Петр Мультатули - Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II
Характерны слова и военного министра М. А. Беляева, сказанные им С. С. Хабалову: «Ужасное впечатление произведёт на наших союзников, когда разойдётся толпа и на Невском будут трупы»{633}.
Таким образом, чёткое и недвусмысленное повеление Императора Николая II решительно подавить беспорядки в столице натолкнулось на безволие военных руководителей Петрограда, которые продолжали проводить время в бесплодных заседаниях, обсуждая проблему выпечки хлеба да сокрушаясь о том впечатлении, какое произведёт вид расстрелянных бунтовщиков на впечатлительных союзников.
25 февраля 1917 г. Петроград
25 февраля события в Петрограде из беспорядков переросли в вооружённое противостояние. Социалистические группировки открыто объявили о начале революции{634}.
25 февраля петроградский комитет РСДРП выпустил прокламацию, в которой призывалось: «Все под красные знамена революции! Долой царскую монархию! Да здравствует 8-часовой рабочий день! Вся помещичья земля народу! Долой войну! Да здравствует братство рабочих всего мира! Да здравствует социалистический Интернационал!»{635}.
Великий Князь Михаил Александрович записал в свой дневник, что «рабочие с красными флагами бросали в полицию ручные гранаты и бутылки, войскам пришлось стрелять»{636}.
25 февраля уже бастовало 250 тыс. рабочих. На Выборгской стороне около 10 утра на Самсоньевском проспекте толпе в 600 человек перегородили путь сотня казаков и отряд конной полиции. Казаки самовольно удалились, бросив небольшой полицейский отряд. Толпа набросилась на полицейских. В результате тяжёлые увечья получил полицмейстер Шалфеев{637}.
25 февраля отмечаются первые случаи неповиновения в воинских частях. Так, солдаты Лейб-гвардии Павловского полка отказались исполнить приказание командира батальона и нанесли ему смертельные ранения на Конюшенной площади. Зачинщики были арестованы{638}. Однако в ту же ночь они при странных обстоятельствах «бежали»{639}.
В 15 часов на Знаменской площади, около памятника Императору Александру III, казачья сотня не дала отряду конной полиции разогнать мятежную толпу. Причём казак Фролов насмерть зарубил шашкой полицейского пристава ротмистра Крылова, пытавшегося вырвать красный флаг из рук манифестанта.
У Казанского моста казаки отбили у полиции арестованных и ранили двух городовых.
Между тем достаточно было твёрдой позиции войск, чтобы мятежников охватывала паника. Около 18 часов у городской думы на Невском проспекте революционные боевики стали стрелять из толпы по полиции и драгунам 9-го запасного кавалерийского полка. В ответ офицер спешил своих драгун и приказал дать залп по толпе. Несколько человек было убито, несколько ранено. Толпа разбежалась. Среди организаторов беспорядков «начали говорить, не пора ли всё кончать, так как войска переходят к решительным действиям. Говорили о необходимости кончать забастовку. К ночи Невский опустел. Была видна лишь полиция, разъезды жандармов, казаков, драгун»{640}.
В городской думе вечером 25 февраля шло заседание, посвящённое продовольственному вопросу. Заседание это было превращено городскими депутатами в революционный митинг. Любопытен состав митингующих «революционеров»: сенатор С. В. Иванов, председатель финансовой комиссии петроградской думы генерал от инфантерии П. П. Дурново, профессор М. В. Бернацкий. О последнем достаточно сказать, что в сентябре 1917 года он станет министром финансов Временного правительства.
Выступающие на заседании городской думы требовали немедленной отставки правительства, заявляли, что «не верят верховной власти». Вскоре накал страстей в городской думе достиг своего предела: на заседании появился А. Ф. Керенский.
Под бурную овацию городских депутатов, генералов, сенаторов, профессоров Керенский властно взошёл на трибуну. Речь его была, как всегда, истерична, но никто не слушал, что он говорил, слушали, как он говорил. Керенский кричал «о преступном самодержавии», о его «безвинных жертвах». Тут же, кстати, к городской думе поднесли на носилках тела этих жертв, после чего «настроение достигло полного возбуждения»{641}.
К ночи 25–26 февраля полицией и жандармерией было арестовано около 100 членов революционных организаций, в том числе 5 членов Петроградского комитета Российской социал-демократической партии и двое ранее не арестованных членов Рабочей группы.
Заседание городской думы потребовало по телефону от генерала Балка немедленного освобождения арестованных, в том числе и авторов вышеуказанного воззвания. Вместо того чтобы воспользоваться ситуацией и арестовать главных зачинщиков, собравшихся в городской думе, в том числе и Керенского, Балк приказывает освободить некоторых арестованных.
В 22 часа 25 февраля генерал С. С. Хабалов собрал командиров запасных батальонов и начальников участков военной охраны. Хабалов зачитал им телеграмму Государя и отдал приказ на 26 февраля: толпы неагрессивные разгонять кавалерией, толпы революционные после троекратного предупреждения — расстреливать.
Около 23 часов 45 минут 25 февраля на казённой квартире председателя совета министров князя Н. Д. Голицына на Моховой улице, Д. 34, началось совещание министров. Впервые за время беспорядков совет министров обсуждал создавшееся положение{642}. Но и на этом заседании главным обсуждаемым вопросом было не подавление беспорядков, а взаимодействие с Государственной думой. Предлагалось её распустить. За это были министры внутренних дел А. Д. Протопопов, юстиции Н. А. Добровольский и обер-прокурор Святейшего синода Н. П. Раев. Все остальные министры были против роспуска Думы. Совет министров заигрывал с революцией так же, как это делали военные власти. Вместо выработки решительных мер по противодействию беспорядкам стали обсуждать возможность отставки Протопопова. Вызванный на заседание генерал Хабалов был настолько растерян и испуган, что даже забыл сообщить министрам о царской телеграмме. По докладу начальника директора департамента полиции А. Т. Васильева министры высказывали предложения подавить волнения силой и даже поднимали вопрос об осадном положении, но так и оставили его нерешённым. В конце концов Хабалов предложил опубликовать от своего имени и с утра расклеить по городу предупреждения, что любые сборища будут подавляться силой оружия. Совет с этим согласился. Около 4 часов утра 26 февраля министры разъехались по домам.
26 февраля 1917 г. Воскресенье. Царская Ставка. Могилёв
26 февраля Государь в 10 часов утра был на Божественной литургии. Д. Н. Дубенский утверждает, что литургию служил протопресвитер Георгий Шавельский. Между тем сам отец Георгий в своих мемуарах недвусмысленно сообщает, что он «вечером 25 февраля выехал из Ставки в Псков через ст. Дно. Поезд прибыл в Псков с огромным опозданием, около 9 час. веч. 26 февраля»{643}.
Таким образом, Шавельский никак не мог служить 26 февраля Божественную литургию в Могилёве.
26 февраля во второй половине дня Император Николай II получил телеграмму от генерала С. С. Хабалова, в которой тот сообщал, что в столице идут столкновения войск и полиции с демонстрантами, есть убитые и раненые.
По каким-то неясным причинам Государь по-прежнему не хотел покидать Ставки. Осознание необходимости своего отъезда, с одной стороны, и необходимости оставаться в Ставке, с другой, были причиной мучительных раздумий царя. Видимо, нервное напряжение было настолько сильным, что во время литургии у Императора Николая II случился сердечный приступ{644}.
В письме к Императрице 26 февраля Государь писал: «Сегодня утром во время службы я почувствовал мучительную боль в середине груди, продолжавшуюся 1 / 4 часа. Я едва выстоял, и лоб мой покрылся каплями пота. Я не понимаю, что это было, потому что сердцебиения у меня не было, но потом оно появилось, и прошло сразу, когда я встал на колени перед образом Пречистой Девы»{645}.
Все мысли царя были вокруг событий в Петрограде. 26 февраля председатель совета министров князь Н. Д. Голицын воспользовался правом, данным ему накануне своего отъезда Государем, и издал за его подписью указ о прерывании занятий Государственной думы до апреля 1917 г.{646}
Г. М. Катков пишет, что «нет никаких указаний на то, что Голицын испрашивал у Государя разрешения, чтобы воспользоваться документом. Ответственность за это решение целиком лежит на Голицыне и на совете министров»{647}.
