Армен Гаспарян - Операция "Трест". Советская разведка против русской эимиграции. 1921-1937 гг.
Секунда... вторая... третья...
Медленно сходит Дима. Рука —у немного окровавленного лба; лицо, однако, непроницаемо-спокойно. Не торопясь, он подходит к вешалке, снимает свой плащ и одевает его в рукава...
— Ты с ума сошел... скорее... живо!—кричу ему и кидаю баллон через его голову на лестницу.
Звон разбитого стекла и струйки зеленого дымка поднимаются выше и выше — это смерть.
Наконец мы на улице. Направо к Кирпичному — одинокие фигуры, налево от Невского бежит народ кучей, а впереди, в шагах 30—40 от нас, милиционеры — два, три, четыре, сейчас уже не скажу.
В эту минуту все плавало в каком-то тумане. Уже не говорил, а кричал мой внутренний голос:
— Иди навстречу прямо к ним!
Я побежал навстречу милиции, размахивая руками. Дима побежал за мной. Какой-то человек выскочил за нами из двери клуба — весь осыпанный штукатуркой, как мукой, обогнал нас и кричал впереди:
— Ууу-уууу!
— Что вы здесь смотрите? — закричал я на советскую милицию, — там кидают бомбы, масса раненых, бегите скорее. Кареты «скорой помощи». Живо!
Лица милиционеров бледны и испуганны, они бегом устремились впартклуб.
Мы с Димой смешиваемся с толпой, где быстрым шагом, где бегом устремляемся через Невский на Морскую к арке Главного штаба. На Невском я замечаю рукоятку маузера, вылезшего у меня на животе из прорезов между пуговицами на френче. Запихивая маузер поглубже, достаю из кармана кепку и набавляю шаг.
Из-под арки Главного штаба, как ангел-хранитель, выплывает извозчик. Хорошая, крепкая лошадка — редкое исключение. У Ваньки открытое, добродушное лицо.
— На Круговой вокзал!
— Два с полтиной положите ?
— Бери три, только поезжай скорее...
Дима пьян от радости, возбуждения и удачи. Он заговаривает с извозчиком:
— Ты, братец, не коммунист ?
— Нет, что вы, господин, из нашего брата таких мало, крест на шее носим...
— Молодец, ты, извозчик, хороший человек.
Потом Дима машет рукой проходящим по тротуару барышням и что-то кричит им... Довольно сбивчиво рассказывает он мне, что с ним случилось после взрыва бомбы:
— Понимаешь, когда я бросил бомбу, я смотрел в дверь — как она взорвется. Ну дверь сорвало и ударило мне по башке, вот и кровь на лбу. Когда я очухался и пошел к лестнице, как какой-то длинно-волосый с портфелем под мышкой танцевал передо мной. Я ему крикнул: «Что ты, трам-тара-рам, болтаешься под ногами», — потом выхватил парабеллум и выстрелил ему в пузо... Длинноволосый схватился обеими руками за зад и медленно сел на пол, а я пошел дальше и увидел тебя в вестибюле.
Дима помолчал немного и сказал:
— А Сережка-то, верно, влип. Он ведь не знает города и вряд ли доберется до вокзала. Вот бедняга.
Но вот и Левашов. Только вышли в дождливый теплый мрак, из-под которого тускло мелькали станционные фонари, слышим за своей спиной знакомый голос:
— Это вы, черти/ Что же вы, трам-тара-рам, сговорились бежать на Кирпичный, а сами...
—- Сережка/ — радостно закричал Дима.
Оказывается, Сергей сел в поезд уже на ходу. Во время его бегства случилась целая эпопея: когда кинутая им бомба не разорвалась, он выскочил на улицу и уже там услыхал взрыв. Добежав до Кирпичного переулка, он свернул в него, шла суматоха, народ бежал на взрыв, какой-то дворник свистел и гнался одно время за Сергеем, но он успел замешаться в толпе на Невском и вскочил в трамвай. За 40минут, оставшихся до поезда, он увидел, что ошибся трамваем, пересаживался на другие трамваи и наконец добрался до вокзала за полминуты до отхода поезда. Нечего было и думать брать билет. В поезде, во время контроля, с него потребовали штраф в размере двойной стоимости проезда. У бедного Сергея не хватило 50 копеек.
— Ну что же, гражданин, на следующей станции вам придется пройти со мной в железнодорожное ГПУ.
— Товарищ, — взмолился Сергей, — мне очень спешно, я еду к больной матери.
Контролер был неумолим. Вдруг сидевшая напротив Сергея старая еврейка сжалилась и дала ему 50 копеек. Сергей, конечно, всеми святыми поклялся возвратить ей долг и взял ее адрес.
Какие-то силы решительно благоприятствовали нам. Ведь Сергей, не зная совсем города, спасся действительно чудом...»
***Успех боевой тройки Ларионова был с восторгом встречен русской эмиграцией. Недостатка желающих мстить коммунистам в те дни не было. Новый глава «Союза национальных террористов» Георгий Радкевич немедленно взялся готовить следующих боевиков. В первую тройку вошли Александр Болмасов, ходивший к тому моменту в СССР уже восемь раз, и Александр Сольский. Вторую тройку возглавил лично Сергей Соловьев, который после взрыва ленинградского партклуба не желал почивать на лаврах.
В августе 1927 года обе группы перешли советско-финскую границу. И сразу же начались неприятности. Недалеко от села Шуя Шорин и Соловьев наткнулись на лесника, пытавшегося их задержать. Боевики пустили в ход оружие и убили лесника. Встревоженные власти приступили к поискам. И тут же попались Болмасов и Сольский, чья одежда очень походила под описание убийц лесника. Они даже не успели оказать сопротивление. Группу Соловьева нашли через четыре дня. В завязавшейся перестрелке боевики были убиты. Трое красноармейцев получили ранения.
Приблизительно в те же дни еще одна тройка боевиков перешла советско-латвийскую границу. Возглавлял ее мичман Николай Строевой, который до этого ходил в СССР четыре раза. Его соратник, бывший фельдфебель армии Юденича Василий Самойлов, два раза нелегально был на родине. Но накопленный опыт не помог. Буквально сразу же боевики были схвачены пограничниками.
В сентябре 1927 года в СССР был устроен показательный процесс над террористами. Боевики признавались в том, что они сторонники великого князя Николая Николаевича, убежденные враги большевиков, которые в борьбе с Советами опирались на помощь разведок Финляндии и Латвии. 24 сентября Военная коллегия Верховного суда СССР, заседавшая в Ленинграде, вынесла приговор по делу пятерых: «Принимая во внимание, что за последнее время усилились попытки террористических актов и что необходимо решительными мерами пресечь террор и диверсионные акты и оградить от них трудящихся Союза, а также ввиду того, что обвиняемые Болмасов, Сольский, Строевой и Самойлов являются активными деятелями монархических организаций (Коллегия. — Примеч. рея.), приговорила: Болмасова, Сольского, Строевого и Самойлова расстрелять. Адеркаса лишить свободы на 10лет, со строгой изоляцией, с поражением в правах на 5лет. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».
Интересно, что во время процесса еще трое неизвестных пытались нелегально перейти советско-финскую границу. Двое были убиты в перестрелке, одному удалось бежать обратно в Финляндию. В одном из погибших Сольский опознал проводника, переводившего его и Болмасова через границу.
Для немногочисленной организации Кутепова эти неудачи были весьма чувствительными. Террор явно не удавался. Но извлекать уроки из поражений генерал не стал. В ночь на 4 июля 1928 года Радкевич и Мономахов перешли советско-финскую границу. Не найдя в столице чекистов, руководивших «Трестом», вечером 6 июля Радкевич бросил бомбу в бюро пропусков ОГПУ.
После взрыва боевики бежали. Чекисты обнаружили их недалеко от Подольска. Радкевич застрелился, как и его единственная любовь в жизни Мария Захарченко. Он никогда не верил в ее гибель и незадолго до похода в СССР написал письмо: «Милая, дорогая моя Косинька!Я не верю в твою смерть, как о том сообщали. У меня нет внутреннего чувства разлуки с тобою навсегда. Мне кажется, что мы сейчас очень близко друг от друга, хотя и не можем видеться. Делаю эту попытку снестись с Тобою. Ответь мне, когда и в каких городах мы с Тобою имели дело с эксрезешкой, которую, помнишь, я так называл, и подпишись одним из наших любимых имен, которое Ты так мило коверкала через о. Письмо отдай тому, кто принесет Тебе эту записку. Я ему заплатил за это всем, что у меня было. Думаю, что сделает. Не падай духом, голубка моя, может быть, еще и придется встретиться. Целую Тебя крепко-крепко. Любящий Тебя Твой Гога-Косинька».
Глава 10. В мире самодельных иллюзий
Кутепов никак не хотел признать, что его стратегия борьбы с большевиками не приносит победы. Гибнут люди, один задругам. А Советы с каждым днем наращивают свою мощь. Попытка убийства одного из лидеров партии, Николая Бухарина, как нельзя более точно показывает всю глубину непонимания генералом ситуации. Боевик Бубнов, который должен был ликвидировать «любимца Ленина», по возращении в Финляндию в июле 1928 года составил подробный рапорт Кутепову. Документ этот достаточно объемный, и я приведу лишь самые значимые отрывки. Это свидетельство как нельзя более точно показывает крах стратегии «Союза национальных террористов»:
