А. Метченко - Слово о Маяковском
Вот почему для Маяковского закономерны поиски нового эпоса, в котором нашли бы отражения события истории, подвиг народа. Поэма «150 000 000» представляет попытку создания эпоса, так сказать, в «чистом виде», подобно творчеству самих миллионов, былинам и сказкам. «150 000 000» задумана как «былина об Иване» — русском народе, совершившем подвиг всемирного значения. Антипод Ивана Вудро Вильсон изображен здесь в традициях сатирической сказки, как чудовище, с которым вступает в поединок Иван. Однако традиции фольклора все же подвергаются существенной модернизации. Стоит отметить, что на характере поэмы положительно сказалась работа Маяковского над плакатами в «Окнах РОСТА». Вместе с тем ее стиль осложнен формальными изысканиями, чрезмерным, по словам Луначарского, словесным виртуозничаньем. Это была дань футуризму, который в тот период защищал Маяковский.
Поэма не сыграла той роли, на которую он рассчитывал. Искреннее желание создать произведение глубоко народное вступило в противоречие с установкой на такое обновление формы, которое граничило с вычурностью. Тем не менее этот опыт создания нового эпоса имел серьезное значение, как для эволюции собственно Маяковского, так и для развития советской поэзии. Поэт еще более укрепился в мысли о необходимости и перспективности эпоса революции. И уже в процессе работы над «былиной об Иване» подходил к выводу, что новый эпос отнюдь не должен быть безличным, безымянным, как полагали пролеткультовцы. Спустя год Маяковский иронически скажет: «Пролеткультцы не говорят ни про «я», ни про личность. «Я» для пролеткультца все равно, что неприличность». Эта ирония могла быть в равной мере адресована и футуристам, ухитрявшимся соединять крайний индивидуализм с проповедью обезличенного творчества, выступавшим, в частности, против установки памятников выдающимся личностям. Протест против такого понимания «коллективизма» прорывается у поэта уже в период работы над поэмой «150 000 000». Правда, протест этот остался в черновиках («Это Я я, я, я я я земли вдохновенный ассенизатор»), но сам факт симптоматичен. Маяковский хотел быть выразителем чаяний народа («И вот я весь единый Иван», — находим запись в черновике «150 000 000»), однако пришел к убеждению, что для этого нужно не отказываться от самого себя, а проникнуться мыслью, чувством, интересами народа, примером чего был для него Ленин.
Работа над поэмой о Ленине имела для Маяковского и для всей советской поэзии значение принципиальное. Те, кто противопоставляют его лирические поэмы поэмам «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо!», якобы лишенным лиризма, либо сознательно игнорируют, либо просто не в силах понять то обстоятельство, что эти произведения объединяет сокровеннейшая мечта о новом человеке, новой личности, способной вместить в себя весь мир с его радостями и горестями. В поэме о Ленине мечта поэта обрела живое конкретное воплощение: создан образ реального человека, «самого земного изо всех прошедших по земле людей».
Вчитайтесь внимательнее, и вы убедитесь, что это тоже поэма о любви. И какой любви! Такой доселе не знала ни история, ни мировая поэзия: любовь миллионов и миллионов людей без различия рас и наций. Смерть Ленина оплакивают все народы мира:
Желтое солнце, косое и лаковое,взойдет, лучами к подножью кидается.Как будто забитые, надежду оплакивая,склоняясь в горе, проходят китайцы.Вплывали ночи на спинах дней,часы меняя, путая даты.Как будто не ночь и не звезды на ней,а плачут над Лениным негры из Штатов.
Лиризм поэмы о Ленине, скорбный и нежный, открытый, гордый, — лиризм слияния с народом. И в этом слиянии — источник радости: «Я счастлив, что я этой силы частица, что общие даже слезы из глаз». Поэтому даже публицистика, которую поэт воинственно здесь защищает, тоже обретает черты лиризма.
В личности и деятельности Ленина поэт революции искал (и нашел) ответ на вопросы, неотступно встававшие перед ним с самого начала творческого пути о человеке, его сущности и назначении, месте в мире, о его счастье и преодолении трагического в жизни «Что он сделал, кто он и откуда — этот самый человечный человек?»
