Андрей Малыгин - Крымский узел
Некоторые СМИ склонны были считать эти демарши российских политиков выражением некоей новой «крымской» политики России (украинские аналитики объясняют это необходимостью для России новой точки приложения сил после поражения в Чечне, или об осознании Россией необходимости контроля за черноморским транзитом[38]). Тем не менее, это, очевидно, не вполне соответствует действительности.
Письмо А. Лебедя приоткрывает завесу над причинами российского подхода: это задержка с определением статуса ЧФ на территории Украины, отсутствие подвижек в решении проблемы его базирования. Лебедь рекомендовал использовать «территориальные разногласия» как рычаг для давления на Украину в вопросе о флоте.[39] Это было вполне адекватно понято украинскими политиками. Так, например, С. Головатый, комментируя решение Совета Федерации России в декабре 1996 года, отметил в интервью газете Коммерсант-Daily, что, по его мнению, «российские сенаторы, явно понимая бесперспективность своих претензий в отношении Севастополя, хотят самим фактом их выдвижения заставить Киев подписать соглашения о разделе на выгодных Москве условиях».[40]
Казалось бы, особняком стоит позиция Ю. Лужкова, недвусмысленно акцентировавшего внимание именно на территориальных проблемах,[41] однако, в действительности и она не выпадает из традиционной стратегии Москвы в крымском вопросе, составной частью которой всегда была игра «риторическими мускулами», рассчитанная на произведение известного эффекта. Общим местом в оценке «внешнеполитических инициатив» Ю. Лужкова уже давно стали указания на его стремление создать себе имидж патриота ввиду новых президентских выборов.[42]
Следует иметь в виду, что усиление «крымской» риторики в конце 1996 года совпало с острыми дискуссиями внутри российского истеблишмента по проблеме расширения НАТО на Восток, в которых был очень существенен момент «гарантий безопасности» страны. Тема Севастополя, как и тема Белоруссии, поднималась в контексте поисков «адекватного ответа» Североатлантическому альянсу. Как только было достигнуто общее соглашение с НАТО, а также произошло известное разграничение сфер влияния России и НАТО в государствах бывшего СССР, «проблема Севастополя» была быстро закрыта, что говорит о том, что ее вряд ли можно рассматривать как самостоятельный фактор российской внешней политики. С приближением НАТО к границам России, российские политики всерьез задумались о создании новой военно-политической системы на территории бывшего СССР. Это неизбежно повлекло за собой поиск и привлечение надежных союзников. В этих условиях политическая конфронтация с Украиной выглядела слишком неконструктивной. Постепенно стороны стали переходить от взаимных претензий к выработке партнерского стиля взаимоотношений. Важной вехой на этом пути стало подписание широкомасштабного Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Российской Федерацией и Украиной в 1997. Что касается трудностей его ратификации российской стороной, то они также отражали не столько глубоко укорененный в российском сознании ирредентизм, сколько особенности вполне естественного привыкания к новой реальности.
В течение шести с половиной лет мир с замиранием сердца ожидал возникновения новой горячей точки в Европе, которая могла бы превратиться в зону серьезного конфликта между двумя крупными государствами, образовавшимися на развалинах бывшего СССР и унаследовавшими его ядерный потенциал. Этого не произошло, поскольку в сущности никакого территориального спора не было. «Крымские разногласия» России и Украины создавались отнюдь не «патриотическими» устремлениями или амбициями сторон, а скорее навязывались обстоятельствами руководству обоих государств, которые втягивались в решение проблемы зачастую помимо своей воли, не имея каких-либо априорных политических стратегий.
Более или менее пристальный взгляд на крымскую проблему показывает, что те или иные радикальные заявления политиков являлись не более чем риторикой, призванной обеспечить решение значительно более частных политических и экономических задач. Для России такими задачами были: сохранение контроля над Черноморским флотом и обеспечение льготных условий его базирования, а также сохранение действенного рычага для экономического и политического влияния на Украину, для Украины — средством достижения наиболее выгодных экономических последствий базирования российского военного контингента на своей территории. Чрезвычайно важной являлась для Украины также задача постоянной демонстрации своей государственной состоятельности, целостности и независимости, повод к чему постоянно давала крымская ситуация.
Как уже говорилось, существеннейшую роль играло то, что проблема Крыма и Севастополя и в России и на Украине была «блюдом для внутреннего употребления», элементом внутриполитической борьбы.
Все эти обстоятельства предопределили как остроту полемики, так и ее риторический характер, обусловив то, что она ни разу не вышла за рамки словесного «обмена любезностями». В определенной степени это может считаться успокаивающим фактом. Однако история свидетельствует о том, что даже самые устойчивые тенденции имеют свойство меняться, а также о том, что крупные конфликты часто возникают не из тех или иных стремлений, а как раз против воли их участников. Зачастую вполне частные и локальные проблемы таят в себе большой конфликтный потенциал, именно таковой и является проблема Черноморского флота.
2. Проблема Черноморского флота: начало дрейфа
В отличие от фиктивного, в значительной мере, «крымского спора» России и Украины, борьба за обладание Черноморским флотом была вполне реальной. Тем не менее, глубокую проблему ЧФ невозможно свести лишь к полемике соответствующих институтов двух государств. Спор о Черноморском флоте — это и политическое противостояние между командованием ЧФ и украинскими военными властями, это и драматический раскол внутри части офицерского корпуса самого флота. Едва ли при описании черноморской эпопеи можно отдать приоритет лишь одной из ее «сюжетных линий». Прежде чем стать «головной болью» в Москве и Киеве, ЧФ стал таковой для Севастополя, Крыма. Иногда наблюдателям борьбы вокруг флота казалось, что далекие столицы делают все возможное вовсе не для того, чтобы решить проблему, а как раз для того, чтобы уйти от ее решения. Даже сегодня весьма трудно однозначно ответить на вопрос — где происходили наиболее важные процессы: в дипломатических кабинетах, в штабах военачальников или на улицах крымских городов? Именно столкновение интересов массы людей на различных уровнях и в разных местах и делало эту проблему столь трудно решаемой за столом переговоров, даже когда за ними встречаются верховные лидеры государств.
Кризис 1992 года30 декабря 1991 года страны-участники СНГ подписали ряд документов по военным вопросам, в соответствии с которыми Министерство Обороны бывшего Союза подлежало ликвидации, а вместо него создавалось Главное командование Вооруженных сил Содружества независимых государств. Государства СНГ получали право создавать свои вооруженные силы на базе частей и подразделений ВС СССР, которые дислоцировались на территории этих государств, за исключением тех из них, которые признавались «стратегическими силами» и должны были остаться под объединенным командованием СНГ Дальнейшие события показали, что у лидеров, подписавших пакет военных документов, не было единого представления ни о том, что входит в понятие «стратегических сил», ни о том, каков должен быть статус и условия размещения этих сил на территории новых государств.
В первые дни нового 1992 года президент Украины Л. Кравчук заявил о начале строительства Вооруженных сил Украины. 5 января украинское правительство начало приводить к присяге на верность Украине войска, дислоцировавшиеся в республике. В Этот день присягу приняли части Национальной Гвардии, 12 января — пограничные войска. До 20 января принятие присяги планировалось осуществить во всех трех военных округах, которые имелись на Украине — Одесском, Киевском и Прикарпатском, а также на Черноморском флоте (точнее, в той его части, которая после распада СССР оставалась на территории Украины). К присяге также планировалось привести и подразделения, которые оставались под объединенным командованием (ракетные войска, авиация дальнего действия), хотя, как утверждал Министр обороны Украины К. Морозов, эти войска должны были выполнять задачи обороны всего Содружества.[43] По сообщениям печати, в большинстве частей и соединений принятие присяги прошло без каких-либо осложнений, Исключение составили некоторые стратегические части и Черноморский флот, командование которых отказалось выполнить решение украинских властей.
