Игорь Танцоров - Деньги или любовь. Жертвы половой войны

К сожалению, философские упражнения абсолютно неуместны в книге, посвящённой дилемме «деньги — любовь». Так же неуместен тут и анализ баланса материального и духовного, биологического и социального, низкого и высокого. Конкретизируя дальше, можно сказать, что неуместен и анализ искажения личного и общественного, индивидуального и коллективного, персонального и семейного. А уж анализ размывания границ частной и публичной жизни, ликвидации собственности на женщину, торжества свободы личности, эгоизма и демократии вообще ни в какие ворота не лезет!

Поэтому не будем мучить больного клизмами и сочтём, что диагноз поставлен — синдром свободы, хроническая независимость, равенство в острой форме. Истоков же у болезни много. Тут и наследие раннего рынка, и необходимость построения светлого будущего, и неурегулированность семейного права, и отсутствие надлежащего образования, и влияние вековой забитости, и потребность в любви, и жажда денег и много чего ещё. Всё перечисленное или по большей части рассосалось или вот-вот рассосётся. Но есть ещё одна причина, которая никак не хочет рассасываться. Это стремление женщины к мужчине, её желание быть рядом, бок о бок, в одной упряжке и в едином строю. Ради этого женщина сбежала из дома на работу, в общество мужчин. А это нехорошо. Женщина не должна бегать за мужчиной.

Так что лечение не будет быстрым. Зато приятным. Разве не приятно возрождать любовь? А собственность на женщину? А мужчину, на которого всё это можно потом навалить?

Поскольку побег женщины из личной сферы в общественную не замедляется, а ускоряется, и поскольку одна часть общества это приветствует, а другая молча утирается, то можно предложить два противоположных курса лечения — перемещение женщины ещё дальше с целью скорейшего обострения болезни, чтобы спровоцировать экстренную мобилизацию всех ресурсов иммунитета, или перенос её назад, откуда она убежала.

Представим на минутку, что верным курсом является дальнейшее движение женщины в сторону общественной жизни, что всё происходящее в семье и браке последние два столетия — правильное направление эволюции общества и, разумеется, человека социального. В соответствии с логикой истории можно предположить, что свободный рынок свежим весенним ветром ворвавшийся в личную сферу, должен окончательно сдуть с репродуктивных отношений любовь и подчинить их железным правилам купли-продажи. В конце концов, разве радикальные экономисты не верят в универсальность законов рынка? Разве не анализ экономических отношений в семье стал необычайно актуален последнее время? К сожалению, взаимовыгодному рынку репродуктивных услуг мешают несколько факторов, все как один, указанных в этой книжке ранее, но вполне достойных дополнительного упоминания.

• Репродуктивная ценность женщины индивидуальна, а значит, не может быть оценена деньгами, как общественным индикатором ценности.

• Ценность молодой женщины такова, что в оптимальном для воспроизводства возрасте у мужчины нет никаких средств для её оплаты.

• Поэтому репродуктивная купля-продажа возможна только в кредит, но кредит этот деньги не в состоянии обеспечить, поскольку ориентированы на выгоду, что противопоказано воспитанию детей, как сугубо жертвенному процессу.

• И значит, репродуктивный кредит может обеспечиваться только особой «валютой» личных отношений — любовью.

Отсюда следует неутешительный для любого радикального экономиста вывод — деньги на репродуктивном рынке бессильны, и следовательно дальнейшее перемещение женщины от мужчины к государству должно идти каким-то иным путём. Поскольку без любви тут никак не обойтись, можно далее предположить, что наиболее полно этот курс будет воплощён, если женщина кроме денег начнёт требовать от государства любви. Вот тут уже достигается максимальное совпадение и гармоничное сочетание личного и общественного, индивидуального и коллективного.

Возможна ли любовь между женщиной и государством? Само собой. Причём не в женском кошмарном сне, а прямо наяву. Общеизвестно, что женщины весьма неравнодушны к главе государства, будь он хоть любимым вождём, хоть национальным лидером, хоть премьер-министром. И в этой нездоровой тенденции — сермяжная правда нынешней злокачественной эмансипации. Её логическим завершением и в некотором роде символом является государственный гарем и чадра, раскрашенная в национальные цвета. Что есть возврат в полную собственность власти, из которой подданные были выпущены в целях достижения максимальной экономической эффективности. Влекомые горячими патриотическими чувствами и попирая прогресс, женщины воплотят в жизнь исходную ситуацию из «Краткой истории любви», эволюция повторится, и через несколько тысяч лет у нас будет правильная моногамия, в которой биологическое начало, наконец, сольётся с социальным, и наступит рай.

Если же женщин каким-то непостижимым образом не устраивают национальные цвета, есть смысл задуматься о возврате их из общественной сферы в личную. То есть не только отказаться от государственной любви, но и от государственных денег. Если же свободных женщин и этот вариант не устраивает, есть смысл задуматься о свободе.

Формой для отливки прав и свобод является экономическая необходимость. Свободный рынок потребовал рабочих рук — их и дала эмансипация. Если бы не потребности экономики, женское желание быть рядом с мужчиной никогда бы не реализовалось, несмотря на все потуги радетелей равных прав. Однако рынок сыграл с семьёй злую шутку. Пока женщина трудилась в семье, производительность её труда была невысока. С приходом капитализма домашний труд потерял смысл. Потребности домашнего хозяйства теперь легко обеспечивались покупками извне, а женский труд, превратившись в общественный и резко поднявшись в производительности, позволил женщине обрести самостоятельность. Так свободный рынок разрушил классический уклад семьи.

Экономика и сейчас охоча до свободной женщины. Однако времена изменились — свободный рынок давно околел. Свобода бездумного накапливания капитала потребовала регулирования во имя эффективности социума как системы. А вот свободная от семьи женщина осталась, хотя она так же неэффективна, как и свободный рынок. Так же вызывает кризисы, только не перепроизводства, а недовоспроизводства, которые тяжёлым бременем ложатся на потомков освободителей, не говоря уж о всевозможных бюджетах. Рассматривать рынок в отрыве от семьи — недальновидно. С точки зрения рынка, свободная женщина и разрушенная семья, возможно, закономерно и естественно. Но никак не с точки зрения всего общества. С этой второй, куда более объективной точки зрения, рынок и женщина не уживаются, не созданы они друг для друга.

Эффективное общественное устройство, как и всё прочее связанное с оборотом денег, требует специализации. Специальность женщины — семья. Нет ничего дороже свободного женского труда, особенно когда он заменяет собой репродуктивный. Само выражение «свободная женщина» — оксюморон. Женщине не нужна свобода. Женщина скована, нагружена, задавлена своей самоценностью. И эта ценность требует реализации, требует принадлежности, требует хозяина. Женщина может быть свободна только временно. И время это давно истекло.

Распахнув ворота женщине на рынок труда, восторженные эмансипаторы, как, впрочем, и их многочисленные потомки, в упор не замечали и продолжают не замечать её ценности. Факт, по-своему достойный увековечения. К счастью нас закон стоимости онемить не сможет, поэтому давайте без всяких обиняков переведём женщину в экономические категории. Общеизвестно, что в идеале женщина нужна мужчине и без своей работы, и без своей зарплаты. И мужчина, опять таки в идеале, готов платить за неё и деньгами, и заботой, и любовью. Но если последнее женщина тоже готова отдать мужчине, то вот первое относится только к экономическим категориям и работает только в одном направлении. И не обязательно тут всякий раз ссылаться на проституцию. Биологическая стоимость женщин универсальна и противопоставить ей в обществе абсурдного равенства мужчине нечего — женщина экономически дороже мужчины. Но абсурд есть абсурд — чем выше знамя формального равенства, тем глубже пропасть фактического неравенства. Эта врождённая экономическая ценность — биологический капитал женщины, приносящий ей вполне весомую материальную ренту. Капитал, которым она пользуется, может пользоваться и должна пользоваться будучи дееспособным экономическим агентом. Как экономический агент, женщина от рождения дуальна — она свободный субъект, и несвободный объект. Игнорирование второго её качества фатально для общества, оно теряет целый пласт экономических отношений, абсолютно необходимых для воспроизводства. Выражаясь совсем просто и грубо — она стоит больших денег. И пока этот вопиющий факт не будет официально признан, отлит в граните и высечен в бронзе, не видать обществу абсурда никакого баланса и никакой гармонии.