Иоанна Хмелевская - Третья молодость
– Все четыре? – испугался Саси.
– Нет. один. Ну, может, два...
И я погрузилась в проблемы кузова. Тут меня осенило – я решила всучить запчасти Саси. Он не протестовал, даже обрадовался, что, по пути в Тиарет, Роберт завезет его в Махдию. У него всего один чемодан – пожалуйста, заберет и два места с железками.
На всякий случай накануне я съездила в аэропорт и договорилась со старшим по смене – Саси, дескать, не везет контрабанду, просто я посылаю запчасти сыну в Алжир и сама заплачу пошлину. Итак, все было в ажуре, обо всем договорились, все легально.
Двое контрактников летели тем же самолетом, что и Саси. Они прошли таможню, настала очередь Саси с железками. Тут же выяснилось – он, как иностранец, должен заплатить за лишний вес в долларах. Вышло более девятисот, я расстроилась – валюты при себе не было. Девушка-таможенница понимала, в чем дело, целые машины по частям летели с людьми в Африку. Поймала одного из контрактников и вырвала у него из рук паспорт и билет. Тот обалдело уставился на девушку, которая, не обращая внимания на его протесты, приписала ему мои железяки. Я помчалась платить за лишний вес в злотых. Саси терпеливо ждал. Контрактник, очень бледный, открещивался от подозрительного багажа и орал: мол, в Алжире он ни за что не отвечает. Вся заварушка продолжалась довольно долго. Как всегда, в кассу стоял хвост, Саси был последний. Пришла другая таможенница, ее заинтересовало, почему араб везет чужие запчасти. Саси разнервничался, начал говорить по-арабски и показывать пальцем на меня. Таможенница наконец подошла ко мне. Я объяснила, что договорилась со старшим по смене.
– С кем? – недоверчиво осведомилась она.
– Откуда мне знать – с кем? Такой высокий, красивый...
– У нас все красивые, – мрачно ответствовала она, но заколебалась и махнула рукой.
В суматохе на чемодан Саси никто и внимания не обратил. Пиджаки преспокойно отправились в Алжир. Железо уехало на конвейере. Я прорвалась через дежурного у дверей и полетела платить пошлину по своему собственному паспорту, когда самолет уже набирал высоту.
Роберт части кузова у Саси получил, а трусливых контрактников спровадил на такси. Ехали они куда-то на юг, не помню, в какое селение, во всяком случае по эту сторону Сахары. Автобусное сообщение оставляло желать лучшего. Я пыталась во время пребывания в Алжире узнать, имеют ли алжирские автобусы хоть какое-то расписание? Оказалось, имеют и придерживаются его с точностью до полутора суток. Забери знакомые Робертово железо, он отвез бы их сам, а автобуса пришлось бы ждать Саси.
А затем, как я сказала, Роберт пропал.
Зося и Моника улетели к нему, все вместе отправились в отпуск во Францию, и тут их след затерялся. В Алжир они не вернулись, в Польшу не приехали, никто ведать не ведал, что с ними случилось. Марек со свойственным ему оптимизмом утверждал – Роберт записался в Иностранный легион или стал торговать наркотиками и теперь сидит в тюрьме. Зося и Моника наверняка тоже. Я перетерпела эти утешительные прогнозы, полагаясь на собственные предчувствия.
И в самом деле, через несколько месяцев мой ребенок нашелся в Канаде. Выезд он оформил во Франции, Канада его принимала. Фирма оплачивала проезд, предоставляла часть мебели и полугодовую стипендию на изучение языка, нужного ему как телеге пятое колесо, а потом работу. Наконец-то ему пригодилась любимая профессия – производство точных приборов. Когда я летела на Кубу, я уже имела адрес Роберта в Гамильтоне.
На Кубу меня отправили в командировку. Там проводился конгресс детективов, пардон, авторов детективных произведений. Пригласили писателей из стран народной демократии, Центральной и Южной Америки и несколько человек со стороны. Думаю, от нас никто не захотел ехать, а посему пихнули меня. Я согласилась сразу и совершенно забыла – ведь лететь туда придется через Бермудский треугольник.
Бермудского треугольника я боюсь панически, и пусть никто меня не уговаривает, что там ничего нет. Сама убедилась – есть. Сейчас об этом расскажу.
Выехала я в спешке. Министерство оформило мое дело так идиотски, как только могло: я не получила никакой информации, никакой валюты, деньги – кубинские песо – сняла со своего счета. Иначе летела бы без гроша. Я представляла себе лишь одно: по пути будет Прага, а потому взяла и кроны. Доллары оставила дома, даже мелочь выложила – зачем мне обменная валюта на трассе Варшава-Прага-Гавана. Я не взяла ни одной своей книги, постаралась только не забыть купальник. Что касается книг, то, честно говоря, у меня самой их не осталось, а переиздания еще не вышли.
