Дневниковые записи. Том 1 - Владимир Александрович Быков
Давай лучше поговорим о конкретностях и результатах Великого марксова открытия. Отметим при этом твое согласие со мной, что судить о человеке и практичности его идей должно только по конечным от нее конкретным результатам.
– Так вот об этих самых конкретностях нашей реальной соцси-стемы обе мои книжки. Попробуй возразить, и тогда можно будет продолжить этот спор более определенно.
Из того дополнительного, что мне пришло на ум в части твоего вопроса: «что лучше: частная собственность или государственная?», могу привести еще пару аргументов.
Сегодня начали трепаться об Александре II, как великом реформаторе – освободителе крестьян. А кто подготовил отмену крепостного права? Не подготовил ли ее Николай I, когда стал «по-отечески» наказывать таких возмутителей спокойствия, как Пушкин, ссылкой в его родовое имение? Не в их ли эпоху она готовилась? Повторю: Революции готовятся не марксами и ленинами, а предшествующей эпохой. Наша 17 года – есть прямой результат народного бунта, результат
элементарной ненависти бедных к богатым, о чем так образно и наглядно поведал нам Гончаров и другие, мной упомянутые. Доказательство убогости государственной собственности (в стратегическом плане) в том, что после упомянутой революции первое поколение, воспитанное в недрах противной, эгоистичной, но деловой системы, способно было, несмотря на весь известный негатив Советов, успешно строить и созидать, а теперешнее первое, воспитанное в режиме государственной собственности – только грабить и разрушать. Соцоб-щество по-настоящему «производительно и устремленно» готовило, похоже, чуть ли не одних только активных подлецов.
О Ленине. «Метался» он и «допускал противоречивые решения» отнюдь не потому, что менялась обстановка, а потому, что не был подготовлен к решению государственных вопросов. Это как бы тебя, после 35-летней одной лозунговой болтовни и других разрушительных акций, вдруг в 50 лет посадили на пост Главного конструктора, да с такими же, как сам, помощниками, и поручили смастерить чего-нибудь путное. Построить же сам Ленин страшно хотел, и не в пример Сталину, все чуть не в один присест.
Лена недавно выписали и привезли домой. Он хотя и лучше, но все равно плох и пока от твоих ожиданий далек. Все-таки возраст – есть возраст».
10.08
В письме Марк привел краткую, но емкую характеристику Целикова.
А вот мои впечатления об этом человеке.
Году в 1954 заводу было поручено спроектировать и изготовить комплект дисковых и кромкокрошительных ножниц для одного из листовых алюминиевых станов, разрабатываемых головным институтом ВНИИметмаш. До того времени на заводе было спроектировано несколько подобных агрегатов, но на скорость резки не более 0,5 м/c. Головной образец их был разработан Н. К. Манкевичем. Теперь надо было сделать ножницы в два раза более скоростные. Подходящей конструкции мы с ходу придумать не могли и по договоренности с ВНИИ-метмашем решили разработать ее совместно, командировав туда наших специалистов.
Сначала направили моего начальника – руководителя группы Кривоножкина и конструктора Троицкого, близкого мне приятеля и друга дома. Не прошло и двух недель, как сообщают: надо ехать мне, поскольку Иван Иванович заболел и возвращается домой. Приезжаю в Москву, встречает меня Троицкий. По дороге рассказывает о проделанной работе, а фактически о проблемах, поскольку ничего не сделано, а велись только одни разговоры. К этому моменту у меня в голове
имелись кое-какие мысли, и на следующий день на наших досках появились наконец первые линии.
Через месяц проект сварганили и через руководство отдела, в котором шла работа, представили на рассмотрение самому богу – Целикову. Первая встреча. Появился он вечером, после окончания рабочей смены. Длинный, худой, со своей, как оказалось позднее, неизменной полуулыбкой. Без помпезности и начальнического величия, абсолютно по-домашнему посмотрел, промямлил нечто не очень вразумительное по поводу его достоинств и недостатков и, руководствуясь житейским опытом, что все должно образоваться само собою, изрек: «Можно принять».
Быстро скопировали чертежи, поставили утверждающую подпись и через пару дней поехали с Троицким домой.
Замечу тут, в связи с упомянутым «житейским опытом», что на Уралмаше, когда дело дошло до рабочего проекта, а он был поручен мне, я без всякого согласования с ВНИИметмашем совместный с ними вариант полностью переделал и выполнил ножницы по совсем другой, принципиально другой, схеме. А поступил так только в силу возложенной на меня обязанности и вытекающей из нее моей персональной ответственности уже не за бумажки, а за конкретное изделие в его законченном виде.
Прошло года два, не меньше. Неожиданно чисто коридорная встреча с Целиковым. Протягивает руку, обращается ко мне по имени-отчеству и задает разные вопросы о работе, будто он только и жил эти два года в ожидании встречи. Оказывается, это характерная черта Це-ликова – держать в памяти всех лиц, по каким-то соображениям представляющих для него интерес. Причем не просто помнить, а и периодически отслеживать их движение по жизни.
В этом плане проявления внешней внимательности, уважительности – он был не превзойден. Сверхдушевно, по телефонному ему звонку, пригласить к себе в институт; заметить первым твое появление и, несмотря на начальническое окружение, оторваться от него и чуть не броситься навстречу почти с обязательной при этом теплой, весьма нестандартной и к месту, приветственной фразой; заинтересованно поддержать твою точку зрения на какую-либо проблему, если она не противоречит здравому смыслу; пропустить, не заметить мелкую твою оплошность; уметь очень внимательно и внешне лояльно относиться к твоей личностной позиции, даже в случае явного несогласия с ней; показать свою мужицкую простоту, полную независимость от разных начальнических условностей.
Звоню как-то ему, снимает трубку секретарь.
– Александра Ивановича сейчас нет, не смогли бы Вы позвонить через полчасика?
Только собрался ей ответить, в трубке голос Целикова.
– Владимир Александрович, Вы где сейчас?
– Почти рядом с Вашей конторой.
– Заходите, непременно заходите сейчас, жду.
Застаю его в кабинете за директорским столом, доедающим пару полухолодных сосисок с куском черного хлеба. Извиняется, что не приглашает к столу, и со своей естественностью начинает разговор о их и наших делах, о новых идеях, новых разработках. Так и не понял – игра это и демонстрация артистических способностей или на самом деле от природы данная потребность к естеству?
С другой стороны, полная противоположность сказанному, – жесткость в отстаивании, будем называть, неких общепризнанных формализованных интересов, вытекающих из его должностного положения – Генерального директора, интересов Головного института (который он в полном значении считал своим) и его сотрудников. Действовал он тут с талейрановским искусством, не гнушаясь никакими способами, используя многочисленные связи, редакционно-из-дательские возможности и т. д. Но, заметим, никогда не обращался
