Журнал Русская жизнь - Девяностые (июль 2008)
Новое время предлагало облегченную программу. Заработал (украл, принял в дар) - купи. То было время очередного массового отъезда на историческую родину и в другие понимающие капстраны, и имущество, нажитое непосильным трудом, активно распродавалось. Цены, в нынешнем понимании, были совсем бросовыми. 34 сотки в ДСК «НИР Отдых» тетя Софа отдала за 20 тысяч долларов - с домом, с мебелью, с абажуром, с плакатом Совэкспортфильма к киноленте «Влюблен по собственному желанию». Со всем. Однокомнатную на Тверской, 17, тетя Беба продала какому-то кооперативщику вообще за 15. Тогда ни у кого не было сомнений в валюте платежа - доллар твердой хваткой правил страной. Самые разумные предпочли сохранить российские активы - и теперь, конечно, празднуют победу над поторопившимися соседями. Но, как справедливо заметил один англичанин, «есть две вещи, которые всегда происходят не вовремя - это покупка недвижимости и ее продажа».
Предметом инвестиций квартиры и земля станут позже. Этим изящным словом сейчас принято называть обычную спекуляцию. Купил дешевле - продал дороже - эта нехитрая операция в последние годы дает прибыль, сопоставимую с той, которой можно ожидать от удачного бизнеса, разница лишь в том, что в бизнес надо все-таки вкладывать мозги и силы. В 90-е годы происходило удовлетворение первоначального спроса, раз. А два - были значительно более прибыльные сферы. Например, приватизация рублево-успенских лесов и полей, пришедшаяся как раз на воровские ельцинские времена. Сейчас даже удивительно видеть, как много было роздано тогда - и госдачи, и земли Гослесфонда, и колхозные поля. Кажется, что вся государственная машина работала только на распределение недвижимости среди страждущих. А ведь распределяли тогда далеко не только безобидные дачки в соснах да при жасмине. Сейчас, рассматривая по долгу службы разные значительные документы тех лет - землеотводы, согласования, генпланы, - я постоянно задаю себе вопрос: ну а ты-то, дружок, чем был занят в это время, отчего твоя фамилия не стоит в графе «получатель»? И даю ответ настолько печальный, настолько исполненный запоздалых сожалений, что уж лучше, ей-Богу, пересилить себя и думать о чем-нибудь другом.
В тех же 90-х список востребованных профессий пополнился юристами, экономистами, финансистами. И - конечно же - риэлторами. Меня часто спрашивают, откуда эти люди, кто они. Они - из бедности и безысходности, откуда же еще. Учителя, воспитатели, жены военных из подмосковных закрытых городков: риэлтор - профессия до сих пор преимущественно женская. Нет, есть, конечно, и те, кто не знает, как произносится фамилия архитектора Нирнзее и чем РАНИС отличается от РАПСа, Калашный от Калошина, но они быстро сходят с дистанции. Могу смело утверждать: для очень многих людей, выброшенных из старой жизни и не сумевших своевременно вскочить в новую, посредничество в сделках с недвижимостью стало спасением от голода в буквальном смысле слова. Либерализация этой сферы создала гигантское число рабочих мест, и с каждым годом их становится все больше, а отбор - все тщательнее. Особенно в «грандах» рынка, «десятка» которых оформилась тогда же и остается много лет почти неизменной.
90- е дарят нам термины «элитное жилье», «солидные соседи», «VIP-подъезд» и «суперевроремонт». В Москве возводятся несколько десятков «клубных» домов, в которых предусмотрена богатая инфраструктура только для жильцов -тренажерный зал, бассейн, химчистка, ресторан, сигарная комната, винный бутик. Довольно скоро выяснится, что содержание всех этих немаловажных учреждений прижимистым владельцам квартир не под силу, - и их придется открыть для людей «с улицы». То же самое произойдет и с инфраструктурными излишествами крупных коттеджных поселков: чтобы поддерживать чистоту воды в бассейне, надо терпеть варягов. В большинстве «элитных» загородных поселков и новых московских «престижных» домов существует фейс-контроль при продаже: «солидные соседи» не желают жить рядом с несолидными - лицами кавказской национальности и… звездами эстрады. И продавец, нахваливая свой товар, гарантирует будущему домовладельцу нужный ему покой. Служенье бизнес-музе не терпит эстрадной суеты.