В Праге выяснилось – транзитом летят двое: какой-то наш парень в Панаму и я. Парень не имел ни гроша в чешских деньгах, следующий самолет вылетал лишь вечером. Мы шлялись по городу, я поставила ему пиво и скромную еду. Пересадка в Монреале оказалась полной неожиданностью, в свою очередь парень поставил мне напитки и подарил тридцать пять центов – послать открытку детям. Ждали недолго, вылетели.
Погода с самого начала была прекрасная. Чистое небо, солнце непонятным образом всходило дважды, все очень мило. И вдруг ни с того ни с сего самолет врезался в туман. Густое молоко на высоте почти десяти километров, вата со всех сторон, вверху, внизу, впереди и сзади. Я возмутилась.
– Ну и что это значит? – показала я вид за окном.
– А вы не знаете? – удивился парень. – Бермудский треугольник.
– Езус-Мария!!!.. – Волосы у меня зашевелились, и я едва не задохнулась. – Вы уверены, что мы летим вперед? – в панике вопросила я.
– Вроде бы крена нет, да в Бермудском треугольнике никогда ничего не известно...
Стиснув зубы, я начала считать километры. Скорость сообщили, часы на руке шли точно, сосчитала – туман тянулся на протяжении тысячи двухсот километров. Многовато...
Зато какое облегчение наступило, когда внизу я увидела океан и острова, описать невозможно. Куба уже почти видна, острова и морской простор вокруг как рекламная картинка Цвет воды показался мне совершенно ненатуральным, от светлой зелени до темно-фиолетового через все оттенки голубого и зеленого. Я поинтересовалась, отчего это происходит, уверенная, что оттенки зависят от цвета разных водорослей. Парень летел в Панаму не первый раз и объяснил: ничего подобного, никаких водорослей, просто разный песок на разной глубине просвечивает сквозь кристально чистую воду. Так оно и оказалось, позже я все увидела вблизи и сама входила в такую воду.
На месте обнаружились разные сюрпризы. Во-первых, кубинскими песо я могла обклеить сортир! Иностранцы на Кубе расплачиваются долларами. Существуют также особые средства оплаты, нечто подобное нашим бонам, коими когда-то расплачивались в коммерческих магазинах. Меня обязаны были снабдить ими в Варшаве, но, как я уже сказала, министерство все оформило блистательнейшим образом, отправив меня без гроша в кармане. Во-вторых, я официально и в единственном числе представляла Польскую Народную Республику и на конгрессе от меня ждали доклада. Ну что же, будет вам доклад. В-третьих, польская литература на Кубе кончилась на Мицкевиче и «Quo vadis» [15], и никто больше в глаза не видел ни одной польской книги. Ах нет, простите, в посольстве еще отыскалась «В пустыне и в пуще».
Мне дали переводчицу, Беатриче, молодую негритянку с самыми прекрасными глазами, какие только бывают на свете. И вообще красавицу, на голове у нее тридцать две косички. Ясное дело, сама я не считала, просто спросила. Беатриче истинная аристократка, ее прабабку привезли на Кубу невольницей прямо из Африки, и ни разу в семье не случались смешанные браки. Черная раса сохранилась в нетронутом виде.
Впечатлений и переживаний нахлынула уйма, одно за другим. Я едва не сделалась причиной польско-кубинской войны, зато укрепила болгаро-кубинские отношения. Расскажу обо всем тематически, пренебрегая хронологией.
Официальных выступлений я сделала два. Первое прошло легко на встрече литераторов, журналистов и переводчиков, и всем очень понравилось. Потом состоялся прием у министра культуры, и я снова представляла Польшу.
Кубинские переводчики выдрессированы потрясающе, текст проговаривают слово в слово. Беатриче посерела, когда переводила меня, но говорила как положено, фразу за фразой. Испанский язык – не китайский, сориентироваться можно. Я не сказала ничего чрезвычайного, посоветовала из элементарной доброжелательности, чтобы спустя двадцать семь лет существования кубинцы избавились от шпиономании и идеологической бдительности и расширили интересы. В Польше это сделали, и ничего страшного не произошло. Правда, если учесть тогдашнее положение у нас, признаюсь, убедительность моих доводов явно была не на высоте.
Господин министр вскочил и зажигательно произнес какую-то пламенную тираду. Встреча превратилась чуть ли не в митинг. После этого весь конгресс старался обойти меня широкой дутой вплоть до момента, пока не обнаружилось, что я пребываю в дружеских отношениях с Юлианом Семеновым, который, впрочем, прекрасно владел пером. Дружба наша выявилась из-за посеянных мной сигарет, а без курева мне не прожить. За песо доступны лишь дешевые сигареты без фильтра. Я разозлилась, помчалась к Семенову и потребовала купить мне какие-нибудь американские.
