Соколы - Шевцов Иван Михайлович
Уже с первой минуты наша беседа приняла непринужденный характер. Речь зашла о наболевшем, о том, что волновало в то время здравомыслящих людей — о духовной и нравственной коррозии общественного сознания, особенно в среде студенчества. А эту среду Борис Александрович хорошо знал: он читал курс лекций на историческом факультете МГУ. В этом была наша общая тревога и боль, — ведь речь шла о молодежи, о будущем страны. Он говорил, что бездуховность насаждается злонамеренно, а не случайно. Ничего тут стихийного нет, все рассчитано и запрограммировано космополитами, которые успели оправиться от удара конца сороковых годов. Тогда они отделались легким испугом, не понеся серьезных потерь.
— А вы своей «Тлей» стали им поперек горла, — говорил Борис Александрович. — Потому они и всполошились, набросились на вас всей своей сворой. Я понимаю, вам тяжело. Но надо выстоять, не упасть. Упадете — растопчут, раздавят. За вами массы читателей, которым вы открыли глаза, сказали горькую правду.
Поддержка такого читателя для меня в то время была крайне желательной. Из нашей первой беседы я узнал некоторые детали из биографии Рыбакова. Выходец из семьи старообрядцев. Отец его увлекался историей, слушал в университете лекции Ключевского. Сам Борис Александрович юнкером служил в кавалерийском эскадроне артиллерийского полка. Страсть к лошадям сохранил до сего дня. Еще в юнкерские годы, должно быть, под влиянием отца у Бориса зародилась тяга к истории.
— Это у меня наследственное, — говорил Борис Александрович. Первая встреча и продолжительная беседа по широкому кругу вопросов и проблем выявила наше полное единодушие, чему я был очень рад. В его лице я видел не только крупнейшего ученого, но и страстного патриота, душой болеющего за судьбу своей страны и народа. В тот же день Борис Александрович подарил мне первый том двенадцатитомной «Истории СССР с древнейших времен и до наших дней» с надписью: «Дорогому Ивану Михайловичу Шевцову, русскому человеку, русскому писателю, выразителю чаяний великого русского народа от редактора и автора всей русской части этой книги. Б. Рыбаков. 18.4.68 г.» Этот увесистый том в семьсот страниц содержит в себе бесценный материал из жизни наших предков, глубоко аргументированный, научный ответ на вопрос: что есть и откуда пошла русская земля, кто и что мы, где наши корни? Естественно, такой фолиант потребовал огромных знаний, колоссального исследовательского труда, работы с дошедших до нас древнейших рукописей и преданий, а также археологических изысканий. Ведь Борис Александрович не только историк, он археолог, возглавлял археологический институт Академии наук, участвовал во многих археологических экспедициях, в раскопках древних городищ и курганов. Какая завидная судьба историка далекой древности. Главы, написанные им о древней Руси и вошедшие в двенадцатитомное собрание, читаются с пристрастным, неотрывным интересом, как занимательное документальное произведение. Оно интересней исторического романа, вызывающего недоверия к авторскому вымыслу. А здесь факты, правда жизни, документы. Рыбаков обращается не только к русским летописям, но и к свидетельству античных источников. Например, он приводит высказывания о наших предках императора Византии Маврикия: «Племена славян и антов сходны по своему образу жизни, по своим нравам, по своей любви к свободе. Их никаким образом нельзя склонить к рабству или к подчинению в родной стране».
Прочитав эти строки, невольно мысленно обращаешься к нашим дням, к своим современникам. И становится не по себе от того, что значительная часть народа русского растеряла драгоценное наследие своих славных пращуров. Где она подлинная любовь к свободе? Да будь она в крови современников, разве могли бы они терпеть чужеземную, американо-израильскую оккупацию, терпеть унижение и позор от уголовников, захвативших власть? Это тех, наших далеких предков «никаким образом нельзя склонить к рабству или к подчинению в родной стране». Потомков склонили и подчинили дьявольские силы иудаизма, установившие в родной для нас и чужой для них стране сионистскую диктатуру. И в ознаменование победы над святой Русью сегодня на ее священной Поклонной горе возводят свой символ — синагогу. А позабывшие слово «свобода» нынешние русичи, славяне обобранные рыжими ваучеризаторами до ниточки, лишенные последнего куска хлеба, не знающие, чем накормить голодных детей — дистрофиков, как жалкие попрошайки стоят на площадях с протянутой рукой и плакатом: «Выплатите зарплату за 4 месяца». А те, в чьих сейфах лежит эта зарплата, разные гусинские, березовские, смоленские только посмеиваются. Подыхайте, мол. Слишком много вас расплодилось.
Как добротный роман, я листаю страницы подаренного мне тома и читаю того же Маврикия, хочу понять, представить себе, каким был мой пращур:
«…Многочисленны, выносливы, легко переносят жару, холод, дождь, недостаток пищи. К прибывающим к ним иноземцам относятся ласково»… Да, эту черту характера мы сохранили себе во вред… «Скромность их женщин превышает всякую человеческую природу». Я невольно останавливаюсь на этих строках. Русские женщины! Их воспели и Вещий Баян и печальник земли русской Некрасов. Они прославили себя своим трудом, мужеством, духовной и нравственной красотой в созидательные, нелегкие годы сталинских пятилеток и в огненные годы Великой Отечественной. Так почему же в самое позорное, гибельное для России время горбачевской «перестройки» и ельцинских реформ они позволили своим дочерям уехать в чужестранные бордели, а иные поверив политическим куртизанкам Лаховым, Зыкиным, Мордюковым голосовали за губителя и палача России кровавого Бориса?
Я читаю дальше: «Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве и потому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим». А ведь еще совсем недавно мы провозглашали эту общность судьбы: «Один за всех и все за одного», «человек человеку — друг». Это «демократы» пришельцы внушают нынешнему поколению иную, противоположную, античеловеческую мораль: «Каждый думай о себе», волчьи повадки хищников, воров и стяжателей.
Передо мной еще два толстых тома, написанных академиком Рыбаковым: «Язычество древней Руси» — 750 страниц и «Язычество древних славян» — 600 страниц. Гигантский труд ученого-исследователя поражает живостью языка, сыновьей любовью к своему Отечеству. Каждая страница содержит огромнейшей силы идейный и эмоциональный заряд. «Языческая романтика, — говорит маститый ученый, — придавала особую красочность русской народной культуре… Значительная часть песенного репертуара проникнута языческим мировоззрением. Живой, неувядаемой формой обрядного танца, сопровождаемого музыкой, пением, являются красочные хороводы».
И снова мысль обращается к современности. Советская власть бережно относилась к наследию древней культуры. Процветали фольклорные коллективы и ансамбли, проводились фестивали народного искусства. Где оно сегодня? Все сгинуло под мощной лавиной чужеземной мерзости, пошлости, духовного и телесного разврата, занесенного из-за океана сынами Сиона.
А ведь была и при царской власти подлинная национальная культура, достигшая своего расцвета при власти Советов. Она зиждилась на вековых традициях народной культуры. Она родила мировые таланты, гениев, не знавших себе равных во всем мире. Читаю у Рыбакова: «Гуманность, патриотичность, сдержанность, строгость, постоянное сознание общенародных задач — таковы черты русской культуры… Глубина народной культуры позволила Руси пережить тяжелую пору татаро-монгольского ига и сохранить неисчерпаемые силы для преодоления последствий иноземного господства. Народ сберег свою культуру, носительницу передовых идей своего времени, и пронес ее сквозь века, повторяя с любовью и уважением: «О светло-светлая и красно украшена земля Русская!»
И что б Россия не поднялась с колен враги ее, разных мастей Чубайсы, Черномордины, Лившицы поспешили прежде всего уничтожить культуру, разрушить и задушить, как не нужную грабителям-торгашам. Они понимают, что культура — это душа народа. И пока жива душа, жив и народ. Ведь и разрушения великой державы началось с разрушения культуры, духовности, ее осквернения и деградации, американо-израильский нравственный интервенции. И эта интервенция, которую белорусский ученый-патриот Владимир Бегун назвал «ползучей контрреволюцией», началась еще в брежневские времена. В окружении немощного «несгибаемого ленинца» было немало «агентов влияния», а точнее агентов западных спецслужб. Встречаясь в те годы с Борисом Александровичем и у меня на даче и у него на московской квартире, мы с тревогой и досадой говорили о том, что власти не замечают или сознательно не желают замечать «ползучей контрреволюции». Особенно явно это проявилось в предательские времена горбачевщины. Вспоминаю, как во время одной из наших встреч с Борисом Александровичем в начале 1987 года, он с жестокой взволнованностью говорил:
