Веслав Гурницкий - Песочные часы
С того момента, когда я увидел во время войны, как из сожженного зрительного зала варшавского Большого театра телегами вывозили человеческий прах, я научился и так измерять человека.
Четырнадцатый колодец, находившийся за углом этого странного здания, был, по-видимому, с бетонированным дном, хорошо спрятан от солнца и частично прикрыт широкими саговыми листьями. Трупы, которые были сюда брошены, по трудно объяснимым причинам растворились, а не высохли, как в других. В бетонной емкости хлюпала маслянистая жидкость цвета сажи… Ее поверхность была покрыта миллионами маленьких червей, вперемешку черных, как блохи, и желтых, как гусеницы. Паразитов было такое множество, что изнутри колодца доносился хорошо слышный хруст. На поверхности плавали два черепа, которые, как видно, были легче, чем месиво растворившихся трупов. Они чуть заметно кружились, подталкиваемые неустанной возней паразитов.
Впервые в жизни я увидел человека в жидком состоянии.
До такого не додумались даже в третьем рейхе.
CXVI. «Без жизни нет смерти; без смерти нет жизни. Без верха нет низа; без низа нет верха. Без беды нет счастья; без счастья нет беды. Без легкого нет трудного; без трудного нет легкого. Без помещика нет арендатора; без арендатора нет помещика. Без буржуазии нет пролетариата; без пролетариата нет буржуазии… (…) Так обстоит дело со всеми противоположностями» (Мао Цзэдун. «Относительно противоречия»).
CXVII. Примерно в половине второго мы приехали в бывшую деревню Дамрэй, расположенную в двадцати километрах на северо-восток от Прейвенга. «Коммуны» здесь никогда не создавали. Жителей выселили, может быть, по военным соображениям, а может, из-за близости специальной тюрьмы. От хижин на сваях веяло пустотой и разорением, только возле двух или трех стлался едкий дым очагов. Бегали голые дети. Истощенные, вялые женщины что-то стряпали возле, домов.
На краю деревни стояла высокая пагода, не слишком красивая, если судить по пропорциям, но приятная для взгляда, хорошо гармонировавшая с низкими легкими строениями, окружавшими двор. Здесь находился, должно быть, довольно крупный монастырь, а также, по-видимому, сельская школа и небольшая больница.
Именно эта пагода была целью нашего приезда.
Рыжая черепица с крыши главного здания была частично сорвана, опорные брусья и стропила торчали, словно ребра, с которых содрана кожа. Стены галерей были в нескольких местах обшарпаны. На дворе напропалую щебетали птицы; они порхали около нас веселыми стайками, хвастая разноцветным бархатом своего оперения, заливаясь во все горло от одной лишь радости жить, летать, существовать.
Внутри пагоды не было ничего. Не было никакой богослужебной утвари, статуи Гаутамы, алтарей, ширм, надписей с поучениями мудрецов, принесенных даров. Все это было собрано и куда-то, по всей вероятности, вывезено, потому что на возвышениях и на полу галерей не было тех следов, которые мы видели во многих других разрушенных пагодах.
На месте главного алтаря лежала огромная груда, насчитывающая примерно около тысячи, китайских артиллерийских снарядов 130-миллиметрового калибра. Рядом стояли пятьдесят ящиков с цифрой 800 и длинными рядами китайских иероглифов. Артиллерийские взрыватели, минометные снаряды, противотанковые патроны, мешочки с порохом и тринитроцеллюлозой. Латунные гильзы сильно потемнели. На капсюлях виднелась ржавчина.
На противоположной стороне, там, где крыша была сорвана, валялись огромной кучей, напоминая мусорную свалку, самые разнообразные снаряды, взрыватели, пакеты со взрывчаткой; казалось, что все это беспорядочное нагромождение вот-вот взорвется. Рано или поздно такое обязательно случится. При таком складировании и бешено прогрессирующей коррозии достаточно незаметного земного толчка или даже ветра посильнее, чтобы какой-нибудь капсюль или поврежденный взрыватель сработали в соответствии с предназначением.
Снаряды широкой лентой высыпались на наружную лестницу, расползлись по галереям, валялись в траве, кустарниках, под деревьями. В углу правой галереи я заметил груду круглых, довольно больших банок темно-оливкового цвета с длинными рукоятками и каким-то шнуром или фитилем. На каждой из них была отчетливая надпись: «POISONOUS GAS GRENADE!» Ниже, буквами помельче, способ употребления: использовать при скорости ветра не больше десяти миль в час, фитили зажигать поочередно, обслуживающий персонал должен иметь противогазы и тампоны ТХ-8.
