Иоанна Хмелевская - Третья молодость
Тереса с самого начала принялась меня пичкать, заставляя подбирать все, что оставалось в тарелках, – не выкидывать же. Я поддавалась три дня, на четвертый предложила ей съесть все самой. Ей, видите ли, не под силу, ну а мне каково? Сопротивлялась я твердо, именно поэтому и не умерла от обжорства.
Духота стояла убийственная, лето выдалось жаркое. Тереса с Тадеушем кондиционеров не имели, к жаре привыкли. Тридцать пять в тени им нравилось, а мне нет. Тадеуш простужался Бог весть отчего: двадцать пять градусов – для него уже почти мороз, а легкое дуновение ветерка вызывало у него воспаление легких. В домике на озере из добрых побуждений он старался оттащить меня от вентилятора, дабы я не простудилась. А сестры каждый день по очереди отводили меня в сторонку.
– Мне с Тересой не выдержать! – украдкой шептала мне мать.
– Слушай, я с твоей матерью не выдержу! – нервно сообщала Тереса.
Тадеуш выдерживал всех и, похоже, прекрасно развлекался. Мою мать доводила в основном еда. А Тереса, отказавшись скармливать все мне, переключилась на мать, энергично пичкая ее, и оказалась права. У матери постепенно восстановился аппетит, и она опять отводила меня в сторонку.
– Купи мне этих вкусных сливок. Только чтобы Тереса не видела... Купи ветчины с жирком. Только чтобы Тереса не видела...
Я, конечно, покупала. Тереса все видела и отводила меня в сторонку.
– Слушай, неужели ты думаешь, мне для родной сестры куска Жалко? – возмущалась она. – Ведь ей же плохо будет! Сливки-то жирнее некуда, тридцать восемь процентов!..
– Не волнуйся, не будет ей плохо. Все, что хочется, съест с yдовольствием, – утешала я. – Дома мы едим такую дрянь, что все ваши проценты жирности – чепуха!
Легкой жизни у меня с ними, однако, не получилось. В Оттаве приходилось следить, чтобы не было сквозняков. На озере необходимо было экономить очень дорогое электричество и, естественно, сокращать расход воды, которая нагревалась этим дорогим электричеством. Курить я должна была как можно меньше, потому как Тадеуш страдал астмой. Поэтому никто не удивится, что по возвращении домой я распахнула настежь все окна-двери в квартире, зажгла все лампочки, закурила две сигареты сразу и пустила воду из четырех кранов.
Комары меня недолюбливали, кусали так себе, средне, без особого усердия, что я оценила еще раньше, у Алиции, когда та собиралась в Гренландию. Ее предупредили – комары там сущие звери. Она забеспокоилась, комары и тут ее донимали. Как-то мы обе стояли в саду, и точно: вокруг нее через мгновение уже клубилась туча комарья. Около меня, в двух метрах, летал один и отплевывался.
– Ну, видишь теперь? – заметила она с триумфом, потому что я обвиняла ее в предвзятом отношении к комарам.
Алиция соорудила себе специальный накомарник из тюля для вуалей: костюм, состоящий из шаровар и блузы с обильными сборками везде, где только можно, а потому весьма просторный. Костюм экзамен сдал, испытывать его Алиция пошла в сад.
– Нет, каков результат! – объявила она удовлетворенно. – Садились эти твари повсюду, и ни один не смог меня достать! Но представляешь, когда я наклонилась, шаровары натянулись, и один комар с хорошей реакцией тут же впился в меня.
Канадские комары серьезно осложняли мне жизнь, вечерами не давая выйти из дому. На всех дверях и окнах были сетки, в доме полное спокойствие, зато духотища. Кусались комары и днем, что тут скрывать, из большого малинника я возвращалась с урожаем, но вся искусанная.
Однако красота пейзажа заставляла забыть о комарах. Тереса и Тадеуш владели самым живописным участком озера, весла в лодке оказались почти невесомые – вот бы всю жизнь проводить на воде! Будь в доме кондиционер, и Тересино жилище оказалось бы раем на земле.
У них я познакомилась с прелестнейшим зверьком на свете, и на нем я зациклилась – чимпаник. Не знаю, как пишется само слово, и вообще что это за зверушка, одно определенно – это какой-то вид хомяка. Дикий зверек жил в лесу, но к людям он привык за несколько дней и уже через неделю только хлопнешь дверью на крыльцо – он прыжками мчится из лесу, чтобы получить орешки. Ел из рук, тычась мордочкой в ладонь, чтобы достать семечки подсолнечника, лазал по человеку. Не зверек, а истинное чудо!
