Лесли Гровс - Теперь об этом можно рассказать
Перед тем как он приступил к новым обязанностям, я около получаса беседовал с ним, рассказывая ему о наших целях примерно в следующих словах: «Когда окончится война, победившие государства должны вступить в соответствующие дипломатические переговоры. Вероятно, состоится нечто вроде Версальской конференции. Как известно, президент Вильсон не имел тогда всех нужных сведений. Думаю, что на этот раз любой представитель США должен иметь под рукой все данные, касающиеся источников делящихся материалов. По моим расчетам, нам нужно иметь наготове такие данные через два-три года. Причем достаточно ограничиться ясным и внятным обзором, детальный доклад для этого не нужен».[19]
Я добавил, что мы окажем ему любую возможную помощь, а он со своей стороны, как и любой работник проекта, должен будет нести полную ответственность за порученный ему участок и принимать самостоятельные решения в случае, если обращение ко мне или Николсу будет невозможным. Его решения, заверил я, если они, конечно, будут обоснованными, пересматриваться не будут.
Для выполнения поставленной задачи Гварину была придана группа помощников во главе с Дж. Бэйном, профессором геологии в Эмхерстском колледже, и Дж. Селфриджем из университета штата Юта.
На основании уже поступавших от сотрудников компании «Юнион Карбайд энд Карбон» материалов Бэйну удалось разработать общие методы поисков богатых урановых руд. Эти исследования привели к ряду открытий, имевших важнейшее промышленное значение. Например, никто не предполагал, что уран может содержаться в горючих ископаемых, таких, как нефть и уголь. Бэйн же на основании своей схемы утверждал, что это так. И он оказался прав.
Будучи блестящим знатоком всех значительных геологических формаций, он припомнил, что во время одной из своих экспедиций в 1941 г. он обнаружил уран в концентрациях, представляющих интерес для нас, в пустой породе золотых копей Ранда на юге Африки. Дальнейшая проверка подтвердила наличие урана в этой породе, однако концентрация его оказалась ниже необходимой. Эти данные расходились с ожиданиями Бэйна, причем довольно сильно.
Обсудив это противоречие с Гвариным, Бэйн на воскресенье поехал домой в Эмхерст. Найдя в своей коллекции образец золотоносной породы из Ранда, он поместил его на фотопластинку и с удовлетворением обнаружил, что потемнение ее соответствует значительно большему содержанию урана, чем было установлено предшествовавшей проверкой.
Это открытие сулило нам блестящие перспективы. Однако предстояло еще разубедить авторитетных специалистов, которые утверждали, что не заметить такую концентрацию в руде Ранда — вещь невозможная. Я обсудил возникшую загадку с Хэмбро и Чедвиком. Они посоветовали более тщательно проверить все обстоятельства этого дела.
Новая партия, посланная в Ранд, подтвердила правоту Бэйна, одновременно выяснив, что эти копи являются, вероятно, наиболее перспективным источником урана. Тем самым одновременно было доказано соображение Бэйна, что при поисках урана следует обращать внимание в первую очередь на месторождения золота. Так в сферу поиска урановых месторождений попало еще большее число районов.
В копях Ранда урансодержащая порода залегает вместе с золотом в виде тонкого слоя. При обычных методах добычи урановая руда оказывается смешанной в отвалах е пустыми породами. Отделять урановую руду в таких условиях многим представлялось делом практически безнадежным. Тем не менее, заручившись поддержкой премьер-министра Южно-Африканского Союза генерала Смутса, мы направили в Ранд для поисков метода выделения урана специальную группу во главе с Годиным из Массачусетского технологического института. Годин до этого участвовал в работах по обогащению бедных конголезских руд, проводившихся для МЕД. За сравнительно короткий срок он смог разработать остроумный и эффективный способ решения этой проблемы. Впоследствии южно-африканская промышленность, усовершенствовав его метод, наладила массовую переработку руды Ранда.
Влияние этих открытий на экономику Южно-Африканского Союза оказалось революционным. Например, в 1959 г. эта страна вывезла урановой руды на сумму 150 миллионов долларов. Многие золотые копи, нерентабельные до открытия нового ценного побочного продукта, стали приносить доход. Трудно точно сказать, насколько бы меньше золота было добыто, скажем, в том же 1959 г. (стоимость добытого в том году золота составила 700 миллионов долларов), ясно только, что без извлечения урана из отходов эта разница была бы значительной.
Другое открытие Бэйна было связано с его теорией, что уран должен содержаться в так называемом монацитовом песке, известном сырье для получения тория.
Для проверки этого предположения мы послали одного из сотрудников в Чикаго на завод компании «Линдсей», в течение многих лет занимавшейся выделением и переработкой редкоземельных металлов. На складах этого завода хранилось некоторое количество еще непереработанного монацитового песка из индийского штата Траванкор. Анализ вновь подтвердил правоту Бэйна. В свете этого открытия стала ясна необходимость сбора полных сведений о мировых запасах монацитового песка, которым мы уже и раньше интересовались как основным сырьем для получения тория.
На ранней стадии работ потенциальная ценность тория для наших целей еще не была окончательно ясна. Мы все же решили позаботиться о заключении долгосрочных соглашений на закупку монацитового песка из главных месторождений. Эти месторождения находились в Бразилии и в индийском штате Траванкор. Поскольку Траванкор не входил в сферу, охватываемую юрисдикцией Треста объединенных разработок, переговоры с соответствующими инстанциями проводились англичанами. Были заключены соглашения, предусматривающие закупку нами всего монацитового песка, добывавшегося в этих странах. Однако ввиду достигнутого высокого уровня добычи урана и соответственно пониженного интереса к торию эти соглашения остались неосуществленными. Между прочим, именно в начале переговоров с Бразилией Госдепартамент был впервые допущен за кулисы атомной программы. Во время доклада президенту перед его отъездом в Ялту я высказал предложение, чтобы начальные переговоры с президентом Бразилии провел государственный секретарь Стеттиниус. Президент согласился со мной и тут же известил Стеттиниуса. Я впоследствии встретился с ним, познакомил его с нашими планами и договорился, что в поездке в Бразилию его будет сопровождать один из моих офицеров.
Во время этой же встречи президент сказал мне, что если наши бомбы будут готовы до окончания войны с Германией, то нам следует быть готовыми применить их против нее.
Заканчивая главу, я должен был еще рассказать о том, как мы пытались получить исключительные права на шведскую урановую руду. Наша неудача, насколько я могу это понять, объяснялась в первую очередь страхом шведского правительства перед реакцией России на такое соглашение. Представители Швеции ссылались также на то, что их конституция не позволяет заключать никаких секретных соглашений, не ознакомив с ними членов парламента или, в крайнем случае, министерство иностранных дел.
Глава тринадцатая Мисся «Алсос» в Италии[20]
Мысль о том, что немцы смогут создать бомбу раньше нас, преследовала нас, начиная с 1939 г. и до той поры, пока вторгшиеся в Германию американские войска не захватили ведущих немецких ученых-атомников. Эта угроза заставляла нас постоянно интересоваться достижениями немцев в области атомных исследований.
В начале существования Манхэттенского инженерного округа разведывательная деятельность в области атомной энергии проводилась силами армейской разведки, военно-Морской разведки и управлением стратегических служб. Кроме них работали и другие разведывательные органы различных правительственных учреждений, собирая те доступные крохи информации, которые могли бы оказаться полезными для выяснения картины атомных исследований противника.
Осенью 1943 г. генерал Маршалл спросил у меня, почему бы мне не взяться самому за руководство всей разведывательной работой в этом направлении. Вероятно, он понимал, что деятельность многочисленных учреждений, занимавшихся этой работой, координируется недостаточно и приводит к большим пробелам в наших знаниях. Кроме того, эти учреждения часто были не в состоянии оценить важность той или иной получаемой информации, так как по соображениям секретности мы стремились ограничить круг лиц, знающих о наших работах.
Из бесед со Стайером я с удивлением узнал, что трения между различными разведывательными учреждениями куда сильнее, чем можно было предполагать. Все это заставило нас организовать собственную разведку. По установившемуся обычаю никаких письменных документов при этом не составлялось. Мы с Маршаллом просто договорились, что об этой реформе он известит армейскую разведку, а я сообщу разведывательным отделам Военно-морского флота и Управления стратегических служб.