К сожалению, при сделках с недвижимостью возможность настоящего фейс-контроля есть только у продавца. Только он владеет всей полнотой информации, покупатель довольствуется дарованными ему крохами. Он должен верить на слово. На этом в 90-е делались большие деньги. Среди бесчисленных «пирамид» были и квартирные. Из яркого мне вспоминается «Северное товарищество», куда мои родители отнесли все имевшиеся сбережения - они канули туда же, куда сгинули сбережения вкладчиков «Чары», «Тибета», «Независимого нефтяного концерна» и прочих финансовых институций того славного времени. Свежеиспеченные потребители еще только озирались вокруг, нащупывая сильные и слабые места новых возможностей, и, конечно, не понимали, что чудо вот просто так произойти не может.
А как может, стало ясно в 1998-м, когда вместе со всем остальным рухнул столичный - да и не только столичный - квартирный рынок. Это, конечно, была история про черепки, тыкву и мышей, но наяву, зримая и очень опасная. Очень. Потому что наряду с безусловными преимуществами новой жизни: захотел - купил, расхотел - продал, - нам продемонстрировали ее недостатки. Стоит отметить, что загородный рынок в тот год не упал ни на доллар: русская земля устояла перед дефолтом. Но потребительское поведение должно было измениться - в сторону большей осторожности, более тщательного просчета рисков, в разумную сторону. И оно изменилось. На пару лет. А потом пришла ипотека, прибыль до 150 годовых, разбивка большого участка на маленькие с последующей застройкой… Но это уже история про двухтысячные.
* ХУДОЖЕСТВО *
Денис Горелов
Птичку жалко
«Райские птицы» Романа Балаяна на ММКФ
У писателя Сереженьки в красном углу висит портрет Ахматовой и Высоцкий в четырех видах.
У писателя Коленьки висит репродукция Шагала с летающей девушкой и написано «Коленька и я» рукой его музы Катеньки в исполнении поколенческой музы Оксаны Акиньшиной.
Коленька и Катенька умеют летать и учат Сереженьку, потому что все гении умели, а последний Булгаков. В целях булгаковской атмосферы громко мяукают коты.
Освоив науку, все трое хотят улететь в Париж, чтобы не жить за железным занавесом, вздохнуть полной грудью и опубликовать сереженькин гениальный роман с подростковым названием «Станция Кноль». Романы с таким названием всегда гениальны. Но им мешает враг всего живого, пишущего и летающего Комитет Госбезопасности Украины, так как все трое живут в городе Киеве, где жил и режиссер Балаян, когда ему было мало лет, а также Булгаков.
От экзистенциального горя Коленька часто курит трубку - не только потому, что отсидел 12 лет в политических лагерях, но и потому, что его играет артист Янковский, а он всегда с трубкой.
Катенька и Сереженька от невыносимости жизни в совке хором поют песню Булата Шалвовича Окуджавы «Пока земля еще вертится», горько тискают тряпичных куколок (шут с бубенчиками и бледненькая параджановская девушка-растрепа с крылышками), а также любятся в парках г. Киева, взлетая над землей в горизонтальной плоскости подобно актрисе Тереховой из фильма Андрея Арсеньевича Тарковского «Зеркало».
Коленька от горя опять курит трубку.
Чтобы заловить пернатых в ласковые сети, Комитет Госбезопасности Украины сажает их друга Никиту в уголовную камеру, где с ним происходит противоестественная любовь без полетов. Никита хочет порезать вены осколком граненого стакана, но ему не хватает силы воли.
Коленьку сцапывают, а Катенька и Сереженька улетают одни в Париж, но там им не пишется, не летается и не поется, несмотря на доброжелательные усилия издателя Лорана в исполнении лучшего друга творческой интеллигенции 90-х культур-атташе французского посольства Лорана Данилу с домашним прозвищем Данилка. Когда в СССР еще были КГБ, романы «Станция Кноль» и песня народной артистки Украины Ротару «Чаривный край», Данилка делал всем визы в Париж, и не надо было учиться летать.
За фильм трижды поминается, что полеты бывают во сне, а бывают, что характерно, и наяву - чтоб никто не смел забыть, что фильм с таким названием поставил лично Балаян, когда ему было мало лет. Это, между прочим, уже фенологическая примета: как Янковский встретит Балаяна - так и ну летать! И летает, и летает, пока не позовут завтракать.
В фильме есть хоккеисты, писатель-дворник, посвящение узнику совести С. Голобородько, платье из американского флага, коммунальный сосед с гирей и пьющие интеллигенты с воблой. Но чего-то не хватает. Например, никто не читает стихов Бродского - очевидно, потому, что Бродский еврей, а евреев в Киеве как-то не очень. Нет фото академика Сахарова в нимбе из колючей проволоки. Нет передачи радио «Свобода» «Афганистан болит в моей душе» - а уже как-никак 81-й.