Идеал большого человека, человека-борца, каким предстает в поэме Маяковского Ленин, озаряет и образ лирического героя. Через Ленина в его духовный мир входят судьбы народов, ему становятся еще понятнее, ближе, дороже думы и чаяния людей «ленинской выправки» — лучших людей эпохи. Пережив окрыляющее чувство радости слияния с народом-океаном, лирический герой ощутил себя участником всемирного исторического процесса. Это определило своеобразие стиля поэмы, соотношение в ней лирики и публицистики, лирики и эпоса.
Отправным моментом в изображении Ленина и в построении поэмы стала картина народной скорби как выражения любви и благодарности народа к своему вождю. Отсюда возникает потребность воссоздать в поэтических красках и образах то, что было делом жизни, историческим подвигом Ленина, что выдвинуло его как народного вождя, равного которому не знало человечество. Вот почему «типическими обстоятельствами», в которых проявляется характер нового героя, являются не бытовые аксессуары, а события всемирной истории. Причем история не фон, а составная часть «биографии» героя. Поступая так, Маяковский сознательно шел на риск.
Поэму «150 000 000» критика хвалила за сюжетность. Но это был условно-фантастический сюжет (как и в «Про это», «Пятом Интернационале»). Там условный сюжет отвечал замыслу, романтическому характеру обобщения. Маяковский и позже не отказывается от условного сюжета («Клоп», «Баня»). Но в поэмах «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!» явное предпочтение отдано фактам реальной истории. Используются гротеск, экспрессия — когда возникают картины или образы уходящего мира, но никакой фантастики. Факты истории, логика ее политического и философского обобщения — вот что, убежден поэт, более всего отвечает деятельности, характеру героя. Взаимодействие исторического и логического определяет развитие всех тем и образов, связанных с главной темой, центральным образом.
Опыт Маяковского в создании образа Ленина как вечного образа, рожденного нашей эпохой, не исключает, конечно, других подходов к теме, но, предпринятый под влиянием глубокого потрясения, он являет пример истинного, плодотворного новаторства, подсказанного слиянием взволнованного чувства и зрелой мысли.
Работа над ленинской темой имела еще один аспект, особенно важный для судьбы социалистического искусства, отношение к искусству и культуре прошлого.
В кругах так называемой «левой» художественной интеллигенции была популярна концепция, что-де революционеры в политике чаще всего (если не всегда) бывают консерваторами в искусстве. В наше время эта версия нет-нет да и вынырнет за рубежом. «Левизна», которой обычно кичатся ее носители, на деле означает не столько заботу об искусстве, сколько пренебрежение к интересам народа и ярче всего проявляется в нигилистическом отношении к культуре прошлого, художественному классическому наследию. Проникнув после Октябрьской революции в органы, ведавшие вопросами искусства, «левые» пытались проводить свои взгляды именем Советского государства. Это вызвало решительный отпор у Ленина.
Маяковский, несомненно, знал, что поэма «150 000 000», которую он послал Владимиру Ильичу, вызвала у Ленина отрицательную реакцию. Он догадывался, что особенно настроило Ленина против поэмы пренебрежительное отношение к классикам. И он пытается объяснить свою позицию партии, Ленину. «IV Интернационал», в котором поэт мотивировал свою непримиримость к искусству классиков обстановкой нэпа, неправомерно связывая культуру прошлого с рецидивами буржуазной идеологии и активностью мещанства, имел подзаголовок: «Открытое письмо Маяковского ЦК РКП, объясняющее некоторые его, Маяковского, поступки». В черновиках поэмы «Пятый Интернационал» находим строки о желании поэта встретиться с Владимиром Ильичем, объяснить ему свою позицию.
Но для Маяковского, в отличие от его «левых» спутников, авторитет вождя революции не ограничивался сферой политики и государственной деятельности. Ленин для поэта — всеобъемлющий гений. И еще до поэмы о Ленине написаны ставшие классикой стихотворения о Пушкине, о Лермонтове («Тамара и Демон») — произведения, недвусмысленно указывающие, на чью сторону благодаря ленинской критике футуризма переходил Маяковский в споре об отношении к культуре прошлого.
