Алексей Павлов - Должно было быть не так
Хлопнула кормушка: «Хлеб получать! Чай». Настало ивээсовское утро.
Выдали по полбатона чёрного и «чай» — тёплую воду в пластмассовых жирных, плохо вымытых тарелках.
Коля Терминатор, не успев глаза продрать, заорал во всю глотку:
— Ага! Чай! Вася, стой, дело есть!
Дежурный мент весело откликнулся за дверью:
— Какое дело?
— Вася, сделай нам кипятку, чайку хорошего заварить!
— Ладно! Сделаю! — с героическим задором отозвался «Вася», и впрямь скоро принёс в пластиковой бутылке кипяток.
Без промедления Коля сделал чифир. Мне: «Чифиришь?» — «Не пробовал». — «Будешь?» — «Нет». Кружка пошла по кругу, по два глотка за раз. Коля замлел:
— Вася!
— Что ещё? — по тону ясно, что «Вася» лимит доброты исчерпал, хотя с Колей они знакомцы и чуть ли не соседи по посёлку. Тут все, кроме меня, местные.
Коля с чувством:
— Хороший ты мент, Вася! — И благодарно: «В хорошем гробу поедешь!»
«Вася» не только не обиделся, но просто-таки чувствовалось, как он там, за дверьми, польщён. (В Бутырке за такие слова могут убить).
Послышался собачий лай взахлёб. Открылась дверь: «На коридор! Проверка!» Один мент с автоматом, другой двумя руками еле сдерживает на поводке рвущуюся на нас, потерявшую от злобы достоинство немецкую овчарку. В прохладном ярком коридоре собачий лай и свежий воздух оглушают. Пришёл начальник ИВС: «Просьбы? Жалобы? Нет? Заходим». Глоток воздуха — и выдыхать не хочется, но дверь захлопывается и — надо дышать. Алкоголики-суточники сменили парашу — огромное помойное ведро, каких и на помойке не сыщешь.
— Ну, я пошёл на дальняк, — решительно и с удовольствием объявил Коля, снял ботинки, приладил их на край параши подошвами кверху — вот и сиденье готово.
Вентиляции в камере нет. Есть маленькая щель у двери, как раз на уровне носа; через неё проникает струйка свежего воздуха и тут же уходит через эту же щель назад, как бы не выдержав здешней атмосферы.
Решил, что, пока могу, буду ходить. Движение — это жизнь. Так и приловчился, ковыляя по камере, делать вдох, подойдя к воздушному родничку, и выдох, уходя назад. Большое подспорье.
Познакомился с гусекрадами и куроедами. Один по пьянке свернул шею соседской утке. Другой проник, по той же причине, в чужой курятник, оторвал головы всем курам, погрузил их на тележку из того же сарая и повёз раздавать знакомым, не оставив себе ничего. Потерпевшим на воле уже возместили ущерб, и заявления свои потерпевшие забрали назад, но один из парней уже получил «объебон» — обвинительное заключение и ждал суда; другой, придя с вызова от следователя, в отчаянье восклицал: «Да где же я полштуки возьму?! Я ему — мешок сахара возьми, а он — мало. Опять, блядь, на зону поеду!» Коля же с подельником чувствовали себя бодро. Коля говорил, подельник cлушал. И так каждый как бы был при своём, и как-то шло бесконечное время.
С неработающей рукой надо было что-то делать. Меж лопаток явно не на месте позвонок. С тех пор, как однажды, после неудачной тренировки, я стал постоянным клиентом специалиста в области мануальной терапии, — приёмы её мне известны, но как ими пользоваться… Оставалось довериться интуиции и случаю. Прислушался к себе. Нужно принудительное скручивающее движение корпуса, но в какую сторону?.. Последствия могут быть необратимы. Виктор (отрывавший курам головы) внимательно выслушал, что ему предстоит сделать.
…Хрустнуло громко, на всю камеру. Однако сквозь ожидание худшего, стало понятно, что клин из спины ушёл и — сразу заработала рука! Наблюдавший за операцией Коля, на время прервавший свои бесконечные тирады, развёл в изумлении руками: «Ну, ты, Вась, в натуре доктор!»
Глава 7.
МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ
Вызвал к себе начальник ИВС, вежливо говорил, что он не знает, виноват ли я, что человек он маленький, вот приедет за мной Генпрокуратура, отвезёт в Москву, «там разберётесь»; факс из Москвы с обоснованием моего задержания читать мне сейчас не обязательно, да и нет его здесь, факса, все будет там — в Москве, и адвоката дадут, и к врачам можно будет обратиться, а здесь деревня, все ушли на фронт так сказать. То есть он, начальник ИВС, собственно, и не в курсе, его дело: принял, сдал. Стало ясно, что путь на волю лежит через тюрьму. Поделился мыслью с сокамерниками. — «Так привыкай к тюрьме! — радостно отозвался Коля, — здесь, конечно, ещё не тюрьма, но уже и не воля». Что же такое тюрьма? Ещё хуже? Рассказы о ней пугали мрачным разнообразием, там-то так, а там этак, но, по всему, Москва — Бутырка и Матросска — хуже всего. — «Да ты не бойся! — говорил Коля. — Везде люди, а в тюрьме тем более!» Вот именно это и вызывало сомнение.
