Петр Романов - Преемники: от царей до президентов

Сны эмоционально отзывчивой Веры Павловны Розальской, а всего их в книге четыре, были наполнены массой воодушевляющих интеллигенцию символов, причем чаще всего собеседницей Верочки являлась некая дама — то мрачная, то веселая, то в трауре, то в праздничном одеянии. Помимо того, что дама была столь переменчива, она и разговаривала исключительно эзоповым языком. В первом сне загадочная незнакомка становилась то француженкой, то англичанкой, то русской, то немкой, а на прямой вопрос об имени и отчестве отвечала возвышенно, но уклончиво: "Ты меня зови любовью к людям".

После дешифровки оказывалось, что даму на самом деле зовут Революция, а все ее иностранные облики намекали на то, что грядет не просто очередной русский бунт, а революция общеевропейская. Когда дама явилась Верочке в трауре, это означало (как мы уже знаем от Ильича), что революционерам пора уходить в подполье. А когда в финале дама, сбросив траур, появлялась в розовом платье, розовой шляпке и белой мантилье, это, естественно, означало обязательную победу.

Являлось во снах и само светлое будущее:

…золотистым отливом сияет нива… лес пестреет цветами… порхают по веткам птицы… солнце льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу.

В общем, я, конечно, не прав: по-своему это была занимательная книжка.

Помимо массы загадочных дам, есть в романе и ярко выраженное мужское начало — г-н Рахметов, тот революционный рычаг, с помощью которого можно перевернуть мир и двинуть его наконец по дороге к счастью и "неге". И этот персонаж романа оказал на Володю Ульянова немалое влияние, хотя к реальной жизни имел точно такое же отношение, как сложносочиненные сны Верочки Розальской.

Рахметов — своего рода мечта русской интеллигенции о грядущем революционном мессии. Хотя Чернышевский и описывает главного героя не без некоторой иронии (чтобы проверить свою волю, тот, например, пытается спать на гвоздях), однако в самом главном — нечеловеческой самоотдаче в стремлении помочь ближнему, и бедному в особенности, — будущий революционер вылеплен, как и положено, божественно совершенным. Писатель замечает:

Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало; но они в ней… букет в благородном вине; от них ее сила и аромат; это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли.

Вот и Володе Ульянову, тогда еще юноше, захотелось стать "двигателем двигателей", "солью земли русской", а если повезет, то и мессией общемирового масштаба. Этим и жил всю оставшуюся жизнь. Вот одно из типичнейших воспоминаний о зрелом Ульянове шотландца Галлахера:

Я два раза был у Ленина дома и имел с ним частную беседу. Меня больше всего поразило в нем то, что, пока я был с ним, я не имел ни одной мысли о Ленине, я мог думать только о том, о чем он думал, а он все время думал о мировой революции.

Если Чернышевский, как опытный режиссер, подготовил Ленина к его будущей исторической роли эмоционально, то Маркс, как сценарист, вложил в руки Ильича необходимый текст.

Ленин искренне полагал, что понял и прочувствовал своих кумиров — Чернышевского и Маркса — лучше и глубже других. А главное, больше других был готов сделать, чтобы на практике реализовать мечту первого учителя и доктрину второго. Весной 1902 года в Штутгарте (Германия) Ленин опубликовал собственную книгу "Что делать?", где уже без всяких символических намеков четко и ясно обозначил главную задачу российской социал-демократии: внедрение социалистических идей передовой интеллигенции в сознание отсталых рабочих.

Да простят меня Небеса, но ленинизм в марксизме примерно то же, что павликанство в христианстве. Апостолов было много, а вот Павел один. И Ленин был один. Авторитетных проповедников марксизма хватало; в России довольно долго наиболее почитаемым из них был Плеханов, в Европе среди марксистов царствовал Каутский. Однако узок был круг настоящих революционеров, не теоретиков, а практиков и организаторов восстания. К тому же и говорили эти теоретики, с точки зрения Ленина, всё не то. Плеханов, как уже отмечалось выше, договорился даже до того, что в России, мол, еще нет той муки, из которой можно испечь доброкачественный социализм. Ленина это не убеждало, он был готов поработать и мельником, и пекарем, а если нужно, то и рецептуру подправить.

Именно Ленин, создав принципиально новый, по-настоящему боевой III Интернационал, реально расширил пределы марксизма, придав ему общемировой характер, организовал и сплотил революционные ряды, вывел марксизм на широкую дорогу. В отличие от марксистов-ортодоксов, ограничивших свое внимание промышленно развитыми странами (марксизм только для избранных, чистых и развитых), миссионер Ульянов (чем не Павел?) привел учение Маркса и Энгельса в монгольские степи и черную Африку.

Несогласные с ленинизмом надолго были отброшены на обочину революционного движения, оказались изолированными в своем теоретическом гетто, толкуя и перетолковывая в пыльных кабинетах священные тексты. Пока в результате не появился на свет новый философский камень — еврокоммунизм.

То, что еврокоммунизм, в отличие от советской модели, это "социализм с человеческим лицом", не спорю. Как не оспариваю и очевидных успехов социал-демократии в ряде крупных европейских стран. Сомнительно другое: чтобы "основоположники" признали этот социализм за свою родню. Впрочем, потомки Маркса считали идеологическим бастардом и Ленина. Марксистские скрижали, как и Талмуд, книжка толстая, так что при желании каждый найдет там нужную для себя цитату.

Был ли Владимир Ульянов гением? Да, безусловно, если принять то толкование понятия "гений", что использовал для характеристики Ленина в своих "Записках о революции" Николай Суханов:

Гений это… сплошь и рядом человек с крайне ограниченной сферой головной работы, в каковой сфере эта работа производится с необычайной силой и продуктивностью. Сплошь и рядом гениальный человек — это человек до крайности узкий, шовинист до мозга костей, не понимающий, не приемлющий, не способный взять в толк самые простые и общедоступные вещи… Таков, несомненно, и Ленин, психике которого недоступны многие элементарные истины — даже в области общественного движения. Отсюда проистекал бесконечный ряд элементарнейших ошибок Ленина как в эпоху его агитации и демагогии, так и в период его диктатуры. Но зато в известной сфере идей — немногих, "навязчивых идей" — Ленин проявлял такую изумительную силу, такой сверхчеловеческий натиск, что его колоссальное влияние в среде социалистов и революционеров уже достаточно обеспечивается свойствами его натуры.

Напоследок два слова еще об одном источнике ленинизма. Если кто-то из предков Ульянова-Ленина и виноват в мировых неприятностях, случившихся после 1917 года, то скорее всего это дедушка вождя мирового пролетариата доктор Бланк. Как свидетельствует история, доктор точно так же, как и его внук-марксист, очень хотел облагодетельствовать окружающих и точно так же, как и он, "выделялся крайними взглядами" (слова, неосторожно брошенные Мариэттой Шагинян).

На практике это заключалось в том, что всех своих родных, а также доверчивых пациентов и знакомых доктор Бланк на ночь обертывал в мокрые простыни. Для укрепления нервов. А однажды и вовсе, поспорив с соседом о пользе и вреде белковой пищи, в порядке научного эксперимента съел с ним на пару уличную собаку.

Уличных собак знаменитый внук не ел, а вот в мокрые простыни завернул всю Россию. И нервы русским это только расшатало.

Чем ближе к дню сегодняшнему, тем больше в описываемых событиях живой политики. Вулкан еще полностью не остыл, так что неизбежно приходится постепенно переходить от истории к политологии.

Доказывать, что сталинизм в нашей стране еще не умер, думаю, не надо. Ужаснувшись поначалу правде о сталинских репрессиях, большинство россиян сегодня слушать о них уже больше не хочет. Думаю, что, с одной стороны, в этом виноват примитивный антикоммунизм, приверженцы которого никогда не отличались большим умом, а потому в борьбе с ленинизмом и сталинизмом всегда приносили больше вреда, чем пользы. С другой стороны, так уж устроена человеческая природа: горькую правду в крупных дозах выдерживают немногие. Сказывается, конечно, и умелое влияние неосталинизма: "Сколько можно порочить великую страну!"

Вот и слышатся все чаще рассуждения о том, каким "эффективным менеджером" был Иосиф Виссарионович.

Серьезный спор по этому поводу занял бы слишком много места, так что придется остановиться лишь на двух вопросах, непосредственно связанных с темой преемничества. Вопрос первый: стал ли товарищ Джугашвили преемником Ленина случайно или закономерно? И второй: почему именно эту фигуру поддержала партия?

Свою революционную жизнь Сталин (Коба) начал не позже большинства ближайших ленинских соратников, причём точно так же, как и Ленин, еще в юности пришел к твердому убеждению, что революционный успех возможен только через беспощадное насилие и диктатуру.