Эдуард Лимонов - Охота на Быкова. Расследование Эдуарда Лимонова
Быков прибыл из городка Назарова. Зажатый между Хакасией, Кемеровской и Томской областью кусок мёрзлой степи, где расположено Назарово, мог бы принадлежать к любой из перечисленных территорий, если бы не прихоть советских администраторов-картографов, отнёсших его к Красноярскому краю. Вообще-то по характеру своему, по нраву его жителей, по их повадкам, по истории Назарову больше подходит быть в составе Кемеровской области, одним из мрачных шахтёрских посёлков-городков, основное население которых составили бывшие зэки, оставшиеся здесь на поселении. Никаких интеллигентов, только зэка и их потомки. Ну и соответствующий моральный климат. Мой друг адвокат Сергей Беляк, взявшийся защищать мэра города Ленинск-Кузнецкого, некоторое время пробыл в этом городке. Его охраняли ребята подсудимого мэра Коняхина, вооружённые неформально — всякими там утюгами. Привозили в гостиницу и увозили. Как-то вечером Беляк собрался всего лишь пересечь улицу — купить хлеба. Лампочка над магазином была видна от дверей гостиницы. Однако милиционер, охранявший гостиницу, отсоветовал Беляку отлучиться так далеко. Вот какой моральный климат царил в угольном городке Ленинск-Кузнецком. С его 30 тысячами жителей, оставленными на попечении трёх крупных ОПГ, что в переводе с милицейского на русский звучит как «Организованная преступная группировка». Кроме угля, в Ленинск-Кузнецком ничего нет. Шахтам (традиция ещё советских времён) самим было запрещено продавать уголь, этим занималось государство, посредником выступал какой-нибудь Росуголь. В после-советское время посредниками стремились стать все, кому не лень. Всяческие организации различного масштаба. Был даже случай, когда неким азербайджанцам (объединённым, конечно, в организацию) в обмен на доставленную городу услугу — уборка снега с его крыш — заплатили углём. А означенные азербайджанцы продали уголь за 9 миллионов долларов. Это в городе с 30 тысячами населения! Сколько же крыш нужно очистить от снега на девять миллионов долларов! Впрочем, может быть, снег падал на Ленинск-Кузнецкий и летом, или азербайджанцы очистили снег с крыш Ленинск-Кузнецкого на полстолетия вперёд? Я пытаюсь не травмировать читателя и вышутить довольно мрачную реальность кемеровской глубинки. На самом деле всё не так весело. Посредников интенсивно отстреливали соперники. Каждый хотел стать посредником. Мэр Коняхин хотел, чтобы посредником был город, а выступавший против него губернатор Кемеровской земли Аман Тулеев хотел посредничать сам. Кажется, именно за это сын Тулеева погиб в непонятной автокатастрофе где-то под Ташкентом. Ибо именно под него стягивал Тулеев посреднические функции.
Но вернёмся к Назарову. Характерный город Кемеровской области, поместившийся на земле Красноярья, Назарово, как и Прокопьевск, Анжеро-Судженск, Белово, Ленинск-Кузнецкий и иже, образовался вокруг, или, точнее, рядом с углём. Вначале существовала деревенька Назарово, а когда обнаружили неглубоко залегающий пласт угля — появился назаровский угольный разрез. Рядом уже (может быть, всегда) была зона, да не одна. В 1951 (по другим сведениям в 1954 году) две зоны вместе, мужская и женская, сообща построили Дом культуры угольщиков в дворянском стиле. Прекрасное видение в мёрзлой степи, с двумя рядами колонн, этакий Сибирский Парфенон. В котором предстояло провести часть жизни и совершить первые победы герою этой книги Анатолию Быкову, тогда ещё просто Толе. Внутри здания — зал с колоннами, подпирающими балкон. На колоннах — лепка, этакие лепестки махровых цветов. Дворянское собрание построили зэки для трудового народа. Чтоб сидел на балконе оркестр в субботу и воскресенье. И наяривал бы приличные танцы. И двигались бы пары. (Можно предположить, что пока они строили, мужики и женщины двух зон хотя бы имели возможность как-то уединиться и пообщаться поближе. Надеюсь, так и было.)
Вокруг Дома культуры угольщиков — сейчас он выкрашен белой густой извёсткой, и от неё ещё холоднее в снегах — постепенно собрали город. Гостиница «Заря» глядит через памятник Ленина, обращённый к ней лицом, на горсовет, ныне городскую администрацию, и всё это называется Центральной площадью. Мне рассказали, что до 1977 года на этой площади стоял совсем другой памятник Ленину. Тот, старый, был взорван однажды ночью. Это в 1977 году! Секретари Назаровского райкома среагировали чётко, молниеносно и гениально! К утру на площади возвышался новый памятник, перенесённый из посёлка, где были дачи коммунистических вельмож города. (Потому никакие головы не полетели. Эту историю поведал мне редактор новостей назаровского радио «Пирамида», на его совести её и оставляю.)
