тыс. человек с требованиями: признания за Меджлисом статуса высшего полномочного органа крымских татар, объявления крымскотатарского народа «коренным», а его язык — государственным и т. д. Украинские власти снова пошли на уступки Меджлису, образовав при президенте Л. Кучме специальный совет по проблемам крымских татар во главе с М. Джемилевым.
Можно спорить о причинах такого поворота событий, говорить о недооценке экспертами роли и влияния Меджлиса или о том, что Меджлис точно использовал сложившуюся накануне 55-летнего юбилея депортации крымских татар политическую конъюнктуру для того, чтобы серьезно поправить свое пошатнувшееся влияние. Несомненно одно — ожидания стабилизации оказались преждевременными и, очевидно, нам следует ожидать новых поворотов в истории разрешения крымскотатарской проблемы.
Приходится констатировать, что сегодня ни одна из сторон в диалоге о правах крымских татар не может предложить оптимальную схему интеграции крымских татар в крымское сообщество. По существу, Меджлис крымских татар вообще отрицает подобного рода постановку вопроса, продолжая считать лишь крымских татар подлинным субъектом крымской общественно-политической реальности и крымской автономии. С точки зрения Меджлиса, вопрос стоит не об интеграции крымских татар, а о приспособлении интересов 90 % населения полуострова к интересам крымскотатарского сообщества. Хотя сегодня задача превращения Крыма в «крымскотатарское государство» (т. е. образование в котором крымским татарам обеспечивался бы целый ряд преимуществ по сравнению с другими жителями Крыма) не ставится, речь не в коей мере не может идти об отказе крымскотатарского движения от этой установки в принципе. По-прежнему главным документом движения остается «Декларация о национальном суверенитете крымскотатарского народа», которая в основе своей является неприемлемой для большинства крымского населения, поскольку именно в ней сформулирован курс на построение в Крыму этнического государства крымских татар. Ввиду этого обстоятельства, все ссылки на «демократические пути» разрешения проблемы, которые якобы, отстаивает Меджлис, выглядят как не более, чем тактические ходы, призванные в своей совокупности привести к решению главной задачи. У лидеров националистического крыла движения нет сегодня и приемлемой для крымского сообщества (в том числе и для его татарской части) и его органов власти программы встраивания национальных политических организаций в общегосударственную систему управления. Ими выдвигаются требования безоговорочного признания этих институтов в качестве полномочных представительных органов, не взирая на то, что во-первых, такое признание привело бы к параличу только начавшей формироваться государственной системы управления, и во-вторых, оно бы не отвечало интересам всей крымскотатарской общины, в которой, кроме Меджлиса и Курултая, существуют и другие, в том числе и оппозиционные этим структурам организации.
С другой стороны, совершенно очевидно, что государственные власти Крыма также не имеют более или менее обдуманной программы решения крымскотатарской проблемы. Политика властей выглядит как более или менее случайное сочетание полного невнимания к деятельности татарских организаций с периодическими необоснованными уступками радикалам. Происходит это во многом потому, что политики имеют весьма смутное понятие о крымском региональном сообществе, его особенностях, специфике, и соответственно о месте и роли крымскотатарской общины в его структуре. Государственные деятели и интеллектуалы пока еще не предложили ни крымским татарам, ни обществу в целом органичного видения системы, при которой учитывались бы интересы всех его этнических составляющих.
Такая идеология по нашему мнению должна базироваться на признании Крыма общей родиной для представителей всех живущих на его территории людей. В ее основу мог бы быть положен принцип абсолютного приоритета региональных интересов над этническими, а последние, в свою очередь, рассматривались бы как непременный атрибут региональной культуры. Правосубъектностью по отношению к Крыму может обладать только все крымское региональное сообщество в целом, при этом каждой общине, его составляющей, должно быть гарантировано право на сохранение своей идентичности и самобытности. Разрешение проблемы крымских татар могло бы состоять в постепенном вовлечении представителей этого этноса в политически единое, но многокультурное сообщество, которое должно быть построено на полуострове. Представляется, что и частные проблемы, например, обеспечения гарантированного представительства крымских татар в органах власти, официального статуса их организаций и органов самоуправления могут быть решены лишь в рамках создания целостного, политически единого и культурно многообразного крымского сообщества.
