Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии - Джеффри Кейн
На следующий день я прилетел в Кашгар, где встретился со своим гидом Мансуром (имя изменено из соображений безопасности). Это был дружелюбный и хорошо осведомленный человек, чью жену по совершенно неясным причинам чуть ли не ежедневно заставляли посещать многочасовые уроки патриотизма. Мансур хотел поделиться своей историей с внешним миром. Он рассказал мне, что его жена в течение «нескольких месяцев» ходила на занятия, где штудировала и заучивала наизусть государственную пропаганду.
«Давайте я расскажу вам о „Ситуации“», – начал он.
В первый из четырех дней, проведенных вместе, мы отправились в поездку по заснеженным, покрытым песчаником окрестностям Кашгара, подальше от камер и любопытных глаз.
«Работа гидом – это моя связь с внешним миром, – объяснил он. – Только так я сохраняю рассудок и не схожу с ума».
«Они называют ее [систему наблюдения] „Скайнет“». Название прозвучало зловеще, не в последнюю очередь потому, что именно такое имя носит искусственный интеллект, управляющий миром, в антиутопическом будущем фильмов о Терминаторе.
Три из шести часов, в течение которых мы в полном одиночестве карабкались по горам, Мансур, бизнесмен по образованию и человек, хорошо разбирающийся в текущих событиях, рассказывал мне о трех этапах создания идеального полицейского государства. Я сократил и во многих местах перефразировал его наблюдения.
Шаг первый, говорил он, заключается в том, чтобы определить врага – меньшинства, иммигрантов, евреев или, в данном случае, мусульман – и обвинить их в своих проблемах. Убедите свой народ, что эти враги повсюду и «что они угрожают силе и чести вашей нации».
Шаг второй – получить контроль над технологиями, чтобы следить за своими врагами. На первых порах руководители технологических компаний, если их прибыли высоки, будут делать вид, что все это не имеет к ним отношения, но начнут сотрудничать, как только их прибыли станут снижаться, потому что им понадобится поддержка государства.
Это поможет установить камеры и запустить социальные сети, способные собирать информацию о ваших врагах: черты лица, ДНК, записи голоса, а также данные о том, чем эти люди занимаются в интернете. «Распространяйте фальшивые новости о своих врагах в социальных сетях и приложениях». Цель – создать атмосферу истерии, обвинений и паранойи.
На втором шаге, объяснил он, есть один нюанс. Новые технологии в области ИИ и распознавания лиц почти всегда будут несовершенными. Возможно, новое программное обеспечение или устройства не настолько эффективны или умны, как нам кажется, и не способны с легкостью выслеживать подозреваемых в преступлении. Но из этих технологических несовершенств можно извлечь выгоду.
«Но каким же образом?» – спросил я.
Скрыть и запутать то, как функционируют технологии. Использовать жизнерадостный «новояз», делающий технологию непостижимой для обычного человека.
«Суть не только в том, чтобы заставить людей бояться, – сказал Мансур. – Лишить их уверенности – вот лучший способ держать под контролем».
Третий шаг – непростой для любого режима. Мансур принялся объяснять, какую выгоду можно извлечь из параноидального мира постправды, создаваемого при помощи технических средств. Используя камеры, искусственный интеллект, системы распознавания лиц и речи, «страну можно превратить в паноптикон».
«Что такое паноптикон?» – удивился я.
Паноптикон – это тюрьма, построенная в форме круга, из сторожевого поста в центре которой охранник может наблюдать за всеми заключенными, но никто из них не может видеть охранника, ответил Мансур. Это эффективный инструмент для контроля над людьми: им кажется, что за ними наблюдают, но они не знают, в какой момент и откуда. Идея паноптикона принадлежит британскому философу XVIII века Джереми Бентаму, оказавшему влияние на Джорджа Оруэлла.
«И как это работает сейчас, – спросил я, – здесь, в Синьцзяне?»
«Вы уже видели. Повсюду развешаны камеры, смартфоны и компьютеры взламываются, всех заставляют сканировать ID при входе на рынки и в школы, родственников и друзей вербуют и принуждают доносить друг на друга. Кроме того, каждому присваивается социальный рейтинг для оценки степени благонадежности».
Следующий этап, объяснил Мансур, – «применяйте правила произвольно». Отправляйте врагов в концентрационные лагеря даже за такие незначительные нарушения, как ужин с человеком с низким социальным рейтингом.
«Общество быстро разрушается», – продолжал он. Отгороженные от фактов и правды, постоянно находящиеся под наблюдением, большинство людей не могут отличить врагов от друзей и не обладают информацией, которая необходима, чтобы бросить вызов режиму. Друзья предают друзей, начальники доносят на подчиненных, учителя сдают своих учеников, а дети – родителей. Каждый вынужден обращаться за защитой к государству.
Итак, технологии, используемые таким образом, больше не высвобождают лучшее, что в нас есть. Они становятся тюрьмой, потворствующей самым темным нашим побуждениям. А люди, контролирующие технологии, в Китае контролируют и народ.
[ ]
Через два дня меня задержали за то, что я фотографировал. Я решил, что пора уезжать. Моим следующим пунктом назначения был египетский Каир, где, как рассказал знакомый уйгур, мигрантов из Синьцзяна выслеживают и депортируют обратно в Китай.
Садясь на рейс в Каир, я загрузил на свой компьютер файл, который мне прислал один из моих знакомых в Китае: «75 поведенческих индикаторов религиозного экстремизма». По его словам, полиция Синьцзяна распространяла этот список, рекомендуя гражданам настороженно относиться к определенным аспектам поведения, которые могут указывать на террориста. Ниже перечислены некоторые из подозрительных признаков:
[Люди, которые] «хранят большое количество еды у себя дома». «Курящие и пьющие, но внезапно бросающие курить и пить». «Приобретающие или хранящие инвентарь, такой как гантели… боксерские перчатки, а также карты, компасы, телескопы, веревки и палатки без очевидных на то причин».
Приземлившись в Каире, я поехал на такси в центр города, к небольшому отелю рядом с площадью Тахрир, минуя минареты и торговцев специями, толкающихся в потной толпе.
«Нашел людей, которые хотят встретиться с тобой в Каире», – написал мне на электронную почту знакомый уйгур из Вашингтона, когда я заселился в отель.
С «Асманом» и «Османом» мы договорились встретиться в детском учебном заведении для внеклассных занятий, где для этого была арендована комната. Я выдавал себя за учителя английского языка – мера предосторожности, о которой мы условились, поскольку их разыскивала египетская полиция.
В течение шести месяцев эти двое мужчин и их семьи фактически существовали без гражданства и находились в бегах, каждую неделю меняя место жительства. Руки Асмана дрожали, когда он подошел к окну, чтобы выкурить сигарету.
«Они продали нас! – воскликнул он. – Склонились перед мощью другого государства! Мы думали, что будем в безопасности здесь, но мы нигде не в безопасности!»
По его словам, все началось в сентябре 2016 года, когда Египет и Китай подписали ряд соглашений, согласно которым Китай пообещал Египту 11,2 млрд долларов на строительство новой столицы, электрифицированную железную дорогу, запуск спутников, а также на другие инфраструктурные инвестиции, предусмотренные проектом «Один пояс и один путь». В рамках этих соглашений страны обязались обмениваться информацией об «экстремистских организациях».
«Это означало, что Китай получил право требовать любую информацию, которая есть у систем наблюдения египетской полиции, обо всех нас, мигрантах из Синьцзяна», – подтвердил Осман.
3 июля 2017 года, через тринадцать дней после того, как представители египетских и китайских спецслужб договорились обмениваться информацией, полиция в Египте начала проводить рейды по общежитиям, ресторанам и жилым домам. Они забирали уйгурских студентов и обычных жителей, даже если они находились в стране на легальных основаниях, и депортировали их обратно в Китай.
«Мы знали, что это плохо закончится и они придут за нами, – говорит Асман. – Наше время было на исходе».
В июле 2017 года в его дверь позвонил консьерж.
«Я выглянул в окно и увидел снаружи египетскую полицию, – рассказал он мне. – Поэтому я велел всем гостям и членам моей семьи вылезти на крышу и сидеть тихо».
Обыскав комнату, полицейские ушли, но Асман знал, что они вернутся.
Осман рассказал мне, что планировал сбежать из Египта, но не был уверен, удастся ли ему и его семье выбраться, да и вообще выжить, если их заставят вернуться в Китай. В 2017 году служба новостей «Аль-Джазира» сообщила, что 90% из 7–8 тысяч уйгуров в Египте были возвращены в Китай.
«Все это показывает мощь Китая, – с горечью сказал Асман. – Показывает, что власти охотно делают все, чего требует Китай, если