Первый – Пикусь. Его я узнавала по откушенному хвосту. Потом появились еще Филюсь, Филютек и несколько безымянных. Они меня доконали: я все старалась соблюдать хоть какую-то справедливость, чтобы зверьки покрупнее не обижали маленьких – маленьким ведь тоже надо сделать запасы на зиму. Но чимпаники не желали вникать в такие тонкости, и забот с ними у меня хватало выше головы.
Другое необыкновенное существо – «грандхок». Тоже не представляю, как пишется, не знаю даже, как выглядит. Дважды с бешеной скоростью от меня улепетнула большая копна темно-серого меха, которая успела общипать у Тересы все ноготки. Сколько я рылась во всяких энциклопедиях и атласах – уму непостижимо, но «грандхока» не нашла. А ведь видела его собственными глазами, хотя и не смогла рассмотреть.
Именно там, в Канаде, я окончательно поняла, что мне думать о политическом строе своей страны и о вранье Марека. У Тадеуша нашлось что почитать, в том числе копии разных документов, среди них и результаты катынских экспертиз. Два месяца я не отрываясь читала с красными пятнами на физиономии. Катыни я не могла простить. А ведь Марек вдалбливал мне: дескать, он знает все из первоисточников, потому что в Катынь попал его отец, которому удалось бежать во время переезда. И я, дура безмозглая, ему поверила. Что же заставляло его лгать?!
Чтение оказалось занимательным во всех отношениях. Среди прочего я, например, обнаружила такой документ: директор департамента в Министерстве внешней торговли недрогнувшей рукой подписал торговое соглашение, принесшее нам несколько десятков миллионов убытка, за мизерную взятку в виде двухнедельного отдыха на Лазурном берегу с женой и ребенком. Аферист мелкотравчатый, горе с такими! Уж хоть бы сорвал куш посолиднее!.. Забыла его фамилию, а стоило бы назвать прилюдно, он наверняка жив (клопы, как известно, живучие) и судебное разбирательство было бы гарантировано.
Много сугубо секретных документов было похищено из польского МВД. Страшное разложение правящих кругов било наповал. У Марека оказался сильный инстинкт самосохранения, ему удалось исчезнуть с моего горизонта, не то я наверняка выцарапала бы ему глаза. Мои предположения на его счет оказались правильными, и он же еще клеймил меня и смешивал с грязью, протестуя против инсинуаций. По сию пору я не ведаю, намеренно ли он меня обманывал или сам был обманут, будучи еще большим недоумком, нежели я. Впрочем, я случайно обнаружила: все свои блистательные познания Марек почерпнул из партийных бюллетеней.
Ну хватит, возвращаюсь к Канаде. Однажды меня выпустили в город одну. Мне хотелось побывать в самых страшных районах Оттавы – этакий канадский Таргувек или старый Черняков. Тадеуш, подумав, сказал мне – средоточием темных элементов является Банк-стрит. Поехала я туда, нашла великолепный магазин с пряжей для вязания, а бандитов ни одного не обнаружила. Злокозненность улицы заключалась в том, что она была раскопана, но к раскопанным улицам в чужих городах мне не привыкать.
Я еще не вернулась домой, а семейство уже поссорилось: Тереса пошутила насчет того, что я, видно, заблудилась, мать восприняла это всерьез и отказалась ужинать. Досталось бы нам всем основательно, если бы не дети, служившие Тересе отдушиной. И наоборот. Полные два месяца никто не выдержал бы. Наше пребывание у одних давало роздых другим. Несмотря на все недоразумения, при нашем отъезде плакали и Тереса, и Моника.
Отъезд получился странный, по-видимому, слишком уж долго я путешествовала без осложнений. В аэропорте выяснилось – нас нет в списке пассажиров, хотя резервирование билетов я подтвердила в положенное время.
В общей сложности в списке отсутствовало одиннадцать человек. Все растерялись, никто не знал, что предпринять, пока из жалости нас не согласилась забрать чешская авиакомпания. Я даже порадовалась – люблю летать через Прагу. Тереса начала паниковать из-за неурядиц, но вынуждена была уехать – в шесть уходил последний автобус на Оттаву. Я оставила мать с багажом на тележке и побежала оформлять билеты. Чешский самолет улетал раньше нашего, я перерегистрировала билеты и вернулась в зал.
Матери на месте не оказалось.
Меня чуть удар не хватил. Обежала я соседние залы. Аэропорт в Монреале огромный, я здесь не бывала, понятия не имела, где ее искать. Чешский самолет улетал через двадцать минут. Вдруг матери стало плохо и ее забрали в медицинский пункт? Черт знает, где он находится! Я бегом вернулась в бюро нашего представительства, попросила помощи, чуть не разревелась. Двое парней прониклись ко мне сочувствием, обещали сейчас же ее найти. С перепугу я забыла, как выглядит моя родная мать и как она одета. Что пережила – врагу не пожелаешь.
