Юрий Герт - Сборник "Лазарь и Вера"
— Простите, Марк, но почему же это — другого пути нет?.. — заговорила она, глядя на Марка с настораживающей улыбкой.
— Это вы решили, что нет, но ведь существуют и другие мнения...
— Вы о чем?.. Не понял...
— Ну, как же, Марк... Вспомните Сахарова... Ведь он говорил о другом пути...
Сейчас ничто не напоминало в Марии Евгеньевне погасшую старую женщину, какой она вышла к столу после чтения писем из России... От нее исходила энергия, слова были резки, отточены, взгляд спокоен и жгуч, Марк не выдержал его, уперся глазами в стоявшую перед ним тарелку с листочками мятой, лоснящейся жиром фольги.
— Конвергенция... Вам ведь знакомо это слово?.. Почему-то сейчас его или забыли, или стыдятся произносить... Пожалуй, это единственное, чего теперь стыдятся...
— Видите ли, Мария Евгеньевна... — поморщился Марк, не отрывая взгляда от тарелки. — Сахаров был, без сомнения, святой человек, но наивный... Наивный, как дитя... Во всяком случае, в экономике...
— Вы полагаете?..
— Убежден... — Марк потер, потеребил себя за мочку, как бы раздумывая, стоит ли продолжать. — Имеется, как известно, такое понятие — первоначальное накопление... Все помнят, конечно, даже по школьному курсу — «огораживание» в Англии, когда «овцы съедали людей»... — Он окинул сидящих скучливым лекторским взглядом. — А работорговля в Америке?.. Пиратство?.. На чем сколачивали свои состояния Морганы, Рокфеллеры, Дюпоны?.. Это потом они или их потомки становились филантропами, жертвовали миллионы, строили музеи... Но начиналось-то — все знают, с чего...
— Да, конечно, все знают... Но конвергенция — это совсем другой путь... Вы уж извините, Марк, что вторгаюсь в вашу область... Это, насколько я представляю, слияние, соединение где-то в дальнейшем капитализма и социализма, это сочетание плюсов того и другого... Умное, дальновидное регулирование экономики, защита интересов слабых и бедных, медицина для всех, забота об окружающей среде, о материнстве, детстве — вот что характерно для нынешнего капитализма... Он учится, он берет у социализма его лучшие, сильные стороны, а вы толкуете о рабстве, «огораживании»...
— Я говорю о периоде первоначального накопления, без него никто не обходился...
— Так это в прошлом!.. Почему Россия обязательно должна пройти этот путь?.. Ей могут дать любые займы, предоставить самые передовые технологии, да у нее и у самой огромный научный потенциал, величайшие в мире природные ресурсы... У нее нет надобности начинать все с каменного топора, копировать Англию или Америку семнадцатого или восемнадцатого века... Разве не об этом мечтал Сахаров?.. А что мы видим?.. Такое не снилось даже Гитлеру — да, да!.. Без единого выстрела развалить страну, развалить экономику, половину населения отбросить за черту бедности, грабить людей, разворовывая нажитое, наработанное, созданное их трудом — и при этом утверждать, что другого пути нет, все предначертано!.. Я понимаю, когда так говорят те, кто и раньше стоял у власти, и теперь сидит в тех же креслах... Но если так говорят демократы... Вы, Марк... Это страшно! Да, Марк — это страшно!..
Гнев и возбуждение молодили Марию Евгеньевну, лицо ее горело, голос вздрагивал, звенел от напряжения.
— Добавлю: того ли хотели наши диссиденты?.. Буковский, Гинзбург?.. А Солженицын, Александр Исаевич?.. Ради этого сидели они в тюрьмах, издавали «Хроники», боролись за права человека?.. — Александр Наумович рывком отодвинул стул, встал и в волнении прошелся по балкону, задевая спинки стульев и чуть не опрокинув стоящую на краю стола бутылку с водкой.
— Только подумать... Только подумать, чего они хотели и что получилось!.. — В глазах его были боль и отчаянье.
— Ну что все напали на бедного Марка!.. — сделала лукаво-ребячливую гримаску Инесса и вытянула губы трубочкой. — Почему он один обязан за все отвечать?.. — Она привстала, рука ее плавным движением легла на голову Марка, пригладила волосы.
Должно быть, жалость, хотя бы и шутливая, прозвучавшая в ее словах, зацепила Марка.
— А как вы думаете, Александр Наумович, почему так
случилось?..
— Что именно?.. — сверкнул стеклами очков Александр Наумович.
— Ну, как же — что... Вот вы говорите — диссиденты, Буковский... Да и не только они — вы, кстати, тоже... Ведь это у вас в доме я и «ГУЛАГ» прочитал, и Жореса Медведева, и мало ли кого еще... Кем бы я стал, вернее — каким бы я стал без вас — не знаю...
