Александр Бушков - Иван Грозный: Кровавый поэт

    И упрятан в архивы почти на двести лет, став недоступным для историков.

    Еще о Новгороде. Стоит уточнить, что по какому-то загадочному стечению обстоятельств именно оттуда испокон веков на Руси расходились всяческие ереси, добавлявшие духовной отравы в умы. Так уж почему-то сложилось. Иногда упаковка их выглядела вполне привлекательно, например, требование к церкви отказаться от мирских владений и коммерческой деятельности - но всякий раз они сопровождались столь еретическими нападками на основы церковной жизни и богослужебные правила, что к добру и пользе послужить никак не могли…

    Еще о медведях. В новгородской летописи упоминается некий буян и проказник с типичным для того времени имечком Субота Осетр, который, повздорив из-за чего-то с дьяком Бартеневым, не просто обругал его и поколотил, а еще и спустил с цепи своего ручного медведя. Дьяк кинулся спасаться к себе в приказ, мишка вломился следом без всякого почтения к государственному учреждению и, прежде чем чиновный народ успел повыскакивать в окна, кой-кого потрепал (не особенно жутко, без увечий). Узнав об этом казусе, Грозный посмеялся - и взял Осетра вместе с его четвероногим питомцем к себе в скоморохи. Не подобные ли случаи «впаривали» доверчивым иностранцам как достоверный рассказ о привычке Грозного травить москвичей медведями?

    (Во всяком случае мне, как и многим сибирякам, приходится и в наши дни сталкиваться не только с доверчивыми иностранцами, но и вполне русскими обитателями Европейской части России на полном серьезе интересующимися: а не гуляют ли до сих пор медведи по улицам Красноярска, Новосибирска или Хабаровска? Уж будьте уверены, всякий раз любопытствующие получают крайне живописные и увлекательные рассказы о проделках топтыгиных на улицах сибирских городов…).

    Еще о смерти - или убийстве? - Грозного. Татищев, основываясь на некоей не дошедшей до нас летописи, писал, что Богдан Бельский на исповеди покаялся, что убил царя по наущению Бориса Годунова. Священник тайну исповеди нарушил и донес патриарху, а тот передал все Годунову, после чего разъяренный Годунов и отправил Бельского в ссылку. Никто этой летописи после Татищева не видел, но интересно, что мотивы, по которым Годунов после смерти Грозного упрятал Бельского в ссылку, нынешним историкам так и остаются неизвестными…

    В год смерти Грозного, в январе, над Москвой стояла комета. Сохранились упоминания, что Грозный считал ее предвестницей своей смерти. Неизвестно, правда это или очередная легенда, но комета действительно была. Самое время вспомнить Шекспира:

В день смерти нищих не горят кометы,

Лишь смерть царей огнем вещает небо…

    Менее чем через год после смерти Грозного, в сентябре, в Париже родится мальчик. Когда мальчик вырастет, он станет кардиналом Ришелье - и на протяжении восемнадцати лет будет заниматься буквально тем же, что делал Грозный. Он собьет из скопища феодальных уделов Французское государство, заставит уважать писаные законы, сроет укрепленные замки вельможной знати, а самых непокорных без всяких колебаний будет отправлять на плаху. Происходившее тогда во Франции порой до ужаса будет напоминать недавние российские смуты: брат короля, в точности как наш Владимир Старицкий, ради завладения троном станет устраивать бесконечные заговоры с участием сопредельных стран…

    Вот только во Франции никто, в общем, из серьезных историков не называл Ришелье «безумным тираном», а заговоры - вымышленными. Кардинала люто ненавидели, высмеивали - но, в отличие от нашей горластой интеллигенции, всегда усматривали в его поступках смысл и понимали цели, которые он преследовал. А что до жестокости - век был крайне жесток. Век-волкодав… До всеобщей гуманизации, «прав человека» и прочих приятных вещей оставалась еще пара-тройка столетий.

    Так умно ли судить людей, живших по законам своего века, по меркам века нынешнего?

    Эта песенка очаровательной девушки Глюкозы ко мне форменным образом привязалась во время работы над книгой, то и дело вертелась в голове, особенно когда приходилось читать записки фантазеров и сказочников, начиная с ливонской немчуры. В самом деле, удивительно точное определение для людей определенного пошиба…

    Хорошо еще, что хватало более умных, относившихся к Грозному с безусловным пониманием. В первую очередь следует помянуть добрым словом того самого морского капитана Ричарда Ченслера. На страшные сказки он не велся, а старался докопаться до истины. Причиной тому, конечно - весьма существенная разница меж ним и немцами. Если Штаден, Таубе, Крузе открыто выполняли «социальный заказ», то преследуя собственную выгодy, то идеологически обеспечивая «отпор московским варварам», перед Ченслером стояла совершенно другая

    задача. Его записки - краткий, но чрезвычайно емким и точный отчет разведчика, каковым он, безусловно, и был помимо основной работы на капитанском мостике. В те времена еще жила добрая старая средневековая традиция, по которой практически любой путешественник, торговец, ученый книжник был тайным агентом. Ко времени Грозного англичане стали работать иначе, они мерными в мире создали разведслужбу с постоянным штатом, который (в отличие от деятелей прошлого, сегодня по приказу монарха занимавшихся разведкой, а завтра искавших руды или строивших мосты) уже профессионально занимался исключительно разведкой и контрразведкой. Впрочем, прежние традиции действовали вовсю, и каждый «первопроходец» непременно составлял по возвращении отчет для какого-нибудь неприметного домика, где сидели неприметные господа, не любившие публичности.

    Ченслер, несомненно, был как раз из таких «привлеченных». Но суть не в том, а в его отношении к увиденному. Вот он подробно описывает систему распределения поместий на Руси…

    «Во всей стране нет ни одного земельного собственника, который не был бы обязан, если великий князь потребует, поставить солдата и работника со всем необходимым. Точно так же, если какой-нибудь дворянин или земельный собственник умирает без мужского потомства, то великий князь немедленно после его смерти отбирает его землю, невзирая ни на какое количество дочерей, и может отдать ее другому человеку, кроме небольшого участка, чтобы с ним выдать замуж дочерей умершего. Точно так же, если зажиточный человек, фермер или собственник состарится или несчастным случаем получит увечье и лишится возможности нести службу великого князя, то другой дворянин, нуждающийся в средствах к жизни, но более годный к службе, идет к великому князю с жалобой, говоря: у вашей милости есть слуга, неспособный нести службу вашего высочества, но имеющий большие средства; с другой стороны, у вашей милости есть много бедных и неимущих дворян, а мы, нуждающиеся, способны хорошо служить. Ваша милость пусть посмотрит на этого человека и заставит его помочь нуждающимся. Великий князь немедленно посылает расследовать об имении состарившегося. Если расследование подтвердит жалобу, то его призывают к великому князю и говорят ему: «Друг, у тебя много имения, а и государеву службу ты негоден; меньшая часть останется тебе, а большая часть твоего имения обеспечит других, более годных к службе». После этого у него немедленно отбирают имение, кроме маленькой части на прожиток ему и его жене».

    И что же, заезжий англичанин порицает это «варварское установление»? Наоборот!

    У Ченслера вырывается искреннее пожелание: «О, если бы наши смелые бунтовщики были бы в таком же подчинении и знали бы свой долг к своим государям!» Капитан, как недвусмысленно явствует из его записок, ярый государственник и сторонник крепкой центральной власти - поскольку не из благородных магнатов. К русским он относится с нескрываемой симпатией, а если о чем и сожалеет, так только о том, что русские еще «не понимают своей силы», иначе давно показали бы всем соседям кузькину мать. Не раз Ченслер сравнивает английские порядки с русскими, причем следует, что русские обычаи для него - пример.

    «Русские не могут говорить, как некоторые ленивцы в Англии: «Я найду королеве человека, который будет служить ей за меня или помогать друзьям оставаться дома, если конечное решение зависит от денег». Судя по контексту, сравнение опять-таки не в пользу Англии. И вовсе уж интересно отношение Ченслера к русской юридической системе. По его убеждению, как раз «достойно одобрения» то, что каждый русский сам ведет свое дело в суде, составляя все необходимые документы, а не пользуется услугами «специалистов-законников», которые стоят немалых денег. И явственно проскальзывает некоторое удивление русскими законами: эти странные московиты за первое преступление не вешают виновника - в то время как в Англии но случается сплошь и рядом…