Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6536 ( № 50 2015)
Имел когда-то душу я, и сердце нежно пело, –
Его за встречу отдал я, а за разлуку – тело.
* * *
Мне без тебя кровавых слёз не осушить,
Огонь терзаний без тебя смогу ль залить?
Ушла – и вот мечты моей порвалась нить!
Приди – скажи, как без тебя могу я жить?
* * *
Хоть часто ты со мной бываешь – ну и что ж?
Ты для меня души дороже – то не ложь!
Ты ближе мне всегда, чем сам себе я,
Хоть взглядом иногда вонзаешь в сердце нож!
Перевод Семёна Гаврина
Мехсети ханум ГЯНДЖЕВИ
(1089 –1183)
Знаменитая поэтесса Мехсети ханум Гянджеви родилась в городе Гяндже древнего Азербайджана. Получила углублённое гуманитарное образование того времени, великолепно знала восточную литературу и музыку, в совершенстве владела персидским, арабским, тюркским языками, блистала в шахматной игре. Всесторонне изучала восточную философию, фольклорное наследие. Мехсети ханум написала на тюркском и персидском языках немало любовно-лирических газелей, которые дошли до нас в мизерном количестве: одна газель в полном варианте и несколько отрывков из разных газелей.
Рубаи как поэтическая форма и в азербайджанской, и в восточной литературе была разработана на основе фольклорного образца баяты ещё в XI веке. В зените славы определённое время жила и творила в среднеазиатском городе Мерв при дворе султана Сенджара. В преклонном возрасте уступила своё место в султанском дворе одному из талантливых учеников и вернулась в родную Гянджу, где провела остаток жизни. Позднее о жизни поэтессы сложился полуисторический, полулегендарный дастан – сказание «Эмир Ахмед и Мехсети», дошедший до нас в рукописи.
Рубаи Мехсети ханум Гянджеви отличаются удивительной тонкостью психологических оттенков, проникновенностью и накалом чувств. Переживания любящего сердца, горестные и сладостные мгновения любви, восторг встречи и томление разлуки, гимн красоте возвышенного чувства и страстный порыв к счастью составляют пафос и лейтмотив её рубаи. В этих лаконичных шедеврах – четверостишиях предстаёт многоцветная гамма чувств, переданная в мастерской огранке.
Рубаи
* * *
Не жди прохлады от ветвей сухих,
Не жди пощады от людей скупых.
Постыдна жадность и отвратна корысть,
Но бережливость отличай от них.
* * *
Однажды я увидела: подкошен,
Лежал под куропаткой мёртвый коршун.
Она шептала: «Кто других топтал,
Тот под ноги им будет так же брошен!»
* * *
Ты, банщик, просыпаться не спеши,
Я встану в раннеутренней тиши,
Наполню все котлы твои слезами
И подогрею пламенем души.
* * *
Ты – словно кипарис у родника,
Пускай же не гнетёт тебя тоска –
С кувшином я иду не за водою,
А на тебя взглянуть исподтишка.
* * *
Твой локон я с моим связать должна,
Чтоб ты со мной остался допоздна.
Пока не принесли вина, – я выскажусь,
И ты не скажешь: «Это – от вина».
* * *
Мой дом любовь спешила посетить,
Мне эту ночь решила посвятить.
Когда любовь свече подобна яркой,
Пусть солнце не торопится светить!
* * *
Ужель и вправду мужем должно звать
Того, кто не умеет жён ласкать?
Мой поцелуй цари в полцарства ценят,
А ты не хочешь даром целовать?
* * *
Целуй меня! За разом раз ещё,
И пять, и семь, и девять раз ещё.
В десятый раз целуй меня скорее,
А после – сразу – десять раз ещё!
* * *
Я умереть, любя, не откажусь,
Но только от тебя не откажусь.
У ног твоих – увидишь ты однажды –
Я трупом бездыханным окажусь.
* * *
Настала ночь свиданья, не дремли,
Пора свершить желанья, не дремли.
Ночь коротка, но было перед нею
Полжизни ожиданья, не дремли!
Перевод Владимира Кафарова
* * *
Не сплю я по ночам, а плачу. И от слёз
В моих глазах туман, черней твоих волос.
А если и усну, то вижу сны, ещё
Запутанней моих рассыпавшихся кос.
* * *
Я спьяна выронила вчера кувшин из рук.
О камень грохнувшись, заговорил он вдруг:
– Стал грудой черепков в единый миг, хоть я
Таким же, как и ты, был только что, мой друг.
* * *
Роза пунцовая вдруг побледнела –
К ней соловьиная трель долетела,
Листья срывая, она растерзала,
Словно безумная, в кровь своё тело.
* * *
С кувшином из золота мир этот схож –
То горькую воду, то сладкую пьёшь;
Но смертного часа осёдлан скакун, –
Недолго ты здесь, на земле проживёшь.
Перевод Владимира Бугаевского
Хагани ШИРВАНИ
(1126 –1199)
Афзаладдин Ибрагим Али Наджар оглы Хагани родился в городе Шамахы. Воспитанием будущего поэта занимались дядя по отцу Кафиаддин Омар Осман оглы – врач и философ, а позднее сын дяди Вахидаддин Осман. Маленький Ибрагим отличался пытливостью и незаурядной памятью, в очень раннем возрасте выучил Коран, усвоил законы языкознания, теории поэзии, приобщился к литературе, математике, философии и другим наукам. С пятнадцати лет начал писать изысканные стихи. В восемнадцать лет он уже стал придворным поэтом у Ширваншахов и вскоре выдвинулся в ряд виднейших устадов – стихотворцев. Здесь же он получил псевдоним Хагани – присущий хаганам. Поэт мечтал о дальних странствиях, хотел побывать в Ираке, Персии. К концу правления Манучохра III в ширванском дворце происходили смуты. Известный поэт Фелеки Ширвани был брошен в темницу. Мракобесы стремились ошельмовать великого поэта Абульула Гянджеви и Хагани Ширвани. В это время Хагани покинул Ширван и отправился в иракское странствие. По возвращении его ждало заточение. Поэт попал в темницу и во второй раз, в годы правления сына Манучохра – Ахситана. Хагани в 1176 году совершил паломничество – хадж в Каабу и более не возвратился в Ширван, обосновался в Тебризе. Несмотря на неоднократные приглашения в разные дворцы, поэт больше не покидал Тебриз. Прах великого азербайджанского поэта покоится на знаменитом кладбище – «Пантеоне поэтов» в городе Тебризе.
Хагани является одним из выдающихся основоположников азербайджанского поэтического Ренессанса, лидером лирической поэзии и поэтом-мыслителем, создавшим несравненные образцы социально-философской поэзии. Хагани оставил богатое творческое наследие: «Диван» – семнадцать тысяч бейтов, разные стихи; газели, рубаи, касыды; поэма «Дар двух Ираков»; фахрия, хабсия, «Развалины Медаина»; множество мадхийе – восточные оды, шестьдесят писем, которые можно отнести к первым образцам национальной художественной прозы эпистолярного жанра.
Мудрые размышления о хлебе
Нет, полно! Не буду отныне себя унижать из-за хлеба!
Я пламенем дух напитаю! Довольно страдать из-за хлеба!
И лучше я кровь свою выпью, но к скатерти низких не сяду.
Да, лучше погибнуть, чем в двери презренных стучать из-за хлеба.
Я тигром свободным родился, но пусть назовусь я собакой,
Когда к падишахскому трону приближусь опять из-за хлеба.
И пусть я ослепну и солнца, и звёзд, и луны не увижу,
Коль в поисках буду напрасных глаза напрягать из-за хлеба!
Пусть будут глаза мои ртутью, я ртутью залью свои уши,
Чтоб голосу низменных духов вовек не внимать из-за хлеба!
Не надо мне белого хлеба властителей с чёрной душою.
Я лучше умру, голодая, чем душу терзать из-за хлеба!
Хоть хлеб их и снега белее, но все их слова ядовиты,
Их помысли низки. Так мне ли их дружбы искать из-за хлеба?
Пастух получает лепёшку… Но я эликсиром владею.
Сокровища духа не буду я им продавать из-за хлеба.
Неужто, как мельнице, снова пред низкими рот открывать мне
И шею, как воду в плотине открытой, пред ними сгибать из-за хлеба?
Ну что ж, если хлеба не будет, – мы живы не хлебом единым.
Учёный, мыслитель не будет, как буйвол, мычать из-за хлеба.
Пастись на пустынных равнинах я стану, подобно джейранам,
Но я к обладателям хлеба не буду взывать из-за хлеба.
Пусть лучше язык мой отсохнет, но хлеба ещё не попросит,
Ужель униженье, обиды опять испытать из-за хлеба?
Был изгнан Адам из Эдема за зёрнышко райской пшеницы.
Достоинство вынужден был я своё потерять из-за хлеба.
Был праотец изгнан из рая. Я заживо ввергнут в геенну.
Без хлеба голодною смертью мне здесь умирать – из-за хлеба.