— Я всегда верил в вас! — вскинул голову Александр Наумович и горделиво огляделся. — Верю и сейчас!..
— Спасибо... Так вот, почему так случилось, Александр Наумович, вы никогда не задумывались?.. — Александр Наумович собирался что-то сказать, Марк предупреждающе вскинул руку. — Ведь как хорошо было все придумано: свобода слова — люди читают умные книги, Джойса, к примеру, или Оруэлла, или тот же «ГУЛАГ»... Свобода слова — говорят, что хотят, где хотят: критикуют правительство, пишут обличительные статьи, которые тут же публикуют в газетах... Всюду митинги, демонстрации... Словом, народ ликует... Почему же случилось... Не так случилось, как рисовалось, мечталось, а так, как случилось на самом деле?.. И те, кто, как Мария Евгеньевна справедливо заметила, были раньше у власти, сейчас процветают по-прежнему, и много лучше, возглавляя компании, акционерные общества, банки, а вы, бескорыстные идеалисты, которые с ними всю жизнь боролись, или прозябаете там, потому что иначе это и не назовешь, именно — прозябание, тот образ жизни, который они ведут в нынешних условиях... Или — как Буковский, к примеру, или тот же, скажем, Жорес Медведев — живут-поживают себе в Англии... Наум Коржавин — в Штатах... Теперь вот и вы тоже... И если уж на то пошло, так те, кто вам верил, восхищался, теперь говорят: где же всё, что было вами обещано?.. И где вы сами?.. Выходит, вы или не знали, куда зовете, и, значит, не за свое дело брались, или знали... Но тогда... Тогда, извините, кто вы?..
Все это Марк проговорил с веселой, мстительной усмешкой, развалясь, упершись голыми коленями в стол и покачиваясь взад-вперед на стуле. Александр Наумович слушал его растерянно. То, о чем говорил Марк, ему и самому приходило в голову, но слишком больно вонзались эти мысли в сердце, он старался заглушить их, пеняя на свою чрезмерную интеллигентскую совестливость, традиционное российское самоедство... Но Марк высказал все с безжалостной прямотой, Александр Наумович ощущал себя так, словно, с него прилюдно содрали одежду... Мария Евгеньевна слушала Марка с непроницаемым лицом, по нему трудно было решить, соглашается она с ним или нет.
— Может быть, выпьем?.. — несмело предложил Илья, потрогав ладонью затылок. Он приподнял над столом бутылку и поболтал ею в воздухе.
— Илья, ты русский человек!.. — всплеснула руками Инесса. — И зачем ты приехал в Америку?..
— Вот именно... — негромко бормотнул Илья, бросив на жену взгляд, понятный только им двоим. Никто никак не отозвался на их слова, все были поглощены разговором. Илья болтанул бутылкой еще раз и нацедил тоненькой струйкой водку себе в стопку.
Марк смягчился, почувствовав, что не рассчитал силу удара:
— Что до меня лично, то я никого ни в чем не виню. Напротив, идет нормальный процесс, болезненный, да, но другого и не могло быть, я говорил это и буду говорить...
С его стороны это было благородно: он не обвинял, он протягивал руку... Но над столом повисло плотное, давящее молчание. Океан по-прежнему серебрился в лучах чуть сдвинувшейся в сторону луны, его масса сделалась как бы темней, громадней и выпуклей... Но никто не смотрел, не любовался мерцающей серебристой дорожкой.
— Скажите, Марк, — проговорила Мария Евгеньевна, пристально взглянув Марку в лицо, — вы, судя по вашим письмам, занимаетесь бизнесом...
— Отчасти, — поправил ее Марк.
— Отчасти... — повторила она. — И живете неплохо, объездили весь мир, теперь в Америке... Купили новую квартиру, машину...
— Да, лично я не жалуюсь.
— Ну, а как живут другие?.. Те, что за порогом бедности, таких больше сорока процентов?.. И что это значит практически
— быть за порогом бедности?.. Что эти люди едят, что носят?..
— М-м-м... Не знаю, — запнулся Марк. — Меня это как-то не интересует.
Он кашлянул, позвякав ложечкой о краешек блюдца.
— А хорошо бы сейчас чайку, — проговорил он с деланной беспечностью. — Как вы на это смотрите?..
— Да, да, конечно... — Инесса торопливо поднялась и стала собирать тарелки. — Что же ты, Илюша...
Но Илья будто ее не слышал.
— А скажите, — повернулся он лицом к Марку, налегая локтями на стол, — для меня там сейчас нашлась бы работа?
— М-м-м... А кто вы по профессии?
— Инженер, конструктор горнодобывающей техники... Проще — моя специальность — угольные комбайны.
Марк помолчал, хмурясь, повел бровями: