Долиной смертной тени - Ливанов Алексей
«Не у тебя одного…» — подумал я.
— Ты слышал теорию о двух процентах прирождённых убийц? — задал Куница неожиданный вопрос.
— Нет, не припомню такого, — я пожал плечами, — в чём состоит теория?
— Учёные якобы проводили массовое исследование среди боевых военных и осуждённых за убийства, — Куница прислонился к колесу КамАЗа, разминая сигарету в руке, — психопатов и маньяков пытались вычислить. Но выяснили совсем другое. Два процента из совершавших убийства не испытывали ни малейших эмоций от этого. То есть, они не маньяки и не психопаты. Они люди, для которых выпилить ближнего такое же безобидное событие, как для обывателей открыть банку шпрот или сходить в магазин за хлебом. Ещё при раскопках на полях сражений учёные столкнулись с непонятной для них находкой. Они находили однозарядные мушкеты и ружья, в стволах которых было по несколько пуль.
— А нафига? — я пытался понять смысл сказанного, но у меня пока не выходило.
— Понимаешь… В ходе битвы солдаты наравне со всеми заряжали своё оружие и поднимали его, прицеливаясь. Но не стреляли. Не способны были выстрелить. Даже в ответ на то, что враг стреляет по ним. Делали вид, что заряжают и стреляют, но в общем грохоте на поле боя, их выстрелы не было видно или слышно другим.
— Шли как на убой, но не стреляли? — выдал я предположение. — Такой вид страха, что ли?
— Нет, они не боялись. Идти под пулями навстречу верной смерти не каждый сможет. А вот выстрелить не могли. Ступор. Не жмёт палец на спуск и всё тут. Так вот я о чём, два процента, кому это не доставляло никаких хлопот или угрызений совести. Два процента. На планете живёт примерно семь с лишним миллиардов человек. Из них примерно сто пятьдесят миллионов — прирождённых убийц без страха и упрёка. Сто пятьдесят миллионов, представляешь? Для сравнения — это численное население всей России…
— По машинам! — послышались команды. — Все на борта!
Уже сидя в кузове, мы услышали гул приближающихся дизельных двигателей. Все ещё в темноте колонна двинулась дальше, значительно замедлив ход из-за примкнувших танков. Через два часа стало сереть, и в предрассветных сумерках появилась свежесть. Осторожно выглянув из борта кузова на несколько секунд, Борзый крикнул всем:
— Два шестьдесят вторых, и два «бардака»!
Это уточнение не вызвало почти никакой реакции. Все или спали или им было наплевать, за каким чугунным лбом идти на штурм своих же позиций, хоть и бывших. Уже рассвело, когда колонна снова остановилась.
— Все к бортам! Готовность!
Кутаясь в бушлат из-за утреннего озноба и сонного состояния, бойцы снова стали выбираться из кузова. На этот раз перекур оказался на порядок короче. Поднимая столб пыли, сбоку к нам двигалась колонна машин. В дымке пыли и песка было сложно определить, что за техника шла, и сколько было единиц. Приблизившись, колонна остановилась. Из бронированного УАЗа показался командир нашего отряда в окружении разведчиков, появившихся из «Дозоров». Знакомый уже Урал с установкой ЗУ–23 на его кузове выполнял манёвры, разворачиваясь. Из стоящих за всей этой вереницей трёх КамАЗов не было видно никакого движения. Но спустя минуту, из одного из них стали выпрыгивать солдаты в ярко-зелёном «дубке» и с краповыми беретами на головах. Форма и разгрузки казались новенькими, будто только что выданными со склада. Подскочив к бортам остальных двух КамАЗов, они их открыли и с криками стали выталкивать наружу людей в мабуте.
— Это что за клоуны такие? — вырвалось у Шума.
— Это Мухабараты[40], — пояснил Борзый, — местный НКВД, так сказать.
— А кого они там крепят? — затягиваясь, спросил я.
— Это, похоже, те садыки, которые сдали духам посёлок! — ответил мне Папай.
Да, было похоже на то, что местная контора отловила позорно бежавших из посёлка арабов, и теперь силой принуждала их к активному участию в возвращении своих территорий. Пока Гремлин и Мономах что-то обсуждали с командиром отряда возле его машины, мухабараты нещадно колотили прикладами автоматов грязных и испуганных садыков по их спинам и головам, выкрикивая что-то нелестное на их языке. Участь трусов и предателей оставалась неизменной во все времена.