А городом Назарово стали называть с 1961 года. Толе Быкову тогда был год от роду, ибо родился он 17 января 1960 года в Иркутской области. От совсем простых родителей, от отца — печника, плотника, рабочего элеватора, или как тогда называли «разнорабочего», и матери — «технички» вначале в детском саду, куда ходил Толя, потом в его же школе. Под «техничками» стыдливая советская власть маскировала уборщиц, а «разнорабочими» назывались низкооплачиваемые слои населения, неквалифицированная рабочая сила. Так что происхождение у Анатолия Петровича Быкова — лучше для легенды не придумаешь, сын уборщицы «тёти Юли» и разнорабочего. Любой американский кандидат в президенты отдал бы за такое происхождение очень дорого. Анатолий был четвёртым ребёнком в семье, и как младший он обречён был донашивать одежду старших детей.
Зачем семья переместилась из Иркутской области в город Назарово Красноярского края? Вероятнее всего, в поисках лучшей доли. Я пишу «вероятнее всего» потому, что спросить некого: оба родителя умерли. Отец — давным-давно, когда Толе было 14 лет, мать — года два назад. Двоих братьев Быкова я найти не сумел, с сестрою ещё не встретился. Можно было бы спросить у Анатолия Петровича Быкова, их сына, почему семья переместилась из Иркутской области в Назарово, но находится он в настоящее время вне моей досягаемости — в тюрьме «Лефортово» в г. Москве. А я пишу эти строки в мёрзлом городе Красноярске и даже если бы находился в г. Москве, меня бы в «Лефортово» ни за что не допустили. Так что остановимся на мотивировке «в поисках лучшей доли», она кажется наиболее правдоподобной. Многодетные семьи перемещаются обыкновенно в поисках лучшего, ради каприза накладно тащиться с детьми и пожитками. Ведь так?
Зная или не зная того, они переехали в зону. К зоне, рядом с зоной. Впрочем, может, и там, откуда они переехали, на Иркутской земле, была зона? Может. Но в Назарово они переехали к углю. А уголь задаёт свой стиль жизни. Даже если рядом нет зоны, на уголь, в шахты и разрезы стекаются самые отпетые, те, кому терять нечего. Так как сам работал в литейке два года, то знаю, как много на тяжёлых производствах бывших зэка, остепенившихся, с мал-мала-меньше сопливыми детишками. Если б семья переехала в Красноярск, то Быков не стал бы Быковым. Почему? Он был бы слабее, Красноярск населён несколько иным сортом людей — более раскованными, более свободными, более светскими, что ли, «городскими» (исконными) красноярцами (впрочем, их не много) или потомками улыбчивых тех москвичей и европейских русских, приехавших строить ГЭС и предприятия. Среди них было множество технической интеллигенции. Так вот: приехали бы Быковы в почти миллионный, гордящийся собой город, в жемчужину Сибири — в Красноярск, не бывать бы Быкову никем: ни так называемым «крёстным отцом», ни блистательным гендиректором КрАЗа, ни отрицательной, ни положительной репутации у него бы не было. Я в этом уверен. Кемеровский, шахтёрский, зэковский город Назарово лучше подготовил Быкова к крутой жизни, чем были подготовлены красноярцы-сибиряки. Мигрант Быков одержал победу над расслабленными красноярцами благодаря закалке в Назарове.
А Красноярск гордится собой, да ещё как! Он называет себя как минимум «последним большим городом на далёком пути к Владивостоку». «Иркутск — уже только большая деревня», — говорят красноярцы. Впрочем, о западном своём соседе, совсем молодом Новосибирске, красноярцы тоже отзываются с пренебрежением, обвиняя город в бесхарактерности, ибо клеймо большой деревни ему не прилепить — население Новосибирска свыше полутора миллионов.
На железнодорожном вокзале Красноярска поезда распределены на две большие стаи: одни бегут на запад, — это Москва, Свердловск и даже Новосибирск, «Новосиб», как здесь его называют; другая стая бежит на восток, на Иркутск, Читу, на Улан-Удэ и к великому Тихому океану, аж во «Владик», т. е. во Владивосток.
В скромной меблированной квартире, где я поселился, я нашёл на стенах три настенных календаря с китайскими красавицами — и ни одного русского. На улицах Красноярска немало японских и корейских автомобилей с правым рулём. До Улан-Батора — столицы Монголии — отсюда рукой подать. А Москва далеко на Западе. До неё четыре с половиной тыщи километров. Москву здесь не любят. Не любят вообще, а Москву чиновников в особенности. В какой-то мере Быков воспринимается здесь, помимо всего прочего, и как борец с Москвой. Со злобной Москвой, которая ни черта не понимает в красноярских делах, хочет перетащить под себя всё хозяйство богатого края, дабы налоги шли не в краевую, а в федеральную казну. Москва же навязала красноярцам Лебедя. Быков обвинял «московских мальчиков, детей» из команды Лебедя, что по выходным они летают к мамочкам в Москву.
