Станислав Говорухин - Страна воров на дороге в светлое будущее
Теперь Они, как упыри, будут ждать новой крови.
Не удивлюсь, если пристрелят своего.
Я им НЕ ВЕРЮ.
Ощущение, что штурм все-таки будет.
Сильная накачка идет по телевидению.
«Правительство Москвы не может смириться с тем, что в центре столицы существует такой очаг напряженности.»
«Рейтинг Ельцина падает… Объясняется это тем, что люди ждут от Президента решительных действий.»
В среду вечером мне показалось — сегодня они и начнутся, решительные действия. Прибыли военные пополнения, появились бронетранспортеры; мы работаем в Киноцентре, рядом с Белым Домом, — солдаты уже заблокировали вход в Киноцентр. Кольцо вокруг осажденных расширилось — обеспечена свобода действий.
В Белом Доме надели противогазы. Они остались еще с того, августовского, путча.
Часов в шесть вечера я был у одного известного на всю страну бизнесмена. Он хватал меня за рукав и шептал:
— Не езди туда, не езди! (Я ехал в Киноцентр.)
— Почему?
— Сейчас будет штурм. Козырев только что заявил Клинтону, что в ближайшие часы ситуация будет решена.
Ночь прошла тревожно.
Рассвело — и рассеялись облака. Опять неуловимо изменилась обстановка вокруг Белого Дома. Штурмом не пахнет. Что произошло?
Собрался Совет представителей регионов. Поставил ультиматум: снять осаду с Белого Дома. Иначе и мы блокируем вас — отрежем газ, нефть, перережем железнодорожные магистрали… Да, поддержка более чем серьезная. Но Они пошли ва-банк, наплевали бы и на регионы. Должна быть причина еще более существенная.
Лихорадочно листаю утреннюю газету.
Вот она — причина!
Госсекретарь США У. Кристофер погрозил пальчиком:
— А не нарушаются ли у вас там права человека?
И все изменилось. Треснул телевизионный экран, образовались малюсенькие щелочки — оттуда, как божьи коровки, стали расползаться малюсенькие правдочки.
Воздух изменился — стало легче дышать.
Сегодня — пятница, 1 октября. Белый Дом держится десять дней. Вот и все новости на этот час.
Продолжим работу над книжкой.
Нет! Не могу удержаться, должен пересказать три свежих телевизионных сообщения.
Первое: правительство доводит до сведения населения, что цены на хлеб, возможно, будут отпущены даже не с пятнадцатого октября, а значительно позже.
Заерзали! Но не поздно ли? Например, в Сыктывкаре цены на хлеб уже отпущены.
Второе сообщение. Диктор с гордостью:
— Администрация США официально заявила, что она собирается включить Россию в список развивающихся стран…
И третье. Репортаж с какого-то благотворительного мероприятия в центре столицы, где раздавали бесплатную похлебку старикам. Интервью с посетительницей.
Старушка:
— Не ожидала, что в конце жизни встречу такую заботу о нас, стариках…
Племя рабов
Дети.
Вот наша главная тема. Где бы мы ни были, мы наблюдали за детьми. Потому что понимали: будущая Россия — это ее граждане. Какими будут граждане, такой будет и страна.
Дети у нас прекрасные, что говорить. Это мы всегда умели — детей делать. Сейчас, правда, все реже. Смертность превысила рождаемость.
Неужели мы ослепли? Неужели Бог снова отнял у нас разум? Не видим самого губительного для страны процесса.
Слово митрополиту Иоанну:
— Мы изуродовали души наших детей отравой потребительства и грязного разврата, растлили целое поколение молодежи, низведя до скотского уровня тупого биологического прозябания.
Одно изуродованное поколение уже выросло, подрастает другое. Ему нанесены такие моральные увечья, после которых уже не оправиться.
Детская проституция, детская порнография (есть уже и такое), дети — наемные убийцы, дети на службе в мафии… А-а, кого теперь этим удивишь!
А как они разговаривают между собой, наши дети, вы слышали? Я гуляю с собакой — хожу мимо школы.
Сидят три ученицы на качелях. К ним приближаются два одноклассника. Одна из девочек, растягивая слова, с нарочитым украинским акцентом, громко говорит:
— Ой, девки-и, снимайте плавки-и!
Идут передо мной двое пацанов, разговаривают:
— Ты Люську трахал?
— Не… Она — целка. Ничего, кроме минета, не умеет…
Разговор в моем подъезде:
— Где Ленька?
— Дома… Учится…
— На кого? На дебила?
— А тебя это ебет?..
Покорно прошу извинить меня, но из песни слова не выкинешь.
Дети на лету схватывают все, чему их учат взрослые. Матерные слова, как и иностранные, прочно закрепляются в русском языке. Дети смотрят кино, крутят видик, иногда перелистывают газеты.
Заголовок в молодежной газете: «Сам ты обосрался!».
Безобидное вроде бы дело — дети моют машины, приторговывают бензином… Были у меня два приятеля, служили в «Известиях» (сейчас оба в Америке). Все, бывало, спорили со мной:
— А что в этом плохого? Ребенок с детства приучается к труду…
Ишь ты! А у вас в Америке благополучный родитель выпустит своего ребенка на проезжую часть улицы? На весь день… Это во-первых.
Во-вторых, эти дети не учатся. А если учатся, то плохо. Мы первого сентября проехали по улицам Москвы. Разговорились с первыми же двумя пацанами на набережной, прямо под зданием парламента.
— Почему не в школе?
— Отучились!
Оба пацана школу бросили.
Скажите, нужны России необразованные граждане?
Конечно, если вы твердо решили превратить Россию в Сомали, тогда вопрос снимается…
И еще один вопрос. Дети лавочников, коммерсантов, банкиров, дети бойцов «пятой колонны», дети высоких чиновников и правительства — продают бензин на улицах? Или они учатся в престижных школах?
И третье. Эти подростки быстро криминизируются. Курят, пьют, матерятся, обманывают покупателей; у них свой рэкет, свои разборки, свои авторитеты…
Совершенно ясно, что трудятся на улицах дети родителей с низкими доходами — как правило, самой честной категории общества. Дети интеллигенции, рабочих…
Иного родителя вызывают в школу, отчитывают:
— Ваш ребенок не посещает занятия…
Папаша смущенно разводит руками:
— А что я ему скажу? Он приносит в месяц столько, сколько я за год не заработаю. Как бы мы жили, если не он…
75 лет назад в России произошел интеллектуальный переворот. Дети рабочих и крестьян получили право на достойное образование. Дети интеллигенции, духовенства, аристократии и дворянства не могли поступить в вуз — требовалась справка о рабоче-крестьянском происхождении. Они прожили жизнь в темноте, в нищете, многие пошли по тюрьмам…
За семь десятков лет в стране образовалась новая интеллигенция, рабоче-крестьянская. Теперь уже многие дети этой интеллигенции не смогут получить достойного образования. Кстати, дети рабочих и крестьян — тоже. В Москве, например, есть школа, где обучение стоит 4 миллиона рублей в год. Сейчас, наверное, больше — в связи с инфляцией.
В этой школе учатся дети нуворишей.
В девять утра к школе подъезжают иномарки. Ученик, сопровождаемый мамой, папой, а чаще всего шофером или «бультерьером», входит в школу. Его будут учить нескольким иностранным языкам, лучшие педагоги будут трудиться над его слабым умом. Детки эти, к сожалению, не самые умные и не самые способные — большинство не выдержало самого примитивного теста при поступлении в школу.
— Ну что ж, — возразит мне ушлый «демократ», — со временем и из детей нуворишей вырастет новая интеллигенция.
Да, конечно. Вырастет. Лет через семьдесят. Такое впечатление, что всем нам жить, как библейскому Ною, — по триста лет. Так легко мы оперируем историческими категориями.
Иду по Невскому. Толпа. Небольшой ансамбль исполняет «Мурку».
Бессмертная, неувядающая «Мурка». Сколько лет песне, а она все живет и, кажется, достигла пика популярности.
Кто из нас не пел знаменитую «Мурку»? Но — дома, в шумной компании… С эстрады, даже такой импровизированной, ее все-таки не исполняли. Значит, жив был в обществе инстинкт самосохранения — на улице, в общественном месте нельзя! Нельзя, потому что дети… Потому что — воровская романтика, легко купиться на нее…
Похоже, сейчас этот общественный инстинкт умер. Вот и поперли на эстраду, на экран новые герои — преступники. Постепенно в голове юного зрителя складывается убеждение: а что? вор — такая же профессия, только рискованная и интересная…
Как-то мы попали в детский приемник. Они сейчас переполнены в каждом российском городе. Сюда собирают детей, убежавших из дома. Они там содержатся, пока родители не заберут их. В основном там мальчики, но есть и девочки.
Разговорились с пацанами.
— Ребята, какие вам профессии нравятся? Кто кем хочет быть?
— Кооператором!
— Кооператором!
— А ты?
— Не, я кооператором не буду.
