Павел Анненков - Записки о французской революции 1848 года
Когда переговоры кончились, разумеется, неудачно, депутация, а более всего Пюжоль, изменила весь смысл их и донесла толпе, ждавшей у св. Салюстия, что Правительство решило истребить работников и называет их les esclaves. Крик бешенства раздался из толпы, которая хотела броситься снова на Люксембург, но Пюжоль велел ей собраться вечером у Пантеона. Там с решетки, окружающей пустой храм Славы, Пюжоль произнес возбужденную речь, в которой ярко выступили пророческие слова: «Истинно говорю вам: много прольется нынче крови на эти камни» и приказал на другой день утром собраться у Бастилии. Толпа в неимоверном возмущении прошла, как мы видели, площадь Ратуши и на другой день, действительно, собралась у Бастилии. Здесь перед [лицом] тенями павших в июле 1830 г. и в феврале 1848 г. Пюжоль произнес за всех клятву умереть, как они, в деле свободы и равенства. Утром в пятницу я сидел за журналом в кофейной, когда прибежал бледный и запыхавшийся человек к хозяину с извещением, что у ворот св. Дени уже строят баррикады. Я тотчас же отправился домой узнать, в чем дело. Я жил довольно высоко тогда и там мог слышать перестрелку. Едва я отворил окно в комнате, как раздался вдали ружейный залп, за ним другой, третий – гроза начиналась.
Но если национальные мастерские начали битву, то по какому-то капризу судьбы зерно восстания, разлившегося вскоре с неимоверной остротой, составляли не они, а члены общества des droits de l'homme, клубов и радикальная часть национальной гвардии.
Варианты
Вариант к с. 289–290
В ночь приняли они прокламацию к народу, войску, национальной гвардии, приняв две решительные меры, а именно: декретировать 24 новых батальона национальной гвардии из работников, сделав, таким образом, из невооруженных людей – офицеров порядка, причем дано им 30 су жалования в день, а обмундировка на казенный счет, и на другой день я уже видел в рядах национальной гвардии людей в блузах, куртках, сюртуках: это шли защитники тишины. Они составляют уже полицию у баррикад, занимают посты и, так как они объявлены передвижными, то будут направлены на зажигателей и грабителей, которые уже появились.
В ночь с пятницы на субботу сожжен Нельский замок, причем погибли и сами зажигатели: (150 человек), упившихся и передравшихся в его погребах; сожжена и дача Ротшильда, давшего в самое это время 50 т. на раненых; сожжен великолепный мост в Аньере, по которому проходила железная дорога, мост и станция на Руанской и С. Жерменской дорогах. Против них направлена тотчас из Парижа колонна из волонтеров и мобильной гвардии под предводительством студентов. В Руане сожжен великолепный мост. Национальная гвардия с подвижным батальоном направлены в окрестности.
Вторая мера – это была социальная, заявленная Луи Бланом и, может быть, нужная на первое время, как удовлетворение требований работников, но сама по себе незрелая: объявлено, что Правительство обещало работу всем работникам и дает им на первое время миллион, следовавший Луи-Филиппу. 24 февраля вторым декретом объявлено открытие национальных мастерских и назначено Тюльери стать Инвалидным домом для старых работников. Наконец, вчера, во вторник, на требования 6000 работников, собравшихся у Отель де Виль и требовавших организации работ [Правительство декретировало], Правительство объявило, что вопрос этот представляется суду будущего Национального собрания, а покамест составляется комиссия для исследования отношений фабрикантов и работников – Commission рог les travaileurs (Президент Луи Блан, Вице-президент Альберт), которая будет заседать в Люксембурге (Палате пэров). Между тем другие министерства тоже делают бесчисленное количество декретов. В пятницу в 1 час объявлена Республика окончательно. Ламартин под саблями и страшными угрозами удерживал трехцветное знамя вместо красного, которое предлагали.
Вариант к с. 309
Из него мы видели, что последняя администрация в 7 лет сделала долгу в 912 миллионов (229) 328 франков и возвела весь долг Франции в 5 миллиардов 179 миллионов 644 тысячи, цифра страшная и тяжелая. Далее, с 1831 года управление Людвига Филиппа возвысило текущий долг с 250 миллионов до 670 миллионов, и каждый день в последние дни (в 268 дней) издерживала более положенного (т. е. более 294 800 000) по 1 000 000 франков в день, которых уже не знало, чем покрыть. Этот текущий долг состоит особенно из долгу сберегательной кассе 350 миллионов (депозитных), из кредитных билетов (bons du Tresor), которые в один год, сказать между прочим, с 12 апреля 1847 г. по 26 февраля 1848 г. возведены до этой ужасной цифры: они прежде составляли только 86 миллионов. Между тем, этим двум долгам не соответствует ничего. В сберегательной кассе наличной суммы только (в феврале 1848 г.) 65 753 тысячи [франков] 620 франков, а сумма погашения долгов, обеспечивающих кредитки, обращена была на работы и другие потребности. Касса уже не защищена ничем, и в это время, несмотря на страшное увеличение доходов, бюджет государства постоянно не покрывал издержек: в течение 7 последних лет издержки превосходили доход на сумму 652 с половиной миллиона.
Примечания
В настоящем издании впервые публикуется рукопись Анненкова «Записки о французской революции 1848 года». Первое упоминание о рукописи Анненкова находим в письме А. И. Герцена московским друзьям от 2–8 августа 1848 г.: «Наш друг, Поль, который написал вам хронику целую о всех происшествиях с 24 февраля, не может никак стать обеими ногами на революционной terrain. Вечером 15 мая, посмотревши все, что было, я говорил Боке и Полю, что республика кончена, они восстали против меня. Боке на другой день сидел уже в Консьержери – а Полю следовало посмотреть на ужасы июня, чтоб согласиться. А посему я советую, читая его историю, быть осторожными» (Герцен, т. XXII, с. 81). Это письмо Герцена было отправлено в Россию с А. А. Тучковым, который со своими двумя дочерьми был в Париже в период революции, а в августе 1848 г. возвращался на Родину. С ним же, как видно, был отправлен в Россию и труд Анненкова.
Как реагировали московские друзья на «Записки» Анненкова – не известно: кроме письма Герцена, об этих «Записках» нет никакого упоминания ни в печати, ни в частной переписке, молчал о них и сам Анненков, что, в общем, понятно, если учесть политическую обстановку в России тех лет. Десять лет спустя, в 1859 г. Анненков публикует в «Библиотеке для чтения» (№ 12) очерк «Париж в конце февраля 1848 года», а в 1862 г. в «Русском вестнике» – продолжение (№ 3): «События в марте 1848 года в Париже» и «Физиономия Парижа в марте месяце». Как можно предположить, эти этюды создавались на материале «Записок», но, конечно, не вобрали в себя всего их содержания.
«Записки» Анненкова были обнаружены лишь после революции. Упоминание о них содержится в переписке В. Д. Бонч-Бруевича с сыном Анненкова Павлом Павловичем Анненковым, относящейся к 1933–1934 гг., когда Бонч-Бруевич работал по организации Центрального литературного музея в Москве. Письма Бонч-Бруевича адресованы П. П. Анненкову в Ленинград, где он работал и жил (переписка хранится в ГБЛ и ЦГАЛИ).
Бонч-Бруевич писал П. П. Анненкову 14 июня 1933 г.: «Сообщаю Вам, что фондовая комиссия ГЛМ в своем заседании от 27 мая с. г. (прот. 12, п. 16) постановила приобрести «Записки» Вашего отца о революции 1848 г. с тем, чтобы передать их для напечатания в сборниках «Звенья»« (ЦГАЛИ, ф. 7, оп. 2, ед. хр. 190, л. 10). В письме Бонч-Бруевича П. П. Анненкову от 20 июня 1933 г. говорилось: «Сейчас над рукописью Анненкова работает опытный литературовед, особенно знакомый с Литературой той эпохи, так как к ней нужно сделать значительный комментарий, а главное, хорошо разобрать рукопись – почерк Вашего батюшки был довольно трудный» (там же, л. 11). 20 октября 1933 г. Бонч-Бруевич извещал П. П. Анненкова о том, – что «самое большое через две недели» «Записки» «поступят из переписки на окончательное чтение» и после написания к ним примечаний будут напечатаны в первом выпуске сб. «Звенья» (там же, л. 15). Из последнего письма Бонч-Бруевича П. П. Анненкову от 2 марта 1934 г. следовало, что дело так и не сдвинулось с места: «Как давно мы не переписывались, а за это время случилось некоторое существенное событие. Так, Николай Михайлович Мендельсон, который должен был разобрать, переписывать и комментировать «Записки» Вашего батюшки по поводу февральской революции, неожиданно умер… Мы, разумеется, сейчас же переключились на других сотрудников, и эти «Записки» в настоящее время разбираются, переписываются и будут нами напечатаны в одном из номеров «Летописи» нашего Музея» (ГБЛ, ф. 399, кар. 232, ед. хр. 36).
Однако «Записки» Анненкова так и остались неразобранными, непереписанными и неопубликованными. Рукопись Анненкова была кратко описана в бюллетене Государственного литературного музея 1940 года, № 5, где в разделе: «П. В. Анненков, I, рукописи»; читаем: «I. Воспоминания о революции 1848 г. в Париже. Без года, на 54 лл. Шифр – 981–6. Черновая рукопись с многочисленными поправками и вставками на русском, частично на французском языках. Рукопись представляет собой описание событий в Париже с конца февраля по июнь 1848 г. с приложением отдельной статьи о деятельности Луи Блана за этот же период. Часть рукописи, касающаяся февральских и мартовских событий, напечатана в журнале «Библиотека для чтения», кн. 12. Приобретена у П. П. Анненкова».