Гранаты с ядовитыми газами. Я не знал, что подобные вещи существуют. Может быть, это был просто газ «GS», о котором во время войны в Индокитае американцы упорно твердили, что он не является отравляющим веществом? На каждой банке виднелся поспешно намалеванный красной краской китайский иероглиф, везде один и тот же. Вероятно, он предостерегал насчет опасности отравления. Но я не заметил ни одной надписи на кхмерском языке. Арсеналом в пагоде Дамрэй распоряжались исключительно китайцы. Интересно, что думали китайские офицеры, когда брали в руки американские гранаты с ядовитым газом, выполнявшие здесь столь странную идеологическую функцию.
Вокруг пагоды надо было передвигаться со всяческой осторожностью, солдаты, сопровождавшие нас, не отступали ни на шаг, находили в кустах чуть заметные дискообразные мины, жирные мещочки с пластиком, какие-то таинственные трубки, стержни из оксидированного алюминия с резьбой.
Около узкой, хорошо протоптанной дорожки я снова увидел человеческий череп. Чуть подальше в густой траве виднелись остальные кости скелета. Я наклонился над черепом и заметил в теменной части два небольших круглых отверстия. Тут же рядом лежали пять стреляных гильз с хорошо заметными китайскими серийными знаками на капсюле; один похож на квадрат и чуть перечеркнут вертикальной чертой, это общепринятое сокращение названия «Срединная империя».
Я взял гильзы с собой.
Затем вошел в один из одноэтажных домов, где помещалась когда-то школа. Отсюда были также изъяты все предметы. На одной из стен виднелись рисунки и надписи. На них изображались боевые эпизоды с участием самолетов и артиллерии, так рисуют дети, для которых траектория полета снаряда важнее, чем пропорции и перспектива. Древесным углем кто-то нарисовал неумелой рукой потрет солдата в мягкой китайской шапке. На стенах не было ни одного китайского иероглифа, зато было полно многострочных надписей на кхмерском языке. Я попросил переводчицу прочесть. Она поглядела на стену и сказала, что не понимает, Я привел офицера: он покачал головой и сказал, что это писали безграмотные люди. То есть глупые люди. Это гадости, которые нельзя переводить. Но какие гадости — политические? Нет, нет. Нельзя переводить.
Противоположная стена была тоже исписана. На уровне глаз тянулись три длинные колонки цифр, из которых первые наверняка были обозначением даты. 8.6.76–14, 9.6.76 — 8, 11.6.76–22. К чему могли относиться последние цифры? Офицер из Народно-революционного совета провинции коротко поговорил с товарищами, показывая пальцем на последние цифры. Потом сказал, что это, наверное, перечень совершенных казней вместе с числом уничтоженных. Ходят слухи, что вблизи Пхумдамрэй производились массовые убийства. Но только через несколько недель сюда приедет группа, которая начнет поиски могил. Сперва саперы должны очистить территорию от мин и боеприпасов. А с саперами сейчас трудно.
Перечень кончался датой «28.4.78». Я подсчитал цифры справа. В сумме получалось 885. Если догадка офицера верна, я знаю, сколько трупов в здешних, еще не найденных могилах.
Появился старый, трясущийся, беззубый крестьянин, который, опираясь на палку, приковылял, чтобы нас увидеть. Я спросил его, откуда он и когда сюда вернулся. Но переводчики и он не могли понять друг друга. Он говорил на каком-то странном диалекте и к тому же был почти совсем глух. Через минуту старик потянул меня за рукав и опять начал что-то бормотать своим беззубым ртом. Переводчики молча и сосредоточенно с минуту слушали старика.
Потом покачали головами и, не скрывая раздражения, сказали, что этот человек, по-видимому, не в своем уме. Он утверждает, что был буддийским священником и три года скрывался здесь, где-то недалеко от Дамрэя, наверное, в лесу, а где же иначе? Он говорит, что проклинает «красных кхмеров», то есть кровавую клику Пол Пота — Иенг Сари. И еще говорит, что все случившееся в Кампучии было давно предсказано в старых книгах. Так он говорит. Но он очень стар, товарищ. Сейчас говорит что-то о змеях. О крокодилах. Правда, о крокодилах. Нам пора ехать. Уже поздно.
CXVIII. Я знаю эту легенду. Она относится, кажется, к первому тысячелетию до нашей эры и в разных версиях известна во всем круге буддийской культуры. Это азиатский вариант Апокалипсиса. Грехи людей никогда не уравновешиваются суммой добрых дел, самоотречения и любви. Наш дебет беспрерывно растет и в конце концов когда-нибудь разрушит естественный баланс Вселенной. Тогда из всех пещер, земных отверстий, рек и болот выползут миллионы змей и крокодилов, хищные черепахи, неизвестные чудища вроде драконов, огненные ящерицы длиною в тысячу локтей. И постепенно пожрут всех людей, живущих на Земле, дабы воцарилась полная гармония тишины и небытия. Во всех европейских мифологиях конец света наступает внезапно, в огне катастрофы, в водах потопа, при разверзшихся небесах. В Азии он должен произойти постепенно, в рассрочку, с хрустом ломающихся костей, в спазмах боли, в полном сознании тех, кто ждет своей змеи или своего крокодила.
