Генри Олди - Допустим, ты – пришелец жукоглазый…

Берем описанные многими нашими знакомыми писателями истории, вполне соответствующие фрагменту Гражданской войны после Октябрьской революции, или периоду освоения пионерами Дикого Запада. Да только вместо красноармейцев у нас гномы, вместо махновцев – тролли, вместо индейцев – эльфы, а бронепоезд едет не на угле, а на заклинаниях.

И вся фантастика.

Мы сейчас не рассматриваем качество произведения. Мы рассматриваем типологию допущения. К примеру, мир, где происходит действие большинства произведений Гая Гэвриела Кея. Единственное, что позволяет отнести книги Кея к фантастике – это мироформаторское допущение. Альтернативные названия народов (хотя они, в общем-то, вполне узнаваемы), две луны в небе, капелька мистики и горстка легчайшей магии – все. В принципе, если вернуть на место исходные имена/названия и одну луну убрать, получится нормальный исторический роман с очень небольшими фантастическими «родимыми пятнами».

Две луны – это классический «голос из унитаза» в истории про Льва Вершинина. Однажды он написал чудесный исторический роман о диадохах – наследниках Александра Македонского. А роман никак не хотели издавать – не фантастика. И Льву дали совет: «Лева, сделай финт ушами. Пусть кто-то из диадохов скачет мимо ущелья, а оттуда – утробный глас (как из унитаза): «Я – великий бог Ахурамазда!…» Диадох, значит, послушал и поскакал дальше. Будет им фантастика!»

6. Фантасмагорическое допущение.

Гротеск, бурлеск, карнавал, балаган. Фантасмагорическое допущение не имеет реальных обоснований. Никаких. Оно не связано с фольклором, не несет мистической загадки, в нем нет и следа науки – ни естественной, ни неестественной, ни точной, ни гуманитарной. Нос идет гулять по Невскому проспекту. На ринге боксируют Хемингуэй и Лев Толстой. Пушкиных было сорок восемь штук. Под это нельзя подвести никакой логической базы: это ФАНТАСМАГОРИЯ.

Кстати, самое сложное фантастическое допущение, как по нам. Им надо мастерски уметь пользоваться, иначе оно теряется в собственных завихрениях.

Вот, собственно, и все фантастические допущения, которые мы смогли вычленить. И для себя поняли, что они делятся по вектору приложения на два варианта (кстати, в одном произведении могут присутствовать оба).

Имеется в виду то, что для читателя является фантастикой. К примеру, в нашем мире не была изобретена машина времени Уэллса. Значит, по отношению к читателю (хоть того периода, когда Уэллс писал книгу, хоть для нашего современника) – это фантастика. В нашем мире такого нет – значит, выдумка, фантазия, небывальщина. Аналогично – фэнтезийная магия и грандиозные артефакты. Наличие реально действующей магии в нашем мире пока что не подтверждено в должном объеме, следовательно – фантастика.

Оригинальный взгляд на уже известные явления, объяснение их не теми причинами, которыми принято объяснять. Финты криптоистории и альтернативной истории. Искаженный закон физики, безумное открытие – все, чего нет в нашем мире, что для читателя не совпадает с привычной картиной бытия.

Фантастика по отношениюк персонажам, населяющим текст, к проблематике текста, к описанным ситуациям, к законам и правилам «книжного» мироздания. И тут возникает очень интересная закавыка: о таком варианте (векторе приложения) забывают девять из десяти писателей-фантастов.

К примеру: кольцо Всевластия во многом фантастично даже для мира, описанного Толкиеном. Оно выходит за рамки, оно за гранью обычных представлений, даже если ты – эльф или маг. Не спешите крикнуть, что все в Средиземье – ну, не все, но многие – про кольцо слышали и знают. Подумайте о другом. Автор вводит фактор, крайне необычный для подавляющего большинства. В итоге одни хотят им завладеть, другие – уничтожить, третьи – изучить… Но этот фактор для них больше, чем естественный. Для Гэндальфа и Галадриэли, для могучих и властных – тем не менее…

Спайс, Специя, Пряность – в переводах называли как угодно – для мира «Дюны», хотя там специей пользуются все подряд, во многом фантастична. Крайне редкий материал, добывается с огромным трудом, вызывает кучу эффектов; эффект действия плохо понятен… Убери из «Дюны» фантастичность, особую категорию Специи – все рассыпается. По отношению к персонажам, к проблематике текста Специя – фантастическое допущение, заостряющее проблемы.

«Хищные вещи века» Стругацких – слег фантастичен не только для нас, читателей. Хотя, увы, слег уже перестал быть для нас фантастичным… А для героев повести он по-прежнему фантастичен. Вот этот момент, когда внутри текста есть фантастика не только для читателя (в его мире нет эльфов, а в книге они имеются), но и для этих самых эльфов тоже есть фантастическое допущение, которое взрывает изнутри ситуацию с набившими оскомину эльфами – он очень важен.

Разумеется, бывает, что одно и то же фантастическое допущение является фантастическим как для читателя, так и для мира книги. Тот же гиперболоид инженера Гарина – в реальности его нет, он фантастика и для нас, и для персонажей романа. Чаще всего это происходит тогда, когда описываемая реальность, за исключением конкретного допущения, близка к реальности читателя. В «Сфере» Валентинова гипносфера – допущение фантастическое как для героев романа, так и для нас с вами, поскольку весь остальной мир фактически равен реально существующему.

Вспомним еще раз «Трудно быть богом» Стругацких. Для нас, читателей, одно допущение – футурологическое. Экстраполировали наше общество в будущее – получили ситуацию. Для мира книги, то есть для Арканара, вертолет является фантастическим допущением. И полевой синтезатор «Мидас» – тоже. Для них эти допущения иного характера – не научные, а скорее уж фольклорные.

Как по нам, это высокий пилотаж – сражаться сразу двумя допущениями, снаружи и внутри, как двумя мечами, взрывая ситуацию.

И вот снова мы вынуждены вернуться к началу разговора.

К тому, что из фантастики уходит сама фантастика. Что фантастическое допущение большинства издающихся книг для читателя зачастую является избитым и банальным. А для мира книги – так и вообще не фантастическим. Они так живут, все происходящее для них – обыденность, полная и абсолютная, даже без намека на исключительность; ничего «взрывоопасного», заостряющего проблематику, не происходит. К сожалению, с момента ковырнадцатого собирания конструктора «Лего» фантастика уходит навсегда – и для героев книги, и для читателя. Остается эрзац-кофе без кофеина, обезжиренное масло; кастрированный бык-производитель. Остается паразитирование на бренде «фантастика» – метод уходит, уступая место шаблону.

Таким образом фантастику в последнее время стало легко писать.

Таким образом в фантастике стало легко издаваться.

Здесь мы уверены, что нам возразят: сразу, не задумываясь. Многие расскажут: «у меня в издательстве не взяли книжку», «у друга не взяли книжку», у Васи, Пети, Маши зарубили текст… Но, если посмотреть статистику, увидим: издаваться стало значительно легче.

Почему?

Про «издаваться» – это отдельно и чуть позже. А вот что стало проще писать? – ее, родимую, псевдофантастику, лишенную метода допущений. Есть набор привычных блоков – собираем, перемешиваем, соли-сахара по вкусу (хорошо еще, если добавят, а то чаще варево оказывается пресным) – и слепили КАК БЫ фантастическое произведение. Сразу вспоминается анекдот про фальшивые ёлочные игрушки: на вид такие же, но совершенно не радуют.

Соответственно – верней, автоматически – повышается скорость чтения у читателя, ориентированного на этот эрзац. Не надо «въезжать» в философскую концепцию, в фантастическую область допущений, в социологическую и культурологическую среду – а главное, не надо ломать стереотипы восприятия, сталкиваясь с действительно фантастическим допущением. Знакомый по другим книгам мир, знакомые декорации и персонажи – бегают, гоняются, строят интриги, мочат друг дружку в сортире…

Называется: «фантастика», и проглатывается со страшной скоростью.

При таком «ритме потребления» читатель не уходит на глубину. Зачастую глубины просто нет, поэтому и уходить некуда. А если есть, если в книге имеется кое-что помимо набивших оскомину штампов… Умную книгу, увы, мы с вами по привычке читаем БЫСТРО. Навылет, скользя по поверхности – в метро, урывками, за один свободный вечер, ограничиваясь интересом к развитию фабулы. Кто кого убил и куда в итоге примчался – хватит, приехали, финита ля фантастика. Скорость чтения, сформированная эрзацами, делает медвежью услугу – не дает оглядеться по сторонам.

Однажды некая читательница указала нам на логически-стилистическую нестыковку в романе «Шмагия». Герой книги едет в карете, мучится расстройством желудка и думает: