Коллектив авторов - Сравнительное богословие. Книга 5
Но всё же эхо доктрины посмертного воздаяния было даже в марксизме, однако, эта доктрина не устраивала в первую очередь «духовную» интеллигенцию, всё больше и больше — по мере деградации последней во времена «социализма». И опять вошедшее в «социалистический» порядок эхо библейской доктрины посмертного воздаяния напрямую завязано на зороастризм — не только по смыслу, но и символически. Мы впервые затронули тему Вечного огня в одной из сносок начала текущей Главы, где написали следующее.
В наше время некоторые считают «вечный огонь» — антихристианским символом. В действительности это не совсем так. Если посмотреть историю возрождения культа «вечного огня», то впервые он был зажжён в 1920 году на могиле Неизвестного солдата в Париже после Первой Мировой войны. То есть в светской архитектуре он был впервые употреблён в самом сердце Европы и олицетворял собой начало эпохи всемирного псевдосоциализма — как предполагали хозяева масонов. Что касается Первой Мировой войны и её многочисленных жертв, то она была развязана для нагнетания революционной ситуации в Европе и в России, что привело в конце концов к падению российского самодержавия и власти церкви. Утрата Россией властного суверенитета (который олицетворяло самодержавие Императора) в результате двух революций 1917 года было закреплено символом «вечного огня» на территории СССР но лишь после того, как И.В.Сталина не стало.[329] Кончено это можно объяснять сложностями с топливом в сталинские времена, но «вечный огонь» появился в СССР на 37 лет позже, чем во Франции. Это произошло к 40-летию событий февраля 1917 года (в 1957 году) в Ленинграде на Марсовом поле у памятника «Борцам революции». Вечный огонь стал смысловым центром мемориала, расположившегося на бывшем Императорском плацу. После этого «вечный огонь» был зажжён на могиле Неизвестного солдата у Кремлёвской стены в Москве в 1967 году.[330] Также он имелся в других населённых пунктах СССР.
В общем «вечный огонь» стал символом второй ветви библейской концепции — светской. В этом смысле он многим действительно кажется «символом антихристианства». Но в действительности, если понимать всю библейскую концепцию псевдохристианства — церковное «христианство» и светский масонский марксизм — как «две последовательные ступени внедрения библейской концепции в народы мира», то символ «вечного огня» уже не будет представляться «символом антихристианства». Символ вечного огня был возрождён (из недр зороастрийского «очищения» огнём) всемирным масонством после революции — как символ «бессмертия масонской мафиии масонского дела» и символ «очищения людей преданностью делу революции». Конечно же простые люди понимали символику «вечного огня» по-своему: как вечная память погибшим героям. Но посвящённые вкладывали в этот символ свою меру понимания и посмеивались, глумясь над простотой народа… а зря.[331]
В то же время, культ огня изначально вошёл в библейское «христианство» — да ещё и в его значении ничем не меньшем, чем культ «вечного огня» в светском масонстве.[332] Поэтому магия огня не чужда и библейскому христианству. Хозяева домасонских и иудейских структур с древних времён пробовали применять культ огня (который был издревле одним из самых главных в среде праиндоиранских племён) в своих целях, чтобы замкнуть этот эгрегориально (и генетически) «родной» для крупнейшего конгломерата племён древнейший культ — на свою эгрегориальную алгоритмику: то есть изменить содержание культа, оставив его внешние стороны на откуп толпе.
Лучше всего исследования на тему эхапосмертного воздаяния в советские времена провела С.Б.Адоньева в своей «автономной работе», которая называется «Ритуальные площадки».[333] Ценность работы С.Б.Адоньевой состоит в том, что она исследовала вопрос значения для советских людей Вечного огня с позиции внутренней мировоззренческой сущности этого одного из главных советских ритуалов — а не общепринятого его содержания. Ценно и то, что при этом С.Б.Адоньева раскопала, что Вечный огонь имеет древнейшие корни индоиранского происхождения[334] (напрямую связанные с доктриной «очищения" и посмертного воздаяния) — самостоятельно пришла к тем же выводам, что и мы, попутно ответив на вопрос, «о чём же так тосковала «русская» «духовная» интеллигенция?». Приведём наиболее интересные места её исследования, выделяя самое важное жирным и комментируя некоторые места текста в сносках:
«Захоронение на Марсовом поле было первым публичным захоронением в России, совершенным с нарушением церковного обычая: без панихиды, вне кладбища и без надмогильных крестов.
«Я видел Марсово Поле, — писал И.Бунин, — на котором только что совершили, как некое традиционное жертвоприношение революции,[335] комедию похорон будто бы павших за свободу героев. Что нужды, что это было, собственно, издевательство над мертвыми, что они были лишены честного христианского погребения, заколочены в гроба почему-то красные и противоествественно закопаны в самом центре города живых![336] Комедию проделали с полным легкомыслием и, оскорбив скромный прах никому не ведомых покойников высокопарным красноречием, из края в край изрыли и истоптали великолепную площадь, обезобразили ее буграми, натыкали на ней высоких голых шестов в длиннейших и узких черных тряпках и зачем-то огородили ее дощатыми заборами, на скорую руку сколоченными и мерзкими не менее шестов своей дикарской простотой.»
Потребность в реконструкция Марсова поля в начале 1920 годов была определена необходимостью заменить временное мемориальное сооружение, описанное Буниным, на постоянное. Фактически, эта мемориальная площадка оказалась первым продуктом советской архитектуры.
А.В.Луначарский писал Ленину в середине сентября 1918 года:
«Памятник героям революции. Вот мною сочиненные надписи, если Вам интересно:
· Бессмертен павший за великое дело, в народе жив вечно, кто для народа жизнь положил, трудился, боролся и умер за общее благо (орфография, конечно, новая).
· Не зная всех героев, в борьбе за свободу кто кровь свою отдал, — род человеческий чтит безымянных».
Итак, ключевые слова для толкования смысла, вкладываемого в созидаемый артефакт, найдены: бессмертны те, (заметим — и только те), кто умер за общее благо.[337] Сакрализуемый объект — общее благо. Определено здесь и нормативное отношение к этому объекту — самопожертвование. Наградой за реализацию такого императива становится бессмертие. Последнее обеспечивается тем, что «род человеческий чтит».[338]
Следует отметить, что слову «бессмертие» в этом контексте придается очевидно новый смысл, о чем достаточно ярко свидетельствуют словари. Определение бессмертия в Большом академическом словаре (1948 г.) соответствует введенному Луначарским: «бессмертие — 1. Вечное существование в памяти людей, незабвенность».[339]
Важен и иллюстративный контекст, привлеченный для такого токования слова: «И уже почти что над снегами, легким телом устремясь вперед, девочка последними шагами босиком в бессмертие идет. М. Алигер. Зоя. Может быть, я говорю глупо, но — я верю, товарищи, в бессмертие честных людей, в бессмертие тех, кто дал мне счастье жить прекрасной жизнью, которой я живу.[340] (М. Горький. Мать. ч.2. гл.11.) Ах! ведает мой добрый гений, Что предпочел бы я скорей Бессмертию души моей Бессмертие своих творений. Пушк. В альбом Иллическому».[341]
В качестве второго значения приводится «вечное существование, непрекращающееся бытие материи.» И ниже «Бессмертный. 1. Остающийся навсегда в памяти людей; незабвенный, сохраняющий вечное значение. Ленин с нами, бессмертен и величав. Маяк. Ленинцы». Бессмертие, таким образом, оказывается актом, внешним по отношению к личному выбору и личной судьбе. Оно есть результат внешней оценки. Повторимся, поскольку это важно — факт твоего личного бессмертия обеспечивается внешней оценкой, оценкой общества. Представление о бессмертии души указано в конце словарной статьи без комментариев».
Дальше С.Б.Адоньева, сама того не подозревая, описывает эстафету Вечного огня, берущего своё начало в СССР с ленинградского Марсова поля[342] — подобную традиционной эстафете передачи церковного огня из Иерусалимского храма в другие храмы мира, что символизирует ритуал продолжения жизни по образу и подобию, завещанному «святыми», их авторитетом и под их посмертным «покровительством»:
