Александр Хаминский - Пейсбук
Это была моя родина, о существовании других в то время я просто не знал.
– Сашка, ты из евреев? – спрашивала милейшая соседка, тетя Клава.
– Наверное, – наивно отвечал я, не понимая вопроса, но и не ожидая от тетки никакого подвоха.
– Значит, жиденок! – радостно резюмировала Клава и гладила меня по голове.
Это чуть позже, поступив в школу и став октябренком, я понял, что таких расспросов следовало избегать. Не всегда могло повезти на тетю Клаву, и тогда вместо поглаживания меня бы ждал в лучшем случае подзатыльник. А пока мое детство ничем не омрачалось, у меня имелись две бабушки, папа с мамой, брат и куча друзей разных возрастов и национальностей.
Мы все были русскими, жили в советской стране и принимали это как должное.
Но я взрослел и с годами стал понимать, что различия между мной и моими друзьями все-таки существуют. У меня была несколько иная фамилия, имена моих родственников вызывали хихиканье у окружающих, дома мы отмечали праздники, о существовании которых друзья и не догадывались… А вскоре один хулиганистого вида старшеклассник ни с того, ни с сего вдруг назвал меня грузином.
С того момента я отчетливо осознал себя евреем, живущим в многонациональной стране, в которой у людей титульной национальности было все-таки чуть больше прав, чем у остальных. При этом у грузин была Грузия, у казахов – Казахстан, у молдаван – Молдавия. Даже у прибалтов остались их собственные республики, пускай с приставкой «советская социалистическая». Как позже выяснилось из учебника географии, у нас тоже имелась некая Еврейская автономная область, каменистая равнина, занесенная Б-гом, или, скорее, партией, куда-то на Дальний Восток. И как ни странно, первым секретарем обкома этой самой партии там разрешали избирать не кого-нибудь, а именно еврея.
Прислушиваясь к разговорам старших, я догадывался, что кто-то из наших знакомых куда-то уезжает, причем, явно не на Дальний Восток. Но все мои более-менее близкие долгое время никуда не собирались, и я не слишком задумывался о перспективах жизни в других странах.
Когда в начале девяностых распахнулись, нет, не калитки, а целые ворота, в очередь за билетами выстроились уже мои двоюродные и троюродные. Теоретически эта же очередь могла дойти и до меня. Но к тому времени я уже хорошо зарабатывал, имел отдельную квартиру, машину; директор пансионата «Голубой залив» в знаменитом Коктебеле всегда держал для меня блатной номер с видом на море. Мой приятель Боря Беркович, балагур и весельчак, уехавший, по его словам, ради счастливого будущего своих детей, уже полгода слал слезливые письма о нелегком житье-бытье в маленьком израильском городке. Поэтому перспектива бросить все и встать рядом с Борей на конвейер упаковщиком одноразовой посуды меня отнюдь не радовала.
Но шли годы. Я открывал новые страны, города. Внутри я почти не изменился, нет, но уже вполне мог отличить импрессионистов от постимпрессионистов и итальянскую ривьеру от французской. В моей жизни появились Марк Шагал и Джордж Гершвин, Хаим Сутин и Давид Ойстрах, отец и сын Пастернаки и Иосиф Бродский…
В какой-то момент мне стало понятно, что я просто еврей, а не российский, московский или советский…
Да и как могло быть иначе. Ведь неважно, кто ты – ашкенази, сефард, литвак или тат, твои предки пришли на новую землю именно оттуда, из Израиля. В тебе течет та же самая кровь, что и у любого соплеменника, где бы он не проживал: в Америке, в Европе, в России или, даже, в Марокко.
Но мало быть евреем по крови, если ты не чувствуешь себя сопричастным к истории и культуре страны, из которой когда-то произошли твои предки. Да что там предки! Предки предков сменяли поколения, когда Моисей выводил их из египетского рабства. Они были рядом с ним, когда Г-дь даровал Тору. Они переписывали строчку за строчкой книгу, которую полмира сегодня почитает священной. И это они сегодня живут как на иголках, а, точнее, как на пороховой бочке, в полной боевой готовности, чтобы не допустить разрастания страха и ненависти по всему миру. Есть на земле место, откуда вышло, по сути, все человечество, и маленький шестимиллионный народ именно там защищает весь мир и свое право на свободу и счастье.
Я к этим мыслям шел много лет. Нельзя считать себя евреем и жить отдельно от Израиля. Это не означает, что нужно взять и перечеркнуть всю свою предыдущую историю. Вовсе нет. Но нас, живущих в России, Америке, Англии, Франции, Германии и еще десятках странах мира, все-таки больше чем тех, кто проживает именно в Израиле. Здесь мы ходим на работу или на службу, лечим, учим, строим, если повезет, руководим банками и адвокатскими конторами, сочиняем музыку и пишем стихи. Независимо от достатка живем спокойно и безопасно. Но «они», живущие там, такие же, как «мы», не лучше и не хуже. Только там неизвестно, когда и откуда прилетит ракета или взорвется бомба. Там в каждой квартире есть комната безопасности, и вой сирены означает именно тревогу, а не проезд на красный свет зарвавшегося чиновника. То, что мы видим в «горячих» новостях по Первому, CNN, BBC и Euronews, для них – обычная жизнь.
А мы стараемся из-за всех сил жить красиво и богато. Даже если это не всегда получается, либо не получается вовсе, очень важно показать, создать картинку. Так и делаем вид, что история творится здесь и сейчас. Поем чужие песни и танцуем под чужую дудку, лишь бы исполнители заметили, что мы тоже в тренде. Десять лет безучастно смотрим, как наши американские и европейские «партнеры» жарят землю вокруг Израиля ракетами и напалмом, не брезгуя кассетными бомбами и противопехотными минами. Мне страшно смотреть на карту и отмечать красным маркером пламя. Пожар уже настолько плотно горит вокруг нас, что, кажется, еще чуть-чуть, и от огня придется спасаться в Средиземном море. Потому что Иордан будет с обеих сторон чужим. Но стоит об этом напомнить все тем же «партнерам», как вся Европа начинает обижаться так, что антисемитизм всплывает даже на государственный уровень. Чтобы мы не забывались и не забывали, куда двигались крестовые походы во все времена.
А Израиль, тем временем, тоже старается жить красиво и богато. Строит здания, какие и не снились нашим строителям, превращает пустыню в цветущий сад, создает лучшие в мире бриллианты, лекарства и оружие, разбивает парки посреди городских небоскребов… Единственная в мире развитая страна, которая дает гражданство только по факту национальной принадлежности.
Но за все в жизни приходится платить. Мальчики и девочки в военной форме, у которых, пожалуй, нет выбора, служить или не служить, враждебное окружение, обязанность перед миром хранить его же главную святыню – Иерусалим, и готовность без промедления придти на помощь любому, кто в ней нуждается.
От нас же никто ничего не требует. Хочешь, закрой глаза и заткни уши и ничего не знай об Израиле. Хочешь, собери чемодан и попробуй новую жизнь на новом месте. Хочешь, просто приезжай и посади хотя бы одну оливу…
Только не нужно фотографироваться на фоне израильского флага и с криком «поддержи Израиль» размещать свое фото во всех социальных сетях, чтобы через минуту даже не вспомнить об этом модном порыве.
Безусловно, моя главная родина там, где я родился и вырос, продолжаю жить и, очевидно, умру. Я вряд ли смогу ощущать себя в ином месте также комфортно, как в стране, жители которой говорят на моем родном языке. К тому же, у меня в России столько принятых на себя обязательств, что отказаться от них было бы просто нечестно.
Но у меня есть вторая, точно такая главная родина – Эрец Исраэль. И абсолютно неважно, что я никогда не перееду сюда жить, возможно, даже не получу израильский паспорт и иврит для меня так и останется чужим языком. Но когда-то я вышел отсюда, здесь мои корни.
Люди, чьими именами названы улицы израильских городов, сохранили культуру и искусство моего народа, создали государство, благодаря которому каждый еврей может иметь вторую, а то и первую родину.
Родину, как и родителей не выбирают.
Возможно, мода диктует нам, как одеваться, какие петь песни и даже какие носить фамилии.
Но не бывает моды на родину. Родина – она вне тебя, меня и вне времени. Но ты можешь оказаться в ней.
И если даст Г-дь, у тебя их будет две.
Москва – Тель-Авив – Иерусалим – Вифлеем – Герцлия – Хайфа и далее везде
Человеку свойственно ошибаться.
Двадцать лет назад, впервые попав в Израиль, я испытал странное чувство разочарования. Мне все казалось странным: люди, язык, города, природа, границы… И это сюда стремились, прорываясь сквозь железный занавес и политическую демагогию, миллионы моих соотечественников в надежде обрести новую родину и новое еврейское счастье?
Сейчас уже понимаю, что их ожидания просто не совпали с реальностью. Свобода выбора на поверку оказалась обязательством приехать и закрепиться на территории, которая в мгновение никак не могла стать новой родиной. Представления о будущей жизни в силу недостатка опыта диаметрально расходились с действительностью.