Только сейчас я увидел, что посёлок был от нас километрах в двух. Танки и ЗУшка закончили свои манёвры и, развернувшись в сторону посёлка, замерли, ожидая команды. Мне был виден особняк, который мы занимали в посёлке, его крышу и наблюдательный пункт. Помню, как перед уходом отсюда, Шум нарисовал на стене этого дома неизвестно где найденной им краской, надпись: «улица Ебу-ИГИЛ». Если наблюдатели находились в крайних к нашей стороне домах, то им сейчас очень не поздоровится.
— Внимание, всем отойти назад! — хрипнула голосом Мономаха радиостанция на груди Борзого.
Всё-таки наблюдать за работой ЗУшки и танков приятнее за ними, чем когда они стреляют над твоей головой. Клубы пыли и дыма от разрушенных построек заволакивали весь передний к нам край посёлка, перемалывая каменные и бетонные строения в щебень. Обстрел ещё не закончился, когда мухабараты стали подгонять толпу садыков к технике, разделяя их группу на две части. Всего их было меньше сотни, одних подгоняли за «бардак», вторых — под работающий по посёлку Т–62. Куда делись остальные почти сто садыков, о которых недавно нам говорил Гремлин, оставалось только догадываться.
Наконец, дав отработать минут десять по всем передним зданиям, две колонны садыков двинулись вперёд, прикрываемые танком и «бардаком». Второй Т–62 стоял на месте и, похоже, ждал нас. Подошедшие Гремлин и Мономах собрали оба взвода за КамАЗами.
— Садыки идут в авангарде, стараясь зайти подальше вглубь посёлка! Их направление — это две центральные улицы! Если нарвутся на засады — это их проблемы! — перекрикивая работающие двигатели машин, начал Гремлин. — Наша задача — полная зачистка крайних двух боковых улиц! Мой взвод идёт за «бардаком» по крайней левой улице, взвод «тройки» — за танком, по крайней правой! Делимся по два-три человека на каждый подозрительный дом! Отработали и догоняем остальных! Всем всё понятно?!
— Старших групп определишь или мы сами? — спросил Ворон.
— Буду определять по ходу движения! Я с вами иду!
Неприятный холодок комом стоял внутри. Это не было похоже на ту смесь страха и возбуждения, которая присутствует всегда перед любым штурмом. Это было что-то другое, чего у меня раньше ещё не было. Что-то на уровне животного восприятия, что-то, что я не мог объяснить и назвать.
— В колонну! — крикнул Гремлин. — Готовимся к движению!
Двигаясь лёгкой трусцой за бронированной машиной, взвод приближался к левому краю посёлка. Пыльная завеса уже спала и, выглянув за борт БРДМ можно было увидеть очертания домов. Справа от нас почти на одном уровне шла «тройка», прикрытая шестьдесят вторым танком. Камни под ногами стали попадаться всё чаще и всё крупнее. Особо не выдумывая, водитель-механик, управляющий «бардаком», повёл свою машину и нашу колонну в выбитый взрывом танкового снаряда пролом в стене. За проломом почти сразу начиналась нужная нам улица.
— «Панцирь-три», стоп! — крикнул в радиостанцию Гремлин. — Дом на повороте улицы! По верхнему этажу пройдись!
Ухающие выстрелы КПВТ в несколько коротких очередей выполнили приказ взводного довольно быстро.
— Второй дом слева! — Гремлин указал рукой направление. — Корвин, бери двоих и туда!
Замок толкнул Слима и Хохла, первая группа ушла чистить. Два дома справа были сильно разрушены и особого внимания не вызывали. Первый и третий дом слева были так же сильно повреждены, и наша колонна прошла мимо их.
— Дом справа! Ворон, бери Борзого с Маслёнком и туда! — отправил взводный следующую группу.
«Фила и Папая возле себя держит, на зачистку их не пустит…» — почему-то подумал я, глядя в спину удаляющимся в дом Ворону и Борзому.
Пройдя ещё несколько основательно разрушенных домов по обе стороны улицы, Гремлин указал на уцелевший дом слева:
