Сергей Кара-Мурза - Оппозиция, или как противостоять Путину
1993 г.
Эпоха политического спектакля
Давайте задумаемся, почему режим Ельцина, не имея за собой значимой социальной базы, загоняя народ в страшную, уже всем ясно видимую яму, так легко управляется с организованной частью народа — т. н. оппозицией? Она и мычит, и брыкается, а то и перепрыгнет канаву и залезет от пастуха в кусты — не хочет идти — а все равно, свистнет подпасок, укусит за ногу Шарик, и бежит она рысцой, куда надо. Радуется тактическим высоткам, которые ей сдал для утешения противник: «Ура! Мы победили на выборах в Думу! Наша взяла на выборах в городе Хлынове!». А ведь всем ясно, что, если бы это всерьез вредило режиму, никаких выборов вообще не было бы. А так, играйте, детки!
Сегодня озабочены: кого же нам выбрать в президенты? Надо ведь менять убийственный курс реформ! А если завтра Ельцин возьмет и учредит монархию? Да весь Синод с кадилами ее освятит, да весь Земский Собор поползет к маленькому Императору на коленях — трудно ли собрать по три клоуна от «субъекта Федерации»? Спросишь какого-нибудь лидера оппозиции, что она в этом случае будет делать, а тебе в ответ: «Да что вы, окститесь!» А спросишь простого обывателя, у него и то более разумный и ясный ответ: «Царя свергать легче, чем президента, потому как дело привычное!»
Тут-то и есть наша слабость, даже самой здравомыслящей части, — мы уповаем на привычные способы, пусть даже для нас самые тяжелые. Так и думает сейчас, хотя бы втайне, большинство: в крайнем случае, повоевать всегда успеем. А то, глядишь, и какую-нибудь недорезанную ракету раскочегарим и саму НАТО напугаем. А пока: «заманивай их, ребята!» Но в том-то и дело, что этот стереотип поведения уже прекрасно изучен, а значит, против него найдены эффективные приемы. В последний момент даже подорвать себя гранатой вместе с врагом никто не сумеет — врагом окажется резиновая кукла, а из гранаты с шипением пойдет какая-нибудь вонь.
Вожди оппозиции и сами видят, что плетутся в хвосте событий, что их постоянно обводят вокруг пальца, но объясняют это высокими материями: нет идеологии! Не созрела! Но если ты уже втянулся в борьбу и множество людей сплочены стремлением устранить данный конкретный режим и сменить политический курс, пресечь губительную «реформу» — разве это не достаточная идеология? На данном этапе — вполне достаточная. Она мобилизует и соединяет всех, кто предвидит катастрофу (вернее, считает катастрофой ликвидацию России и гибель части ее народа). Разве имели какую-нибудь «зрелую» идеологию сербы в Боснии? Они были сплочены общим ответом на самые простые вопросы. Но они честно эти вопросы себе поставили и не побоялись на них ответить.
Нет, у нас дело не в идеологии, а в выборе стратегии и тактики борьбы. В явном виде выбора вроде бы и не было, стоит поднять о нем вопрос, на тебя зашикают и замашут руками. Значит, все делается «по привычке»— но это и есть определенный выбор. И сегодня выбор, возможно, наихудший. Почему же? Думаю, потому, что он неверно определяет суть происходящего конфликта, расстановку сил и способ действий противника. Противник изменился, а мы — нет. Буденный был лихой рубака на японской и германской, стал новатором на гражданской, но оказался беспомощным в 41-м.
Рассмотрим нынешнее столкновение в России в его «мягкой» ипостаси — как «вестернизацию», попытку западного современного общества сломать и переварить российскую цивилизацию. Все предыдущие попытки: шведы и тевтоны, поляки с иезуитами, Наполеон и Гитлер, Керенский с Троцким — были неудачными. Ответ России, соединяющий воинскую традицию и хитрость множества ее народов, во всех случаях был неожиданным, нетривиальным. Традиционное общество России оказывалось более творческим, и «русские прусских всегда бивали». Так мы с этой присказкой Суворова, как бы навсегда подтвержденной Жуковым, и успокоились.
Между тем Запад сделал большой скачок в интеллектуальной технологии борьбы. Неважно, что в целом мышление «среднего человека» там осталось механистическим, негибким, — кому надо, эти новые технологии освоил. Специалисты и эксперты, советующие политикам, освоили новые научные представления, на которых основана «философия нестабильности». Исходя из них была развита методология системного анализа. Она позволяет быстро анализировать состояния неопределенности, перехода стабильно действующих структур в хаос и возникновения нового порядка. Историки отмечают как важный фактор «гибридизацию» интеллектуальной элиты США, вторжение в нее большого числа еврейских интеллигентов с несвойственной англосаксам гибкостью и парадоксальностью мышления.
Все это вместе означало переход в новую эру — постмодерн, с совершенно новыми, непривычными нам этическими и эстетическими нормами. Что это означает в политической тактике? Прежде всего, постоянные разрывы непрерывности. Действия с огромным «перебором», которых никак не ожидаешь. Так, отброшен принцип соизмеримости «наказания и преступления». Пример — чудовищные бомбардировки Ирака, вовсе не нужные для освобождения Кувейта (не говоря уж о ракетном ударе по Багдаду в 1993 г.). Аналогичным актом был танковый расстрел Дома Советов. Ведь никто тогда и подумать не мог, что устроят такую бойню в Москве.
Ошарашивают разрывы непрерывности в этике. Спектр частных случаев вроде расстрела молящихся палестинцев в мечети Хеброна неисчерпаем. Ключевой эксперимент — эмбарго на торговлю с Ираком, которому наша интеллигенция почти не придала значения. А ведь это — взятие заложником всего народа. Вспомним цепочку утверждений: «режим Хусейна есть кровавая диктатура (то есть средний человек, учитель или крестьянин, не имеет возможности повлиять на действия режима) — Хусейн совершает преступление (нападает на Кувейт, оскорбляет США и т. д. — неважно, что именно) — чтобы оказать давление на Хусейна, ООН блокирует Ирак (тем самым убивая детей крестьян и учителей)». Из доклада медиков Гарвардского университета мы знаем, что эти убийства носят массовый характер (сотни тысяч детей, убитых отсутствием простейших медикаментов). А теперь вспомним определение: «заложник — лицо, подвергаемое угрозе или репрессиям с целью заставить тех, кто заинтересован в спасении этого лица, выполнить какие-либо требования, обязательства». Подставьте это определение в рассуждения ООН и вы увидите, что дети Ирака с самого начала рассматривались именно как заложники.
Какой скачок совершила цивилизация с времен Второй мировой войны! Тогда немцы для оказания давления на партизан брали заложников и расстреливали их. Это было признано преступлением, и те, кто ввел в армии эту практику, пошли на виселицу. Сегодня абсолютно ту же самую практику, причем без состояния войны, использует в несравненно больших масштабах сама ООН — и вся культурная элита Запада и РФ не видит в этом ничего дурного. Горбачев даже называет это «воцарением международного права». Я уж не говорю о более наглядном случае— двойном стандарте в отношении мусульман и сербов в Боснии. Но ведь этот способ мышления восприняла заметная (и наиболее шумная) часть нашей интеллигенции, и она вводит эту лишенную всяких этических норм тактику в нашу политическую жизнь.
Буквально на наших глазах в этом направлении сделан следующий важный шаг — устранение моральных норм даже в отношении «своих». В мягкой форме это проявилось на Гаити, где вдруг дали под зад генералам, отличникам боевой и политической подготовки академий США, которые всю жизнь точно выполняли то, что им приказывал дядя Сэм. И вдруг и к ним пришла перестройка — морская пехота США приезжает устанавливать демократию и посылает ту же рвань, что раньше забивала палками демократов Аристида, теми же палками забивать родню генералов.
Но буквально с трагической нотой это проявилось в ЮАР. Когда мировой мозговой центр решил, что ЮАР нужно передать, хотя бы номинально, чернокожей элите, т. к. с нею будет можно договориться, а белые все равно не удержатся, то и «своих» сдали даже с какой-то радостью, которой никогда раньше не приходилось наблюдать. Вот маленький инцидент. Перед выборами белые расисты съехались на митинг в один бантустан. Митинг вялый и бессмысленный, ничего противозаконного. Полиция приказала разъехаться, и все подчинились. Неожиданно и без всякого повода полицейские обстреляли одну из машин. Когда из нее выползли потрясенные раненые пассажиры — респектабельные буржуа, белый офицер подошел и хладнокровно расстрелял их в упор, хотя они умоляли не убивать их. И почему-то тут же была масса репортеров. Снимки публиковались в газетах, и все было показано по ТВ. Конечно, урок для наших демократов, уповающих на солидарность своих заокеанских товарищей, но главное не в этом. Это — новое явление, которое мы обязаны понять. Ведь наша партийно-государственная верхушка, судя по всему, довольно давно «вросла» в западную элиту.
Особенностью политического постмодерна стало освоение политиками и даже учеными уголовного мышления в его крайнем выражении «беспредела» — мышления с полным нарушением и смещением всех норм. Всего за несколько последних лет мы видели заговоры и интриги немыслимой конфигурации, многослойные и «отрицающие» друг друга. Западные философы, изучающие современность, говорят о возникновении «общества спектакля». Мы, простые люди, стали как бы зрителями, затаив дыхание наблюдающими за сложными поворотами захватывающего спектакля. А сцена — весь мир, и невидимый режиссер и нас втягивает в массовки, а артисты спускаются со сцены в зал. И мы уже теряем ощущение реальности, перестаем понимать, где игра актеров, а где реальная жизнь. Что это льется — кровь или краска? Эти женщины и дети, что упали, как подкошенные, в Бендерах, Сараеве или Ходжалы — прекрасно «играют смерть» или вправду убиты? Послушайте, как говорят дикторши ТВ о гибели людей в Грозном, ведь сами их улыбки и игривый тон показались бы еще пять лет назад чем-то чудовищным.
