Юрий Поляков - Левиафан и Либерафан. Детектор патриотизма

— А вы писали, например, как сдали русских в Туркмении за туркменский же газ?

— Об этом я не писал, я же не могу обо всем писать. Я — литератор, а не журналист. Зато я писал, как сдали русских в Прибалтике. А вы, насколько помнится, нет!

— Вы не хотите делать больно президенту?

— Во-первых, я не личный врач Путина и уколов ему не делаю. Во-вторых, если изучу проблему — напишу. Кстати, с начала 90-х я писал о том, что не вижу системы и настоящей государственной политики в отношении русских, оставшихся за границей России. Сейчас выходит двухтомник с моими интервью с 86-го по 2014 год. Первый называется «Государственная недостаточность», а второй — «Созидательный реванш». Там все написано. А в Туркмению надо съездить.

— Ваш коллега Эдуард Лимонов тоже хороший писатель. Он тоже говорит то, что думает, просто сейчас по Украине они с властью совпали. Его стали приглашать на госТВ, но зрелище это жалкое: когда-то свободный, независимый человек теперь работает на подтеках у Зюганова и Жириновского. Вы не боитесь, что для кого-то выглядите так же?

— Кому-то важно казаться, мне важно быть. Да, человек, говорящий вещи, выстраданные и искренние, иной раз выглядит не так выгодно, как тот, кто просто «надевает модную политическую рубашку». И что? Ряженого за версту видно. Но на ток-шоу я ходить стал реже. Мне не нравятся эти хоры лояльности, где нужно друг друга перекрикивать. Особенно это видно в передачах Петра Толстого. К тому же, там одни и те же люди, как в дорогом ресторане. В 90-х после статьи «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция», направленной против ельцинского беспредела 93-го, меня довольно долго не звали на ТВ, а приглашать начали, когда стало понятно, что либеральное единодушие всем надоело. В истории нашего государства было мощное течение мысли — консервативное, охранительное, после революции консерваторов затолкали в темный угол. Но иногда они возвращаются.

— Все-таки сто лет назад, по-моему, были идеи и люди, их провозглашавшие. Так, по крайней мере, это кажется по книгам. Но мы же сейчас живем и всё видим: теперь очень многие лишь прикрываются разными идеями — либеральными, консервативными — а в основе своей, извините, борются только за бабло. Так зачем же нам друг друга обманывать?

— Увы, это так. Но встречаются и люди принципиальные. Один из них перед вами. Мне неоднократно предлагали разные бонусы за изменение позиции. Когда-то я критиковал фонд Сороса, который вел, на мой взгляд, довольно странную, я бы сказал, гуманитарно-подрывную работу в России. Мне оттуда позвонили, спросили: вы за что-то на нас обижены? Давайте мы устроим вам полугодовое турне с лекциями по Соединенным Штатам и подружимся. Я ответил: лучше дома посижу, но буду писать то, что считаю нужным.

— Ну, а с кем вы, мастер культуры? Когда-то разоблачая комсомольскую верхушку, вы успешно боролись с привилегиями. А сейчас вы имеете бонусы от близости к власти?

— В «Литературке» я — наемный менеджер. Газета доходов не приносит. Зарплата здесь у меня скромная, не идет ни в какое сравнение с редактором какого-нибудь рядового глянцевого журнала. Да, я вхожу в разные советы, но это всё на общественных началах. У нас даже удостоверений нет. Попадешь к ментам, а никакой бумажки.

— Так вы же доверенное лицо Путина. Насколько это для вас важно?

— Я был два раза доверенным лицом. Я действительно считаю, что Путин совершил колоссальную вещь: он спас страну от распада, к которому ее подвел Ельцин. Только за одно это я готов и в третий раз стать его доверенным лицом.

— Что это за культ личности? Простите, но я воспитывался в том числе и на вашей литературе и хорошо понял для себя, что никого, даже самого прекрасного политика, превозносить нельзя.

— Нельзя. А кто превозносит? Я, например, постоянно пишу о том, что нельзя сохранять такой чудовищный разрыв между богатыми и бедными, он противоестественный и не объяснимый никакой экономикой, а только неправильным распределением национальных богатств. Я не понимаю, почему доходы от природной ренты не идут в должном объеме на образование, культуру, здравоохранение. Что мне от яхт Абрамовича? Я не понимаю, почему чиновник, вчера еще скромный, посидев два-три года в кресле, вдруг уже не знает, куда бабло девать. Я не понимаю, почему наше ТВ гордится своими доходами, а не уровнем вещания! Я не понимаю, почему в нашей стране писателями «рулит» Министерство связи, точнее его подразделение — Роспечать, организация технологическая. И эти мои вопросы обращены к власти, в том числе, и к президенту.