— Коля, а как себя вести в тюрьме?
— Да обычно! — радовался Коля. — Будь самим собой, вот как здесь, ты же среди людей! А если какой уебашенный попадётся — не обращай внимания — сам отстанет!
— Коля, а как в камеру заходить?
— Да обычно! Ногами! Как заходил. В хате скажешь: «Привет, мужики!» А там у старшего все узнаешь.
— Какого старшего?
— Да у смотрящего! Он все расскажет и на пальму определит. Да сам увидишь!
Что за хата, куда смотрящий, и на какую пальму, спрашивать уже не стал: сам увижу.
— Главное, — вступил в разговор парень с этапа, — меньше говори, больше слушай. Давай в дурачка пере-кинемся, — и достал рисованную на картонках от «Примы» колоду.
— Давай, — решил отвлечься я. — Только играть будем просто так.
— Просто, так просто, — отозвался этапник. — Значит, просто?
— Да.
Тут вкрадчиво подключился Коля:
— Вась, а если проиграешь?
— Это Учителю-то? — Прозвище «Учитель» сразу пристало ко мне, когда упомянул, что раньше работал в школе.
— На то учитель, чтоб учить…
Парень слегка засомневался:
— Ладно, играем без интереса.
— Какая разница, — возразил я. — Что просто, что без интереса.
— Просто — это… — парень выразительно похлопал себя по заднице.
— Ну, а если проиграл?
— Тогда бы выкуп.
— А если не на что?
— Тогда плохо.
— Да здесь не тюрьма! — подвёл итог Коля. — А лучше вообще не играй.
Счёт дням в камере потерялся быстро. Ни дня, ни ночи, только лампочка под потолком; хлеб, «чай», проверка с собакой, обед, «чай» — все сливается в тёмную ленту; проснувшись, думаешь, что сейчас проснёшься ещё раз, и снится какой-то грязный сон: то ли ты на помойке, то ли в общественном туалете. Привязка к реальности — сигареты. Выяснилось, что товарищи милиционеры не лишены гуманности, и им можно заказать купить на отобранные деньги что-либо на рынке. Заказал лекарства, сигареты, одежду. Действительно купили. Увидев россыпь пачек «Мальборо», сокамерники прониклись уважением, как будто от того, какие сигареты якурю, что-то меняется (позже узнал, что это важно, по типу того, в какой одежде ходишь на воле).
Стал приставать с расспросами подельник Николая Костя, косящий под простачка, но себе на уме. И говорить тошно, и не говорить нельзя, это уже усвоено: «надо общаться». А Костя прилип как банный лист и, в конце концов, душевно-предушевно говорит: «Алексей, дай мне твой адрес, я тебе письмо напишу». Я в ответ, тоже благожелательно: «Мой адрес не дом и не улица».
— Вот это верно! — с восторгом вынырнул из мрака Коля Терминатор (такое у него оказалось прозвище) — А во как сказано! Пр-р-равильно! Ни р-родины, ни флага!
Костя же смутился и с расспросами отстал.
Глава 8.
КАК ХОРОШО БЫТЬ ГЕНЕРАЛОМ ИЛИ ПРЕСТУПНАЯ ФИЛОЛОГИЯ
«Посмотрим на него!» — раздался за дверью начальственный голос, затем услужливый отклик: «Конечно, здесь! Живучий как собака». Открылся глазок, и кто-то долго пялился в него.
— Павлов, на коридор! Руки за спину. Пошли.
Свежий воздух, яркий свет. Кабинет начальника. Плёнка кино перескочила на следующий кадр, и трудно поверить, что полминуты назад было по-другому.
— Здравствуйте, гражданин Павлов. Я — старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации, государственный советник юстиции третьего класса генерал Суков. — За столом сидело крупное добродушное воплощение законности в синем мундире с генеральскими погонами. Генерал не скрывал своего счастья. — «Садитесь. Мои полномочия удостоверяются соответствующими документами и имеющимися у меня бумагами. Для того чтобы у Вас, Алексей Николаевич, не было сомнений в за-конности проводимых действий, здесь присутствует адвокат местной юридической консультации товарищ Иваненко». Одетый в старинный сюртук с обсыпанными перхотью плечами, товарищ Иваненко смотрел широко распахнутыми глазами, в которых был страх, и ничего более; бедняга даже забыл закрыть рот. Начальник ИВС поднялся: «Наверно, я могу вас оставить, товарищ генерал?»
— Да. Я думаю, у гражданина Павлова нет сомнений в достоверности моих полномочий.
— Дверь оставить открытой?
— Нет, можете закрыть. Я полагаю, глупостей не будет. Да, Алексей Николаевич?