Это весьма непростая задача, не только в силу подходов крымскотатарских лидеров, но и в силу того, что сегодня делаются лишь первые шаги к построению такого сообщества. Пока не выявлены и не провозглашены его ценности, принципы, не обозначены его перспективы и не написана история. Поэтому вслед за вопросом — готовы ли крымские татары к интеграции, мы должны задать и другой — готово ли крымское сообшество включить в себя крымских татар как свою органическую составную часть. Проблема крымских татар — это в значительной степени проблема нашего собственного самосознания, проблема уровня нашего понимания своего собственного места и места других этносов на этой территории.
Крымские татары ставят перед остальными крымчанами драматические вопросы, на которые пока не получают внятных ответов, поскольку ни власти, ни интеллектуалы пока еще не сформулировали их. Между тем, поиск таких ответов просто жизненно необходим, в противном случае над Крымом всегда будет висеть дамоклов меч межэтнических раздоров. Более того, если говорить о механизме поиска, то, безусловно, он должен вестись на уровне диалога, причем такого диалога, в котором участвовали бы самые многочисленные заинтересованные группы и люди, а не политически ангажированные «полномочные представители». Крымское сообщество может строиться только сообща. Очевидно, только так можно найти выход из той трудной ситуации в которой оказался Крым.
КРЫМСКИЙ УЗЕЛ. ПЕРСПЕКТИВЫ ХХI ВЕКА
Есть магия календаря. В 1999 году очень трудно устоять перед искушением делать глобальные выводы и давать не менее глобальные прогнозы. Формального окончания столетия для этого. конечно же, мало, но в нашем случае действительно присутствует ощущение того, что известный этап политической истории полуострова завершен и мы стоим на пороге чего-то нового. Иллюзия ли это — покажет время. На первый взгляд, у нас есть основания для того, чтобы попытаться, так сказать, «подвести черту» под известным периодом нашей истории, ведь как бы то ни было — под главными темами «крымской повестки дня» уже поставлены точки. Итак:
Остался в прошлом драматический спор между Россией и Украиной за контроль над Черноморским флотом и его базой — Севастополем. В 1997 году президенты России и Украины Б. Ельцин и Л. Кучма подписали пакет соглашений, а также большой Договор, согласно которому Российская федерация подтвердила отсутствие территориальных претензий к Украине, а Украина согласилась с присутствием на ее территории российского военно-морского контингента. В сущности, им утверждается отказ России от Крыма (что было ясно с самого начала, несмотря на громогласные заявления российских патриотов). Украине заплатили Крымом за нахождение в политической и экономической орбите северной соседки (таким образом, осуществился придуманный автором этих строк в 1991 году образ Крыма как якоря, который всегда будет удерживать Украину у «причала» содружества, то есть России — правда, автору от этого не легче).
С принятием двух Конституций — украинской в 1996 и крымской в 1998 годах определен статус Крыма в составе Украинского государства как ее «неотъемлемой составной части», обладающей ограниченной автономией. В республике был сохранен региональный парламент и правительство. Определены полномочия и сфера компетенции крымской региональной администрации. Это также можно рассматривать как результат известного компромисса. Украинские власти вынужденно признали самобытность Крыма, но втиснули ее в чрезвычайно узкие рамки. Можно сколько угодно сетовать по этому поводу, но от главной причины происшедшего нам не уйти — крымская элита оказалась неспособной четко формулировать и эффективно отстаивать свои интересы. В десятилетней борьбе с не вполне ясными целями местное политическое движение растратило свой энергетический потенциал. Неоднократно обманутые и подставленные своими вождями их немногие активные и очень многие пассивные сторонники если и не успокоились, то «залегли на дно».
