Птицы, искусство, жизнь: год наблюдений - Кио Маклир
Мать стала коллекционировать произведения искусства и открыла собственную галерею. (Ее собственные работы тушью, написанные в другой жизни – до замужества, остались в Японии, благодаря чему приобрели легендарный ореол.) Я выросла в доме, заваленном бесценными вещами и нелепым хламом, свежеприобретенной антикварной мебелью, памятными вещами посторонних. Наша крохотная нуклеарная семья сделалась отдельной страной с собственными уникальными обычаями, обособлявшими нас от всех.
⁂Музыкант, стараясь развеять мою робость, перезнакомил меня со всеми утками на пруду. Во-он там, сказал он, видите тех уток, которые садятся на воду, точь-в-точь неуклюжие гидросамолеты? Это кряквы. А там вдали, забавное скопление, плавают тесным кружком посреди пруда – видите? Восемь, девять, десять, одиннадцать, и все взбалтывают воду, чтобы корм всплывал поближе к поверхности: утки-широконоски. Указал на одинокого самца, похожего на огромного индюка, только качающегося на волнах: помесь домашней утки с кряквой. Подруга этого селезня, видимо, недавно погибла. Просто вдруг пропала, и, по слухам, кто-то видел ее мертвое тело.
Бывает ли уткам одиноко? Я задумалась над этим вопросом, но ответа не знала. Ничего-то я не знала про уток. Не знала даже про жир, покрывающий их перья, – даже как-то странно, я ведь, наверно, тысячу раз слышала выражение «как с гуся вода», а утки тоже водоплавающие.
Гибрид домашней утки с кряквой, похоже, приятно проводил время. Нарезал круги около нескольких утиных компаний, убалтывал дам. Харизматичный селезень.
Кряква (самка)
А музыкант харизматичный?
Да, немножко есть.
А музыкант с детства был близок к природе?
Не-а.
Музыкант рассказал мне, что вырос в семье, сидевшей в городе, как на цепи. У него было только одно детское воспоминание о природе – в шесть лет он поймал гусеницу. Посадил в пустую банку из-под маргарина, положил немного травы – пусть кормится, и закрыл банку крышкой. Ему никто не объяснил, что в крышке нужно проделать дырочки для воздуха. И так он сидел и смотрел, дожидаясь, пока вылупится из гусеницы его собственная бабочка.
Он рассказал мне: «Я начал ходить на орнитологические прогулки, чтобы вырваться из студии и из плена своих мыслей. Раньше я волновался: полюбят ли люди меня как музыканта? Хотел, чтобы меня понимали. Хотел, чтобы мной восхищались. Хотел быть значительной фигурой! Почти всё время тонул в смрадном болоте неуверенности. А теперь трачу долгие часы, пытаясь разглядеть вдали пичужек, которым пофиг, вижу я их или не вижу. Почти всё время трачу на любовь к тем, кто никогда не ответит мне взаимностью. Вот вам урок смирения».
Время, пока мы еще не были знакомы, стремительно отодвинулось в прошлое. Я привыкла общаться с теми, кого несколько ограничивает их артистический темперамент. Музыкант отличался от них тем, что нетипично поменял свою жизнь – повернулся спиной к миру конкуренции и требованию воспринимать всё с трагическим надрывом, но в остальном передо мной был знакомый человеческий типаж.
– Пойдемте, – сказал он.
Я зашагала вслед за ним по тропе.
Пока мы шли, я думала о том, что только что вычитала в книге Эми Фуссельман: «Вы удивитесь, как нелегко смотреть непредвзятым взглядом на что-то хорошее, если оно ново и необычно. Смотреть непредвзято на что-то новое и негативное – скажем, на стихийные бедствия – проще простого… Но что-то новое и притом позитивное – настоящий вызов».
Непредвзятый взгляд, рассудила я, – еще и попытка развивать внимание в лучшем смысле слова. Мне хотелось перенять то доброжелательное и всеобъемлющее внимание, с которым смотрели на мир художница в шарфе и музыкант, обожавший птиц.
У моего обычного (не в режиме материнства) внимания было три разновидности. Неотступное внимание, приберегаемое для собственного творчества, ограниченное рамками экрана внимание – для гаджетов, телевизора и ноутбука, а также внимание, которое включалось в начале и отключалось в финале, его я (иногда) уделяла непростым для восприятия книгам/картинам/фильмам. Между всеми этими якобы разнородными видами внимания было кое-что общее: они преследовали какую-то цель. Стремились к тому, чтобы затраченные усилия вознаградились, плоды трудов нашли своего покупателя, проза достучалась до сердца читателя.
А что, если моя сосредоточенность на творчестве, на сочинении историй, которые поддаются рассказыванию, душит во мне способность смотреть на мир широко, с нежностью и бескорыстием? Каково было бы полностью уделять внимание миру вокруг, текущему моменту, ни на что не рассчитывая, не надеясь, что усилия окупятся сколько-нибудь очевидным образом? Способна ли я практиковать внимание в духе божественной любви к миру? Восторженное и демократичное благоговение? Способна ли я взять пример с папы римского?
Музыкант и не подозревал о вопросах, которые роились в моей голове и за время прогулки приобрели странный клерикальный оттенок. Он был слишком занят: заглядывал между ветками кустов, величественно и великодушно уделяя внимание птицам, – наклонялся, чтобы расслышать, нагибался, чтобы увидеть, а услышав мелодию, умолкал, высматривая певца.
⁂Когда я вернулась домой, мои сыновья насвистывали. Мой старший сын научил младшего высвистывать мелодию, и я слушала, как они на своей двухъярусной кровати свистели допоздна.
Спустя несколько дней, на улице, я заметила юношу, который перемещался по тротуару как-то странно. Шаг вперед, шаг назад. Наклон вбок, шаг вперед, шаг назад. Иногда мы с мужем понарошку исполняем современные танцы – вот что мне это напомнило. Я перешла улицу – посмотреть, чего это он танцует на тротуаре.
Там, изломанный, отлетавший свое, лежал голубь с окровавленным обрубленным хвостом. Я вытащила из сумки полотенце, с которым хожу в фитнес-центр, мы подложили его под птицу и бережно перенесли ее к дверям подъезда, над которыми был козырек. Затем опустились на корточки, попробовали перехватить взгляд голубя. Не знаю, всматривался ли он в нас остекленевшими глазами или ему было всё равно, но мы смотрели на него, а он постепенно затих.
Я и раньше видела мертвых птиц, но никогда не видела, как они умирают. Взглянув на ситуацию рационально, я поняла, что голубь не был предназначенным для меня знаком свыше. Я не склонна выискивать послания судьбы, высматривать в небе мистические знамения, но с годами у меня выработалась определенная вера в случай и счастливые совпадения. Меня бы сейчас здесь не было, если бы не случайная встреча двух малосовместимых людей в неожиданных обстоятельствах. Я не познакомилась бы с моим будущим мужем, если бы в один невероятный вечер не вошла в нетипичную для себя дверь. Итак, после голубя, после еще нескольких дней, когда происходили необычные и банальные встречи с птицами, возникло ощущение, что мне советуют, чем заняться дальше. Я стану изучать птиц. Я послала музыканту записку – попросила разрешения целый год ходить за ним по пятам.
Музыкант согласился.
⁂Муж: О чем ты сейчас пишешь?
Я: Да так…
Мой муж – человек слишком преданный мне и
