Константин Подыма - Нам подниматься первыми
Ныла раненая рука. Наскоро перебинтовал, завязывая зубами узелки. Достал из планшета карту. Идти куда глаза глядят он не мог.
Ближе всего была Лабинская. Станица большая, там легче будет затеряться. Километров тридцать в день он прошагает…
Незамеченным дошел Дмитрий до Лабинской. Ночью бродил по окраине, тревожа бдительных собак.
Увидел поваленную трубу маслозавода, залез туда. Там можно укрыться не на один день, без риска натолкнуться на фрицев или полицаев. К тому же здесь — тепло и сухо. Продуктов ему пока хватало. У летчика всегда есть при себе неприкосновенный запас.
Сидел так день, два. Но стало туговато: кончился НЗ. Осталось три сухаря и банка тушенки.
Долго не продержаться. Да и рука ныла нещадно. Перевязать бы, чистый бинт найти.
Незнакомая станица, незнакомые люди. Но рискнуть все же надо!
Осторожно высунул голову наружу.
Отшатнулась в сторону проходившая мимо девушка. Остановилась, повернулась к нему.
Шепнула с затаенной тревогой:
— Ты кто такой?
— Я свой, советский. Летчик. Сбит под Курганинской. Дай чего-нибудь поесть, если можно.
— Пойдем к нам в дом. Вон, видишь, крайний стоит.
— Немцев у вас нет?
— В третьем доме от нас. Но ты не бойся.
— Я лучше подожду вечера. Не хочу подвергать, вас опасности. Всякое может быть. Как тебя хоть зовут?
— Тося, Антонина то есть, — смутилась девушка.
Вечером Дима огородами пробрался к дому. Осторожно стукнул щеколдой. Дверь открылась. Его, уже ждали.
— Тося, не найдется зеркала? — спросил он, — На себя посмотреть хочется.
— Ну и ну! — укоризненно качал головой, смотря на заросшее щетиной, замазанное сажей лицо. А мать Тоси, Мария Павловна, уже грела воду в большом чугуне.
Умылся летчик, побрился, синеглазый смуглый красавец глядел теперь из зеркала. Совсем другое дело!
Достал из внутреннего кармана; гимнастерки небольшую книжечку. Показал Тосе.
— Комсомолец. А ты?
— Я тоже.
Хорошо было в этом доме Диме. Пять сыновей сражалось у Марии Павловны на фронте. Шестым стал абхазский парень.
Только день ото дня Дима чувствовал все большую неловкость. Рука заживала, двигалась свободно. Пробовал начать рисовать (до войны так любил), да бросил. Было ему тягостно сидеть, скрываясь от врагов, ему, лейтенанту Красной Армии.
Однажды встал ночью и отодвинул занавеску. Скользили вдоль забора невысокие фигуры. Что-то белело в руках. Листовки?
Утром Дима всерьез поговорил с Тосей.
— Не могу я, понимаешь, так! Помоги! Ты ведь всех знаешь.
Тося оглянулась на мать, хлопотавшую у печки, и шепнула:
— Погоди, я узнаю. Может быть…
Она слышала, что многие ее школьные друзья вступили в подпольную организацию, что руководит ею учительница их тридцатой школы Любовь Антоновна Шитова. Она жила в самом центре станицы, по Красной, 53.
А рядом — комендатура, жандармерия.
Собрались в организации совсем молодые: многим и пятнадцати не было. Братья Братчиковы — Леонид и Николай, Валентин Мартынюк, Владимир Кошелев, Владимир Кириленко.
Это уже потом узнал их Дима, когда пришел к Любови Антоновне. Ребята ему понравились. У них просто руки чесались насолить фашистам.
И им тоже понравился Дима. Летчик! Командир!
Так и вышло, что вскоре Дмитрий Шервашидзе командовал отрядом «Юный мститель», ввел железный порядок, воинскую дисциплину. Надо было серьезно заняться вооружением подпольщиков.
Действовали группами и в одиночку.
Прибежала однажды к матери Валентина Мартынюка соседка:
— Ой, Феня, я посмотрела, что твой Валька делает! Иду ночью, слышу его голос: «Встаньте у забора! Раздевайтесь! У-у, проклятый фриц, хенде хох!» Разоружает немецких офицеров.
Приносил Валентин и гранаты, и винтовки, закапывал в огороде.
А днем иногда переодевался в форму фашистского офицера и шагал по улице, погоняя «русских», собирающих на дороге зерно, — своих ребят из подпольной группы. Это зерно шло потом партизанам. Рисковый парень был Валентин!
Собирали оружие и на местах боев. Тут уж допускались к делу и самые маленькие. Леня Братчиков всегда тянулся за старшими, а ему ничего особенного не доставалось делать. Только сбор оружия… Выходил из леса с мешком сучьев. Разве догадается растяпа-полицай, что в мешке у мальчишки карабины без прикладов? И не один, а пять!
Володя Кошелев работал на маслозаводе машинистом дизеля. Вместе с Николаем Братчиковым ночью проникли они в один из цехов и засыпали в котлы сулему. Масло отправлялось в Германию и на передовые фашистов.
Кроме того, ребята подожгли несколько немецких автомашин, цистерну с горючим.
Девчата тоже подобрались лихие: Оля Чайковская и Лена Цурукина, Оля Пушкарская и Аня Попова.
Красная Армия подходила все ближе. Враги были в панике. Они хотели разрушить станицу. Многое удалось спасти юным подпольщикам.
И везде первым был Дима. Во главе вооруженного отряда он помогал бойцам Красной Армии очистить Лабинскую от вражеской нечисти, найти укрывшихся полицейских.
Уходила Красная Армия на запад, и с нею ушли почти все бывшие подпольщики.
Первым — Дима…
Я держу в руках пожелтевший листок письма-треугольничка. Тридцать лет живут эти буквы, наскоро набросанные на бумаге.
«Дорогая мама, я здоров, за меня не беспокойся… Уже недалек тот день, когда мы кончим с немцами и я вернусь».
Он не вернулся в свой дом.
А я сижу сейчас рядом с его родными и вчитываюсь в старые фронтовые письма.
«Мама, какой родной и близкой стала мне вся наша земля. Пока я дышу, я буду вести своих людей вперед…»
Я сижу в Сухуми в уютной квартире Леонида Алексеевича Шервашидзе, старшего брата Димы, и слушаю его чуть хрипловатый голос, читающий извещение.
«Ваш сын, командир роты 808-го стрелкового полка 394-й стрелковой Криворожской дивизии… в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге…»
Голос Леонида Алексеевича дрожит. Он ведь помнит, как пришло это извещение и он прятал его от матери. Узнала потом Тереза Мурзакановна, слегла и больше уже не поднялась…
4 апреля 1944 года в бою за хутор Тарасовка погиб ее сын и вместе с ним 46 бойцов его роты.
Вот как сложилась Димина судьба: родился в Абхазии, научился летать в Ейске на Кубани и пал смертью храбрых на Украине под Одессой.
Только и помнят его везде: там, где сделал он свои первые шаги, и там, где вступил в отважную схватку с врагом, и там, где спит вечным сном.
Абхазским Олегом Кошевым называют его в Сухуми.
Такая славная у Димы судьба.
Встреча шестая с Ваней Масалыкиным
Об этом мальчишке рассказали мне в Москве, хотя жил он на Кубани, в станице Новопокровской. И там оборвалась его жизнь.
Ваня Масалыкин был сиротой. Воспитывал его колхоз «Кубань». Так и называли Ваню «сыном колхоза». Тихий, молчаливый он был. Жил в семье Караченцевых и крепко дружил со своим ровесником Сережей.
Шел Ване четырнадцатый год, когда началась война. Осенью сорок второго вступили в станицу враги.
В Новопокровской начала действовать подпольная группа, оставленная по заданию райкома партии, секретарем партийной подпольной организации был Анисим Капитонович Мезенцев, работавший до оккупации председателем колхоза «Кубань». Вредили врагам народные мстители, склоняли колхозников не выходить на работу, проводили агитацию среди населения станицы, сообщали сведения о борьбе Красной Армии.
Ваня о подполье, конечно, не знал, а сидеть сложа руки не мог, решил хоть как-то мстить фашистам. Но одному — никак не выйдет. Как же без друзей?
Стали ребята выводить из строя немецкие автомобили, прокалывая шины, добывали у врагов оружие. А однажды достали штук десять гранат.
Ваня тогда и решил, что настала пора действовать.
У него возник дерзкий план, поделился с мальчишками, и те пришли в восторг.
Засаду надо было сделать у школы. Там должен проезжать немецкий комендант, как обычно. Швырнуть гранаты и — наутек. Не останется, гад, в живых!
С утра залегли у школы. Из-за невысокого забора внимательно следили за всем, что происходит в станице. Ничего подозрительного. Улица пустынна.
— Долго что-то нет, — забеспокоился Сережа Распопов.
— Никуда не денется, — успокоил его Ваня, — сейчас явится.
Он храбрился, хотя сердце его билось тревожно. Вдруг сорвется? Вдруг не приедет? Но как же так — изо дня в день выезжал комендант, а тут, сегодня… Вдруг узнал? Нет, в пацанах своих Ваня был уверен.
— Слышите, — привстал на локтях Миша Смородин. — Едет.
По улице, трясясь на ухабах, медленно приближался к ним автомобиль с комендантом и переводчицей.
Ваня улучил момент, выскочил из-за забора и швырнул гранату. За ним — и остальные. С глухим стуком упали гранаты, подняв сухую пыль.