— Но вы же доверенное лицо человека, который является символом этой системы.

— Я доверенное лицо человека, восприимчивого к критике, в отличие от его предшественников. А то, что огромное количество информации затрудняет принятие решений, знаю по своему неизмеримо меньшему опыту руководства. Иногда на планерке журналист говорит: «А давайте напишем, например, об идиотских столичных вывесках, где английский смешан с нижегородским!» Я: «Идея хорошая, но где ты был раньше! МК нас уже опередил!» Он: «Юрий Михайлович, я уже в пятый раз предлагаю — а вы не слышите!» «Ну, извини… замотался…»

— Слушайте, вот отличная для вас тема — выступление господина Володина со словами: «Есть Путин, есть Россия. Нет Путина, нет России».

— Вопрос коварный. Но отвечу… Я сейчас заканчиваю роман, очень острый, очень жесткий — о журналистах, которые пошли в политику, борясь за свободу слова. Начинается сюжет в 88-м, а заканчивается в наши дни, когда герой возглавляет популярный еженедельник. Есть там и «кремлевский пул» во всей красе. Я же реалист и вещи называю своими именами. Наверное, погонят меня после этого романа отовсюду. Кроме того, для Театра Сатиры я пишу комедию, очень смешную, как мне кажется. Среди персонажей — президент России имярек.

— Гоголь тоже писал «Ревизора», царь сходил на спектакль и смеялся громче всех.

— Царь сказал очень важную вещь, в которой зашифровано, на мой взгляд, правильное отношение власти к литературе. Он сказал: «Здесь всем досталось, а мне больше всех». Это мы еще в школе проходили. Но со временем я сообразил, человек-то был умный и понял: эта сатира ему упрек как топ-менеджеру страны. Почему «мне досталось больше всех»? Потому что он отвечает за всё, он «хозяин русской земли», как они себя называли.

— Ну, напишите комедию про кооператив «Озеро», про Ковальчуков, Роттенбергов, это же будет здорово!

— Я не фельетонист, а, смею надеяться, художественный писатель. А писатель интересен своими обобщениями, образами, социальными прогнозами. Кризис власти начинается с того, что она перестает народу объяснять свои поступки. Власть не должна делать то, что она не объясняет. Придумывай, ври, но объясняй! Куда ни приеду, спрашивают: «Почему до сих пор не сидит Сердюков?» А я и сам не знаю… Ну, скажите народу, что у него сильный простатит, и он не может сидеть, боли страшные начинаются. Народ у нас добрый, пожалеет. Нет, никто ничего не объясняет…

— И так понятно: Сердюков — человек президента. Народ-то держат за дураков, посмотрите телевизор.

— За дураков нас держали в 90-е, такую ахинею несли… А сейчас если и ахинея, то духоподъемная. По мне, это все-таки лучше тотального самооплевывания ельцинской поры. Но куда интереснее другое: и пораженческую прежде, и державную ахинею ныне вбрасывают в эфир одни и те же люди, их не уволили при смене курса. Может, именно поэтому вместо разумного патриотизма мы имеем «гром победы раздавайся» в исполнении Бориса Моисеева?

— Интересно с вами разговаривать. Ваши герои, как правило, люди с двойной моралью, запутавшиеся, но очень живые при этом. Извините, Юрий Михайлович, но вы мне почему-то иногда напоминаете сочиненных вами же персонажей. Вы же, как большой писатель, прежде всего, пишите из себя, правда?

— Как грибы накапливают в себе яды, тяжелые металлы, так и человек накапливает компромиссы. И когда создается критическая масса этих компромиссов, с человеком что-то происходит. И в какой-то момент он должен остановиться, сказав: всё, стоп, больше никогда. Мои герои живут либо накануне этого критического момента, либо с ними происходят необратимые изменения личности. В отношениях с женщинами, с друзьями, с политикой, с работой… Да, это моя тема, не буду отрицать. Да, мои герои чем-то похожи на меня. Но и Мастер был чем-то похож на Булгакова, а Лаврецкий на Тургенева, Раскольников на Достоевского. Это нормально.

— Юрий Михайлович, забыл задать Вам один вопрос. Что Вам так дался Солженицын? Почему лишь сегодня заимели зуб на него? Почувствовали, что пора?