Марк Галлай - С человеком на борту
Логика действий конструкторов на космодроме была — хотя и в совершенно иных обстоятельствах — чем-то сходная.
Итак, создатели исследовательской аппаратуры с опаской взирали на занятого выбором искупительной жертвы Королева.
А он, покопавшись во всевозможных чертежах, перечнях и списках, остановил своё внимание на одном из приборов. По идее этот прибор, будучи доставлен на поверхность упомянутой планеты, должен был определить, есть ли на ней органическая жизнь, и передать полученный результат по радио на Землю. Излишне говорить, насколько ценны для науки были бы достоверные данные по этому вопросу. Но в том-то и дело, что только действительно, по-настоящему достоверные!.. Судя по дальнейшему развороту событий, ход мыслей Королева привёл его именно к этому «но». А за размышлениями, как всегда у него, незамедлительно последовало дело — Главный конструктор дал команду:
— Отладить прибор по полной предпусковой программе, погрузить на «газик», вывезти в степь за десять километров от нас и там оставить. Послушаем, что он будет передавать…
Выполнить это решение было нетрудно: рыжая, выжженная степь вокруг космодрома лежала по всем четырём странам света до самого горизонта.
Прибор был отлажен, задействован, погружён на «газик», заброшен в степь и по прошествии положенного времени выдал в эфир радиосигналы, из расшифровки каковых с полной определённостью следовало, что жизни на Земле — нет.
И вопрос — по крайней мере для данного пуска — был решён.
Не следует, однако, усматривать в рассказанной сейчас истории один лишь анекдот в чистом виде: не так уж прост был конструктор злополучного прибора. Оказывается, следы человеческой цивилизации, да и вообще жизни на нашей планете, бросаются в глаза не так уж сильно.
В своё время, когда учёные предпринимали первые попытки фотографирования Земли из космоса, известный американский астроном Карл Саган докладывал на международном симпозиуме о том, как он попробовал обработать снимки, сделанные со спутников (если не ошибаюсь, типа «Тирос») аппаратурой с разрешающей способностью более одного километра, с целью определить по ним, есть ли на Земле сознательные существа. Он пытался обнаружить на снимках что-либо, бесспорно созданное такими существами. Пытался, но — ничего не обнаружил! Оказалось, например, что, судя по этим снимкам, таких городов, как Нью-Йорк или Париж, просто нет. Река Сена есть — а города Парижа нет. В том месте, где ему, по данным учебника географии, полагалось бы находиться, на снимках обнаруживались пятна, практически мало отличавшиеся, скажем, от изображений лесных массивов.
Только в Канаде с трудом удалось найти какие-то прямые линии, оказавшиеся огромными, простирающимися на десятки километров широкими просеками в местах лесоразработок.
Короче говоря, какой-нибудь марсианин, изучая подобные снимки, наверняка пришёл бы к выводу, что сознательной жизни на Земле нет.
Разумеется, причина такой удивительной и даже несколько обидной для нас невидимости следов деятельности человека на принадлежащей ему планете — не принципиального характера. Все дело было в разрешающей способности фотоаппаратуры, которая со времени исследований Сагана продвинулась далеко вперёд. Нет сомнения в том, что будь в те годы у исследователей такие приборы, как, скажем, многозональный космический фотоаппарат «МКФ-6», с которым работали на корабле «Союз-22» Валерий Быковский и Владимир Аксёнов, — результаты получились бы совсем другие.
Примерно то же можно сказать и о приборе, о котором у нас шла речь. Возможно, что требовала усовершенствования его конструкция. Не исключено, что нужно было изменить методику его использования. Но отвергать целиком саму идею исследований такого рода, конечно, не приходилось. Это было очевидно всем, а Королеву — больше, чем кому-либо иному.
Но способ решения конкретной задачи — что снимать в первую очередь с корабля? — применённый в данном случае, для Королева, как мне кажется, очень характерен. Даже если в этой истории и есть что-то от легенды. Хотя старожилы королёвского конструкторского бюро решительно настаивают: все точно, ничего от легенды тут нет.
Однажды общеизвестная склонность Королева к прямому инженерному эксперименту подверглась суровому испытанию, войдя в конфликт со строгой дисциплиной, упорно насаждаемой им во всем, что относилось к подготовке и к пуску космического корабля. А тут эксперимент был предпринят в порядке, выражаясь деликатно, не вполне плановом.
Дело было так. Готовился к полёту один из последних беспилотных космических кораблей — предшественников гагаринского «Востока» — с подопытной собакой на борту.
Среди проблем, стоявших в то время перед учёными и конструкторами, едва ли не самой серьёзной была невесомость. В сущности, мы и сейчас не можем утверждать, что знаем в этой области все. Но тогда опыта сколько-нибудь длительного, превышающего несколько десятков секунд, соприкосновения с явлением невесомости вообще не было ни у кого.
А потому пышно расцвели горячие дискуссии (ничто так не подогревает дискуссионные страсти, как недостаток информации) на тему о том, как будут функционировать в условиях невесомости живые организмы, а равно неживые механизмы.
В правомерности постановки такого вопроса применительно к живым существам не сомневался никто,
Факт существования проблемы «человек в невесомости» сомнений не вызывал.
Но сомнения в бесперебойности действия в этих условиях мёртвой техники большинству людей, не связанных с космическими делами профессионально, могут на первый взгляд показаться не очень-то обоснованными: не все ли, мол, равно всяким винтикам и болтикам — весомость там или невесомость? А между прочим, оказалось, что некоторым (пусть не всем, но достаточно многим) техническим устройствам далеко не все равно. Взять, к примеру, такое широко распространённое во всевозможных топливных, масляных, гидравлических системах устройство, как отстойник. При отсутствии гравитации он функционировать не может: нет причины для осаждения частичек примесей, которые он должен выделять из рабочей жидкости.
Другой пример: чтобы управлять движением космического корабля — переходить на новую орбиту, сближаться и контактироваться с другими космическими объектами, а главное, затормозиться для возвращения на Землю, — корабль должен быть определённым образом сориентирован. Но всякая система пространственной ориентации требует какой-то стабильной системы координат, относительно которых определялось бы положение летательного аппарата: так сказать, где верх — где низ, где нос — где хвост. В атмосферной авиации в качестве естественной вертикали такой системы выступает линия действия силы тяжести. В условиях невесомости этой линии нет. Приходится придумывать что-то другое, более сложное, — например, использовать в качестве осей системы координат направления на несколько крупных далёких звёзд.
Академик А.Ю. Ишлинский рассказывает о том, как создатели одного из приборов космической ориентации столкнулись с явлением «спекания» в вакууме зубчатых колёс, что, естественно, влекло за собой отказ — поначалу необъяснимый — этого прибора.
Выходит, не всякой технике так уж хорошо в космосе, и возникавшие на сей счёт сомнения нельзя сказать чтобы были полностью высосаны из пальца. Но, расширяясь наподобие снежного кома, сомнения стали затрагивать и такие механизмы, которые до того были, как жена Цезаря, вне подозрений.
Дело дошло до того, что начались — правда, преимущественно среди специалистов нетехнического профиля — споры о том, будут ли работать в космосе часы. Обыкновенные пружинные часы! А это, между прочим, дело весьма существенное: часовой механизм может найти применение во многих элементах конструкции космического корабля и его оборудования.
Доктор Абрам Моисеевич Генин — по профессии авиационный медик, в силу чего и занимался в те годы преимущественно существами живыми: начиная от мушек дрозофил и кончая космонавтами. Вопрос о том, будут или не будут работать часовые механизмы в невесомости, его, как говорится, прямо по службе ни в малейшей степени не касался.
Но тем не менее, когда корабль-спутник облетел по космической орбите земной шар, благополучно приземлился и из его кабины была извлечена оказавшаяся в добром здравии Чернушка, на ней были обнаружены… часы. Обыкновенные наручные часы марки «Победа» с потёртым кожаным ремешком, на скорую руку примётанные к собачьей попонке.
Установление личности хозяина этих контрабандных часов ни малейшей трудности не составило, привлекать к расследованию Шерлока Холмса оснований не было: на задней часовой крышке невооружённым глазом легко читалась чётко выгравированная дарственная надпись. Часы принадлежали Генину.
Проехав незаконным образом 9 марта 1961 года вокруг нашей планеты и пробыв более часа в невесомости, они продолжали бодро тикать — ничуть не хуже, чем до своего экзотического путешествия.
