Коллектив авторов - Сравнительное богословие. Книга 6
Если под интеллектуальным уровнем понимать способность шамана переосмысливать получаемую им в процессе транса информацию и использовать продукт такого переосмысления во благо общества — то можно говорить о зачатках волевого управления в шаманизме, а не только о считывании и раскодировке информации из эгрегоров. В таком случае шаман мог управлять эгрегором в пределах его меры понимания и воли и соответственно — управлять коллективами людей в земной жизни по концепции не связанной с его частной шаманской деятельностью (что доказал опыт использования шаманов во времена СССР). Иными словами, шаман не был упёртым «зомби» своего эгрегора (информация эгрегора использовалась в жизни для более праведных целей, нежели религиозное «зомбирование» окружающих) рода-племени, когда выходил из транса и трезво смотрел на реальную земную жизнь, будучи выше других в интеллектуальном и организационном плане.[369] Это ещё раз свидетельствует о том, что опыт реальной земной жизни (его и предков) не «вычищался» из психики шамана в процессе его инициации — что обеспечивало ему наличие воли (способности к осознаваемому целеполаганию и его достижению, что свойственно «демонам» и Человекам). Но психика шамана складывалась более «крепкой» в отношении внешних факторов (в первую очередь эгрегориального плана) и поэтому проявление воли для него давалось легче, нежели у его соплеменников.
«Существует множество различных типов шаманских инициации, но все они неизменно включают в себя элементы переживания смерти, расчленения, очищения и воскресения. В инициации как бы умирает «ветхий человек» и воскресает обновленная и укрепленная личность «нового человека»,[370]«сверхчеловека» архаического общества.
Вот человек, страдающий от головных болей, сонливости, слуховых галлюцинаций и т. п., приходит к шаману и просит научить его шаманскому служению. За этой просьбой следует посвящение, во время которого инициируемый получает свой первый и важнейший психотехнический опыт.[371] Он переживает умирание и смерть; он представляет, как его тело расчленяют на части, извлекают внутренние органы и развешивают их на крюках. Потом их варят и выделывают заново. По существу, это видение сродни библейскому пророческому обновлению,[372] прекрасно прочувствованному и описанному Пушкиным:
И он мне грудь рассек мечом,И сердце трепетное вынул,И угль, пылающий огнем,Во грудь отверстую водвинул.Как труп в пустыне я лежал,И Бога глас ко мне воззвал:«Восстань, пророк, и виждь, и внемли.Исполнись волею МоейИ, обходя моря и земли,Глаголом жги сердца людей!»
Здесь, как и в шаманской инициации, мы видим божественного избранника, которому высший дух (серафим) отверзает очи духовного видения, уши духовного слышания, заменяет «празднословный и лукавый язык» «жалом мудрыя змеи» и, наконец, заменяет «сердце трепетное» на «угль, пылающий огнем», после чего человек, прошедший через смерть, приходит к новой, высшей жизни и приступает к выполнению своей пророческой миссии. Как все мы знаем из школьных учебников, Пушкин имел в виду под пророком поэта, но и это сближение далеко не случайно и глубоко укоренено в традиции. Достаточно вспомнить об арабах доисламского периода, совершенно однозначно сближавших пророков и поэтов и видевших в поэтическом даре проявление божественной харизмы, обуянности божеством».
Е.А.Торчинов, многое чувствовал, проводя свои многочисленные сравнительные исследования. Но он не владел теорией эгрегориальной магии и поэтому не мог объяснить внешнюю схожесть наблюдаемых им мистических явлений в разных религиозных системах. Действительно, общепризнанно считать, что в «Пророке» А.С. Пушкин изобразил себя как поэта, призванного Свыше «жечь сердца людей». Но всё его творчество не соответствовало такому призванию — по сути «зомбировать» людей своим «глаголом» так, как его якобы «зазомбировал» якобы «Бога глас». Миссия такого поэта-пророка не подходит А.С.Пушкину. Но что же тогда?
— Этим произведением А.С.Пушкин как бы примерял на себя роль пророка-основателя религии, пытаясь в стихах передать переживания эгрегориальной инициации такого пророка. Какая это была религия?
— В первую очередь стихотворение А.С.Пушкина относится к Ветхому Завету. Поэт знал Библию, много размышлял над её происхождением, результатом чего явилось это стихотворение. В нём поэт впервые в истории открыто заявил о эгрегориальной инициации «пророков» (И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул.) после чего «пророк» становится идёт и «жжёт сердца людей» эгрегориальным глаголом («жаром» трансляции), исходящим их его сердечного «угля» вместо человеческого сердца, а все и он тоже принимают это за «Бога глас». Поэт имел в виду не себя, конечно: он писал по-крупному, пытаясь войти в роль пророков-основателей религиозных систем.
«Пророк» написан по мотивам ветхозаветного сюжета книги «Пророка Исайи» гл.6: 5–8:
«5. И сказал я: горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами, — и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа.
6. Тогда прилетел ко мне один из серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника,
7. И коснулся уст моих и сказал: вот это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен.
8. И услышал я голос Господа говорящего: кого Мне послать? И кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня».
Судя по творчеству А.С.Пушкина, ему был противен «образ» как библейского, так и новозаветного[373]«Богов» — злых, мстительных с их посмертным воздаянием и призывом к послушничеству властям и церквям. В день написания «Пророка», 8 сентября 1926 года, А.С.Пушкин встречался с царём Николаем I, после чего вечером он написал стихотворение. Видимо А.С.Пушкин был разочарован встречей: его глаза «видели Царя» (как у Исайи 6:5) и психика («сердце») этого царя была безнадёжно в плену библейской концепции. Под впечатлением весьма глубокого проникновения библейских извращений в психику людей Русской цивилизации — от простого крестьянина до царя — А.С.Пушкин пишет послание в будущее (действительно как настоящий пророк) о том, что все религии не от Бога, а от шестикрылого Сатаны.[374] Тема же книги «Пророка Исайи» выбрана не случайно: она — «ключ» к пониманию лживости Нового Завета[375] (см. книгу 3 учебного курса «Сравнительное богословие»).
Но охват тематики происхождения религий в «Пророке» не заканчивается на библейской теме. Первые строчки стихотворения в сжатом виде описывают стандартный путь практически всех «пророков»-основателей крупных религиозных систем:
Духовной жаждою томим,В пустыне мрачной я влачился,И шестикрылый серафимНа перепутье мне явился.
Так в пустыне (либо в длительном уединении) в поисках духовных истин, согласно религиозным преданиям, начинали библейский Моисей, Заратуштра, Будда, Мухаммад… Все они, также согласно преданиям, слышали голоса и/или видения. Свойства эгрегориального «Бога» приписали и Христу — после чего он стал субъектом-духом, внушающим разным людям разные вещи. С таким «Богом» встретился главный новозаветный «социолог» — апостол Павел на пути в Дамаск, став после этого «пророком»-вещателем для ранних «христианских» общин и церквей.
С Библией и её происхождением всё в общем-то понятно: это сборка «пророческих» текстов, прошедших цензуру, отбор и огромные дописки в разное историческое время. Библейские книги «пророков» скорее всего имеют эгрегориальное происхождение — трансляцию через психику одержимых людей. Зороастрийские «откровения» мы тоже отнесли к эгрегориальной трансляции. Буддизм — искажённое и домысленное наследие Будды Гаутамы. Источник происхождения Корана мы также предположительно аккуратно отнесли к эгрегориальной трансляции с соизволения Бога,[376] ссылаясь на ангела Джибраила:
Коран 2
97 Скажи: «Кто был врагом Джибраилу…» — ведь он низвел его на твое сердце[377] с соизволения Бога для подтверждения истинности того, что было ниспослано до него, как прямой путь и радостная весть верующим.
