Журнал Русская жизнь - Родина (август 2008)
* СЕМЕЙСТВО *
Евгения Пищикова
Черный рис и серебряный иконостас
Без веры: бытовое язычество
I.
В двадцать пять лет Мария Селенко сняла венец безбрачия. Рановато, конечно, энерготерапевт Василий Вятский (который проводил обряд) так и говорил: «Рановато»; но все подруги уже были замужем, самой же Марии не везло - ни одного внятного романа за самое драгоценное, дышащее весной, десятилетие. Уже и институт был закончен, и офисная жизнь началась. С пятнадцати годков ждала Маша суженого, приходили же разнообразные не те. Главное, быстро уходили. Но вот решилась Маша на проведение важного ритуала, и двух лет не минуло, как пожалуйста - свадьба. Красивая августовская свадьба, наиглавнейшее семейное торжество.
Маша стоит посреди комнаты в корсаже от свадебного платья (жемчуг, розы) и в нижних юбках. Вокруг нее собрался семейный женский ареопаг, решается важная проблема - снимать ли крестик, если к платью куплено ожерелье. Крестик у Маши красивый, золотой, а с ним еще соседствует золотая книжечка с молитвой на благополучие, купленная в «Магазине на диване». Так покрепче будет, с молитвой-то. Ожерелье, плюс крестик, плюс книжечка вместе никак не смотрятся. Мама за то, чтобы крестик и ковчежец не снимать, Маше же хочется стиля. Хочется надеть бусики. По законам высокого стиля бусики должны в одиночку украшать зону декольте. Но есть еще законы сбережения семейного благополучия - и маме с тетушками все кажется, что крестик снимать в такой день как-то не очень. Не дурной ли это будет знак?
В церковь Мария сегодня не едет. Сегодня светская свадьба, ЗАГС.
Повенчаться молодые решили через год, когда станет окончательно ясно, крепок ли союз, и работа притирки характеров будет произведена. Так поступают многие - к венчанию принято относится и более серьезно, и менее серьезно, чем к ЗАГСу. Вроде бы церковный развод - грех, и хочется большей уверенности друг в друге. Но в то же время покой, закон (замуж взяли) начинается не с храма, а с Дворца бракосочетаний.
Между тем подруги невесты уже расстелили на подъездных ступенях ковровую дорожку, а друзья жениха сделали кыш узбеку-уборщику, чтоб не болтался возле свадьбы со своей поганой тележкой. Собираются зеваки - не у паперти, так у подъезда. Вот измученный бездельем маленький мальчик тянет прохожую бабушку на детскую площадку, а та, обмахиваясь совочком, не отходит от группки любопытствующих: «Погоди, Денисочка, выйдет сейчас из дверей тетенька в беленьком, и пойдем!». Мальчик мается. Вдруг Денисочка вырастет писателем? Тогда - я знаю - он напишет не какую-нибудь там печальную «Женщину в белом», а кровавый мистический триллер «Тетенька в беленьком». Но освобождение близко: уже подруги бьют на дорожке тарелку и, смеясь, топчутся на осколках - невеста должна на радость свекрови чисто подмести натоптанное. Каравай и рушник уносят в машину - хлеб-соль молодым принято подносить после ЗАГСа. Обряд старинный, народный, с языческой плотской подкладкой, но в нем произведены кое-какие позднейшие изменения. Нынче считается так: не тот из новобрачных, кто первый ступил на ткань возле аналоя, будет главенствовать в семье, а тот, кто откусит самый большой кусок от каравая. Не все же венчаются! А укусить всякий может. Итак - каравай несут из дома, а вот парадную икону, заказанную к свадьбе («Глядите, на кипарисе, в серебряном окладе - самую дорогую взяли», - шепчутся зрительницы), напротив того, несут в дом - благословлять молодых.
Между тем из подъезда выбрасывается одна из невестиных тетушек и бежит в магазин. Что случилось? С рисом беда! Ну, с рисом, которым будут обсыпать молодых по выходе из Дворца. Купили (что же жалеть денег в такой-то день) самый дорогой, а он оказался черным, дикорастущим! Вот они, московские-то торговые понты. Разве подойдет для обсыпания черный дикий рис?
Подумали, и от греха подальше послали тетушку в ближайшую лавку за белым и культурным.
Обсыпание зерном - почтенный в своей языческой древности обычай. Эллинские брачные обряды, римские луперкалии, бесстыдная, земляная, старая как мир, магия плодородия - вот откуда прорастает культурный рис. Может ли не волновать сердца этот архаический жест - горсть зерна, брошенная под ноги молодой женщине, юной жене. Но что-то мне подсказывает, что домочадцы и гости семьи Селенко не переживают свадебный обряд, как «созданную веками и глубокую по своему содержанию народную драму» (М. Рыльский).
Семья Марии Селенко - почтенная городская семья, даже и не без образования. Домочадцы считают себя верующими, религиозными людьми - не они ли этой зимой пять часов отстояли на морозе в очереди за крещенской водой? У папы в машине, сразу за ветровым стеклом - маленький автомобильный иконостас. Между тем духовная их жизнь удивительно запутана - не только бытовое православие и бытовое язычество уживаются в их сердцах (это как раз давний союз, можно сказать - традиционный); но отыщется и советское гражданское язычество, и мистические экстазы, воспринимаемые ими как часть научного миропонимания. Держится же все их умственное домохозяйство на двух основополагающих переживаниях, двух столпах. Это моление о благополучии и страх. Не о плодородии думают они, обсыпая молодых зерном, и не о благочестии, заказывая дорогую икону.
Вся семья думает о благополучии. А исконно языческого в их картине мира - только страх. Свадьба - это слишком хорошо, чтобы можно было не бояться какого-нибудь подвоха. Как бы чего не случилось… Не совершить бы какую-нибудь ошибку. Не вызвать бы горнего недовольства. Как обойтись без умилостивительных ритуалов? В этой боязни есть что-то от прекрасного эллинского язычества, от идеи нравственного равенства людей с богами и потому оправданной опасности вызвать, в случае жизненной удачи, ревность олимпийца. «Всякое божество завистливо и вызывает у людей тревоги» (Геродот).
А вот снятие венца безбрачия языческим действом Селенки не считают. Это - современная практика, это научный эксперимент. Да, да, да. Тут, если хотите, даже и научная картина мира. Не все силы, действующие в природе, наукой описаны и поняты. Имеются пока некие теоретические лакуны, но на практике можно использовать эти силы во благо человека. А вы разве не смотрите «Битву экстрасенсов» по ТНТ? Да, ведь и профессор Госьков, действующий ученый, заведующий кафедрой информационных технологий АлГТУ во вчерашней только «Жизни» писал, что с точки зрения науки венец безбрачия - сверхмощный негативный энергетический импульс с определенной программой действия. Даже и энерготерапевт Вятский объясняет свою работу с позиций самых современных: женщина с венцом безбрачия - самолет-невидимка. Как локатор не видит самолет-невидимку, так и сексуальный локатор мужчины не ловит увенчанную этим безобразием даму.
«Венец - это мыслеформа такая, - говорила матушка Маши, - а с мыслеформой можно бороться. Я и посоветовала дочке обратиться к Вятскому». У старших Селенок крепкий брак, и где бы Марусин батюшка за тридцать лет супружества ни возжигал полуночную лампаду, из семьи все-таки ведь не ушел? Есть чем гордиться.
«Мне жалко только, - говорит Селенко-старшая, - что процедура снятия была такая невзрачная. И в очереди пришлось стоять, как к зубному врачу. Но ведь помогло?»
II.
Энерготерапевт Вятский как зубной врач - дернул, и нет венца; а если сердце просит пышного зрелища, можно было бы еще пройти обряд ведического инвольтирования и заговор на половую присуху, и вообще потаскаться по потомственным ведунам до прободения ауры и выпадения прямого энергетического столба. И это-то не язычество? Фрэзер различал два вида языческого религиозного культа - магию и умилостивительный ритуал. Причем первая, по суждению Фрэзера (весьма, впрочем, сомнительному), являлась пра-наукой.
Казалось бы, Селенки - типичные двоеверцы (как и тысячи, и тысячи таких же русских семей); двоеверие же имеет долгую и подробно описанную историю.
В 1860 году при Киевской духовной семинарии был учрежден журнал «Руководство для сельских пастырей», настолько хорошо задуманный и разумно устроенный, что пришла к нему всероссийская популярность. Журнал состоял из полезных и поучительных писем, наставлений, советов и статей, которые писали сами же деревенские священники, обсуждая печали, сопутствующие каждому клирику в сельском приходе. Колоссальное внимание в журнале уделялось своеобразию народного православия, а именно двоеверию - бытовому христианству, щедро замешанному на языческом начале. Можно даже сказать, что во многом журнал был посвящен именно этой теме. Сотни теоретических статей; сотни и сотни писем «с мест», движение фольклористов, родившееся по инициативе «Руководства…».
Я позволю себе привести краткие аннотации к некоторым из размещенных в журнале работ.
