Русский вопрос на рубеже веков (сборник) - Солженицын Александр Исаевич

Невозможно представить, что перегруженная планета будет и дальше, и дальше спокойно терпеть запущенную неосвоенность российских пространств.

Нашей правящей олигархии, утонувшей во внутренних интригах, ничтожных расчётах и жадном обогащении, — хоть когда-нибудь оторваться бы и поднять глаза на эти Божьи просторы, несказанной красоты, души и богатств, — которые по несчастному року, но лишь на отмеренный срок, достались в её вредительное владение.

Трудно прогнозировать, насколько окажется устойчивой и как долгой наша с Китаем нынешняя как бы дружба. Как потекла она сейчас — мы просто пособляем выполнить китайскую программу вооружений. Но и закупки нашего оружия им скоро не понадобятся: от 1986, в период обвального падения нашей военной промышленности, военные расходы Китая возросли на 60 %. И скоро нас отстранят как раздутую помеху.

И что не сломится дух Китая, проверенный тысячелетиями, тоже сомнения нет.

Да и это для нас — ещё не весь Восток, не вся Азия. Ещё есть — наши внутрироссийские автономии, хватило бы нам ума устроиться с ними. (Об этом — ниже.)

7. Наш парламентаризм

Осенью 1994, по инерции долгого проезда Сибирью, северными русскими областями, потом южными, и от напутствий: «Скажите, скажите в Государственной Думе» — и об этом!., и об этом! — я, приглашённый выступить в Думе, пошёл туда со всей серьёзностью, как в какую-то, правда, важную инстанцию. Представил им и очерк из истории четырёх дореволюционных Государственных Дум — чуждых им, явно не в коня корм — и даже, с надеждой, назвал их 5-й Думой. А депутаты, как это запечатлело телевидение, — кто разговаривал с соседями, кто печатал на компьютере, кто зевал, кто чуть не спал. (Хотели этим выразить насмешку надо мной? — а обсмеивали самих себя.)

И три четверти часа я впустую говорил им: о гибельном вымирании народа и неотложном сбереженьи его; о безразличии повсюду к столичной политике — и о слабой связи центральных властей с болями страны; и о самих, самих этих болях. И тем более впустую, когда стал говорить, что нынешняя избирательная система не даёт выхода активным народным силам, но народ рассматривается политическими партиями лишь как материал для выборов, а больше ни к чему и не нужен.

О несчастно принятой у нас избирательной системе я не раз говорил и во многих по российским просторам общественных выступлениях, и в моих, грубо оборванных, беседах по центральному телевидению. О длительной предвыборной лихорадке, которая начинает трясти страну и за год до выборов, и за полтора, — и все политические деятели, и думцы если и занимались какими государственными делами, то забывают их на этот срок. И что прямые выборы в дальний верх, при неразвитости всеобщего у нас правосознания, — не могут дать истинных народных представителей, лишь обманывают народ. Да ещё же: при неизбежной крупности округов избиратели не знают своих кандидатов, а при партийной системе (глубоко порочен принцип — отдавать места партиям, да ещё половину мест) даже и по имени не знают, за кого голосуют: кого им потом снизошлёт партийный центральный комитет. (Хлопай ушами, сваха всё скажет) И — как коробит эта развязная манера самовыдвижения кандидата, в противоречие с русскими традициями. И это пустословие предвыборного красноречия, и лёгкость, лёгкость бескрайних обещаний (а доверчивая масса ещё сколько-то верила им…).

Такая избирательная система отталкивает от выборной борьбы людей скромных, достойных, нравственных, духовно развитых, — то есть лучший уровень в народе, тех людей — мы редко увидим в депутатах. (Как и людей высоко специализированных.) И: такая система выборов требует от искателя совсем иных качеств, нежели то государственное умение, опыт жизни, ум и ответственность, какие потребуются от уже избранных: мы изначально, роковым образом, — избираем не тех, которые истинно нужны.

А — пристрастие в составлении избирательных комиссий? а возможности разнообразных фальсификаций при отсутствии истинного общественного контроля? И весь этот избирательный спектакль ещё перекрывается — тайными деньгами, банками, — они-то и подменяют собой волю народа. (А наиновейший проект избирательного закона, 1998, распахивает и ещё шире дорогу фальсификациям.)

Да «волю народа» откровенно и не ищут, если цинично признают состоявшимися выборы при 25 % явившихся, — а что думает 75 %, нам и знать не надо.

Равнодушие народа? Но тогда — он и не готов к парламентаризму, надо искать для него более верную форму представительства.

Да членство в наших Государственных Думах награждает депутатов помимо полной неприкосновенности относительно даже уголовного кодекса ещё и многими другими статусными и материальными выгодами. О них наши думцы позаботились в первых же своих законодательных актах. (Несколько членов «Выбора России» пытались протестовать против этих повышенных льгот, но смолкли, подчиняясь общему приятию.) Разные газеты в разное время сообщали и об этих принятых законах, и о цифрах выплат депутатам. Тут — фракции не спорили. Горячие столкновения были — за квартиры: из своих полученных московских квартир не хотел уходить (и не ушёл) Верховный Совет, подобно ему и «5-я» Дума не хотела уступать квартиры «6-й»: все представители пространственного народа теперь желали навек остаться москвичами.

Всё это стыдно читать, если вспомнить, что в старой России члены Думы на своё содержание могли жить лишь очень скромно, из него оплачивали и съём петербургской квартиры (не имея права на казённую), не имели и казённого транспорта.

А так много получая из рук исполнительной власти — может ли наша законодательная становиться в весомую ей оппозицию?

А ещё же: рассудительный ход обсуждений смешивается и разрушается наличием и действиями партийных фракций: многие депутаты должны чутко помнить, что обязаны своим льготным избранием не жителям какого-то российского округа, а своим партиям, и голосовать должны не в сознании своей неотрывной включённости в судьбу тех жителей, а — по указанию своей партии (тому и словечко есть: «императивный мандат»). Да противоборствующих парламентариев, партию власти и партию оппозиции, поверх фракционных делений — объединяет и единый общий интерес: переизбраться и на следующий срок — и тем продлить свою удобную жизнь. Пребывание в одной общей большой лодке делает и все движения фракций умеренно осторожными, чтобы лодку не перепрокинуть. Трудно представить более оглядчивое «оппозиционное большинство» — в обеих наших безответственных Думах с их увилистыми председателями.

То развлекут нас скандальчиками (при дежурных клоунах), перебранками, даже и до мордобоя, балаганные заседания; то демонстративными выходами целых фракций из зала, — кому первоучина, а кому и наскучило. А груда нерешённых законов томится, тлеет, народная жизнь — подождёт. Законоутверждение — немощное, медленное, и законы выходят сырые, некачественные, часто сразу из первого чтения. (Зато не пропущена ни одна поездка на «межпарламентскую встречу», с их дополнительными удобствами. А иные депутаты, и в немалом числе, просто три четверти заседаний пропускают: «срок идёт», блага исправно капают — и ладно.)

Да ведь сколькие притекли из духовно окаменелого слоя! И кто из нас сам, насмотревшись и наслушавшись думских депутатов в их кулуарных интервью, не бывал поражён некоей механичностью их вида и тона голоса — от захвата политическими и личными расчётами? от внутреннего равнодушия к чувствам и бедам тех отдалённых, невидимых людей, лишь раз в четыре года требуемого электората? Раскатанные фразы без душевного чувства. Почти никогда не передастся тебе, что депутаты живо заинтересованы теми судьбами, до которых докатятся же и последствия думской, столь непринуждённой в личных манерах, процедуры.

Народные представители…

Проникают, конечно, и сюда здоровые духом. Да спасибо, что хоть иногда распахивается вид на бездарность или преступность, раздаётся какое-то обличение власти. И Конституция же 1993 года оставляет Думе не многим больше того, как быть украшающим довеском, на обочине реальной политики. Дума и психически ущемлена орудийным разгромом своих предшественников, Верховного Совета. (Да в Конституции, удобным образом, не разработана же и система отзыва депутатов; нигде такая процедура не обсуждена, никому не известна — и с этой стороны депутатам ничто не грозит.)