Евгений Матонин - Агент Коминтерна
Волей-неволей приходилось создавать партийные организации практически с нуля. В начале 1937 года Тито встретился в Загребе с 26-летним Милованом Джиласом, приехавшим из Белграда. Джилас был родом из Черногории, он изучал литературу и право в Белградском университете, вступил в КПЮ и уже отсидел три года в тюрьме. Причем «сидеть» ему пришлось с Моше Пьяде, которого Тито хорошо знал по своему тюремному сроку.
Между Тито и Джиласом завязался разговор о партийных делах. Джилас отметил про себя, что он уже где-то видел этого человека, но никак не мог припомнить, где именно. Он вспомнил об этом только на обратном пути в Белград, в поезде: это же был человек с портрета, который показывал ему Моше Пьяде в тюрьме. А на том портрете был изображен рабочий Броз. Так, значит, Тито и есть рабочий Броз![28]
Вероятно, Джилас познакомил Тито с Александром Ранковичем — 28-летним сербским коммунистическим и профсоюзным активистом. Партийная карьера Ранковича была чем-то похожа на карьеру Тито: рабочий, член профсоюза, член КПЮ, подпольщик. В 1928 году он издавал в Белграде нелегальную коммунистическую газету и был арестован. Во время следствия его били, но никого из товарищей Ранкович не выдал. Суд приговорил его к 6 годам тюрьмы, которые он провел в тюрьмах Сремска-Митровицы и Лепоглавы. Теоретически они могли даже встречаться с Тито в тюрьме, хотя об этом ничего не известно. В 1936 году, уже отсидев свой срок, он стал членом Сербского краевого комитета партии и одним из немногих из его состава избежал ареста.
В отличие от пылкого и прямолинейного черногорца Джиласа, серб Ранкович был очень спокойным и сдержанным, но не менее решительным человеком. Вместе они привлекли к работе студента Белградского университета Иво Лолу Рибара. Он стал руководителем югославского комсомола и был назначен руководителем Центральной молодежной комиссии при ЦК КПЮ.
Иво Лола Рибар родился и вырос с состоятельной семье, а его отец — доктор Иван Рибар был известным югославским политиком леводемократического толка и избирался депутатом парламента от Демократической партии и председателем Учредительной скупщины. Потом Рибар все больше и больше «дрейфовал» влево и перед войной уже сотрудничал с коммунистами. Во время войны погибнут оба его сына, в том числе и Иво Лоло.
Но тогда, в 1937 году, Джилас и Ранкович, отдавая должное способностям 21-летнего студента, были недовольны его «буржуазными» манерами. Он модно одевался, а Джилас никак не мог привыкнуть к его привычке гасить не докуренные до конца сигареты. В общем, его считали пижоном. Но со временем Иво Лоло Рибар станет одним из самых любимых членов партии.
Еще одним «человеком Тито» стал уже знакомый ему Эдвард Кардель, приехавший в 1937 году из Москвы в Югославию.
В марте 1938 года, когда Тито приезжал в Белград, Джилас и Иво Лоло Рибар познакомили его с журналистом Владимиром Дедиером. Дедиер уже успел поработать корреспондентом самой известной сербской газеты «Политика» в Лондоне, побывать в качестве журналиста в Испании и при этом принимал участие в коммунистическом движении. Позже он станет личным биографом Тито и посвятит изучению его биографии практически всю свою жизнь.
Таким образом, вокруг Тито собралось несколько коммунистов молодого поколения, которые вскоре станут основой нового руководства партии…
…Горкич, уехав в Москву, пропал, и ЦК партии в Париже встревожился. Тито срочно вызвали из Югославии. В столицу Франции он прибыл 17 августа. Знал ли он о том, что случилось с Горкичем в Москве? Это на самом деле очень интересный вопрос.
В марте 1977 года, выступая перед слушателями партийной школы в его родном Кумровце, он говорил следующее: «Я уже был извещен об этом со стороны Коминтерна, который в это же время приказал мне возглавить политический Секретариат КПЮ. Вот так я стал генеральным секретарем и вот так взял на себя полную ответственность за работу нашей партии. Но все это время было наполнено большой неизвестностью, которая создавала огромные трудности в нашей работе»[29]. То есть из слов Тито вытекает, что Коминтерн официально известил его об аресте Горкича и фактически назначил временным руководителем партии. На самом деле вряд ли дело обстояло именно так.
28 августа Тито отправил письмо своему формальному начальнику по Коминтерну — члену Секретариата ИККИ, ответственному за компартии Балканских стран Вильгельму Пику. Он просил разъяснить, что происходит. «Уже четыре недели мы не имеем никаких вестей ни от Сомера (псевдоним Горкича. — Е.М.), ни от Флайшера» (Иван Гржетич. — Е.М.), — недоумевал Тито. Но ответа не было…[30]
Все следующие месяцы Тито буквально забрасывал письмами Вильгельма Пика. С августа 1937 до марта 1938 года он написал ему пять писем, два отчета и послал одну телеграмму.
Однако Москва упорно молчала. Это молчание более чем красноречиво опровергает версию о том, что Тито еще летом 1937 года получил от нее полномочия возглавить временное руководство партии. Не исключено, что и сам Тито, как и другие члены руководства КПЮ, в это время оказался под подозрением. К тому же произошло еще одно событие, о котором он пока не знал: 21 сентября в Москве была арестована его жена Люция. В декабре того же года она была расстреляна по стандартным обвинениям в «шпионаже в пользу фашистской Германии».
Вероятно, в это время Тито остался вообще без связи с Коминтерном, не только по официальным, но и по секретным каналам. Ситуация была слишком неясной и опасной, и, похоже, в Москве в это время никто не рисковал общаться с ним, чтобы ненароком не подставить под удар свою голову.
О том, что летом 1937 года Тито не получал от Москвы мандата на руководство, свидетельствует еще один факт. Когда стало понятно, что Горкич в ближайшее время не вернется, в руководстве партии развернулась настоящая борьба за власть. Тито участвовал в ней как один из претендентов на пост лидера партии.
Среди противников Тито особенную активность проявили Иван Марич, Лабуд Кусовац, Петко Милетич (он был руководителем парторганизации тюрьмы в городе Сремска-Митровица, которая насчитывала 180 коммунистов).
Милетич, например, хотел сбежать из тюрьмы и развернуть среди своих сторонников деятельность по созыву чрезвычайного съезда партии, на котором он бы выдвинул свою кандидатуру на пост ее руководителя. Узнав об этом, сторонники Тито сместили его с должности главы тюремного комитета, поставив на его место Моше Пьяде.
Тито, видимо, решил рискнуть и сыграть ва-банк. 23 марта 1938 года обратился прямо к Димитрову. Посетовав на то, что он уже восемь месяцев находится без «моральной и материальной помощи», но всеми силами старается спасти «фирму» (партию), Тито попросил поддержки главы Коминтерна своих планов — ликвидировать партийный центр в Париже и создать новое временное руководство партии в Югославии. Тито жаловался на своих конкурентов — Марича и Кусовца, и заверял, что полностью отдает себе отчет в том, какую ответственность он берет на себя перед Димитровым[31].
Но Димитров не ответил, и Тито 1 апреля направил ему еще одно письмо. Он настоятельно предлагал создать новое руководство партии из новых, «рабочих кадров», «не засоренных горкичевщиной», и предупреждал, что было бы ошибкой формировать руководство партии из его старого состава.
Тито по собственной инициативе послал Димитрову очередную порцию «характеристик» на членов руководства партией. В частности, о Горкиче он высказался как о малоизвестном в стране политике, которого «никто не знает, кроме нескольких интеллигентов, которые ничего не значат». «Его случай, — заметил Тито, — не будет иметь каких-либо серьезных последствий для фирмы». Не забыл он и о себе. Тито отметил, что он «никогда не был ничьим человеком, а только человеком фирмы. Таким и останусь»[32].
К этому времени в Париже уже наверняка знали об аресте Горкича, хотя официальная информация об этом из Москвы пришла только в конце апреля 1938 года. Что интересно — Димитров сообщил об этом не югославам, а руководству французской компартии, для передачи Тито и Ивану Маричу и Лабуду Кусовцу, то есть главным претендентам на пост нового руководителя КПЮ. Послание Димитрова прочитал секретарь ЦК ФКП Морис Треан. «Товарищи, хорошо, что вы пришли… — сказал он им. — Я вчера получил письмо от товарища Димитрова с распоряжением пригласить членов ЦК КПЮ и сообщить им решение Коминтерна».
Потом Треан зачитал это решение, которое состояло из четырех пунктов: 1) ваш генеральный секретарь Милан Горкич арестован как английский шпион; 2) остальное руководство КПЮ распускается с тем, что все его члены остаются в Париже в распоряжении Коминтерна; 3) работа в самой партии в Югославии приостанавливается до тех пор, пока Коминтерн не примет особого решения на этот счет; 4) выделение денежных средств для партии и СКОЮ (комсомол. — Е.М.) прекращается до тех пор, пока Коминтерн не примет особого решения на этот счет[33].
