Громкие дела. Преступления и наказания в СССР - Ева Михайловна Меркачёва
Глава 1
Безрукий и безногий судья
Единственного в истории России безрукого и безногого судью звали Юрий Пушкин. Его жизнь – одновременно и трагедия, и подвиг. Надев мантию, он стал не только самым необычным, но и, как считают юристы, одним и самых справедливых судей (в силу своей особенности он не боялся ни административного, ни партийного давления, поэтому судил исключительно так, как считал нужным). А еще он был судьей-идеалистом, который верил в будущее товарищеских судов.
В арсенале Пушкина было много громких дел, в том числе и «расстрельные», приговоры по которым долгое время никто не видел.
Не сломленный ужасным увечьем, Пушкин не пережил самой страшной беды, которая может случиться с человеком. Уголовник, которого он дважды сажал в тюрьму, освободился и убил его сына. Но обо всем по порядку.
– Мы другим его и не представляли, – начинает свой рассказ Алла Юрьевна, дочь Юрия Пушкина. – У кого-то папа с ручками и ножками, а у нас вот такой. Нам казалось, это совершенно нормально.
Когда я была в четвертом классе, нам задали написать сочинение про какого-нибудь героя. Я пришла в библиотеку, попросила помочь найти. А библиотекарь говорит: «Девочка, далеко не надо ходить. В нашем городе живет такой сверхчеловек по фамилии Пушкин. Читала про летчика Маресьева без ног? Так вот Пушкин такой же герой, если не больший». Я слушала и не верила, ведь для меня папа был совершенно обычным человеком.
Юрий Пушкин не родился без конечностей и не потерял их в результате несчастного случая. Инвалидом его сделала война. На фронт он ушел совсем юным (вызвался добровольцем, будучи студентом сельскохозяйственного техникума в Костромской области). В документах на награждение мы читаем: «18-летний командир пулеметного отделения 31-й отдельной курсантской бригады во время Великой Отечественной войны 10 января 1942 года, поддерживая пулеметным огнем наступающую стрелковую роту, был тяжело ранен в бою под поселком Фирово на Калининском фронте».
В том бою пострадали обе ноги. А руки «забрал» у Пушкина лютый холод: пролежав раненым на снегу больше суток, он отморозил кисти. Наконец, его вытащили с поля боя, принесли в полевую санитарную палатку. Там ему наживую (вместо наркоза – стакан спирта) отняли правую ногу. Он сломал зубы, сжимая их от боли. Но это было только начало мучений. Уже в госпитале, куда его доставили, пошла гангрена, и пришлось ампутировать левую ногу и обе кисти. Всего Юрий перенес 11 операций.
Можете представить, что чувствовал 18-летний парень, когда увидел, в кого превратился. Но он не сломался. Держался на какой-то невероятной силе духа.
Больше всего он мучился от осознания, что без посторонней помощи не может абсолютно ничего. А потом нашелся профессор, который предложил расщепить лучевые и локтевые кости на каждой руке, чтобы у него появилось по два больших «пальца». Это была тяжелая операция, но после нее Пушкин смог держать ложку. От радости он тогда… запел. «Какой великолепный бас!» – шептались медсестры и санитарки.
«Ой, туманы мои, туманы», «Гори, гори, моя звезда», «Майскими короткими ночами» – это были его любимые песни.
В 1943 г. Юрия перевели из госпиталя в Дом для инвалидов войны, где он организовал хоровой кружок. Там познакомился и со своей будущей женой Екатериной (она была совершенно здорова, работала на шахте, а в Дом инвалидов бегала на танцы). Тогда же решил получить юридическое образование. Научился писать своими двумя пальцами, закончил учебу на отлично и устроился работать в городской кемеровский суд стажером (к тому времени война давно закончилась). А вскоре стал судьей. Близкие говорят, что его очень тянуло в Калинин – на ту землю, где он был ранен. В 1954 г. он переехал туда с семьей (к этому времени уже родились сын Олег и дочка Алла) и стал судьей Калининского областного суда.
Как он жил? Да как все.
– Папа был совершенно не капризным и не требовал большого внимания, – рассказывает Алла Юрьевна. – Он сам со всем старался справиться. На руках у него были пальцы, как две сосиски, которыми он ловко мог делать практически все. Мог даже за ухо меня ущипнуть. (Смеется.) Одевался он всегда без нашей помощи (мы только пуговицы на рубашке застегивали). Отлично держал не только ложку и вилку, но и нож. Доставал папироску, прикуривал. Ходил он на протезах, которые пристегивал перед работой. Каждое утро делал зарядку. У него и гантели были. А еще он прекрасно ездил на машине – ее выдали за подписью Булганина[11]. В наши с братом обязанности входило мыть машину и выгонять из гаража (до него идти прилично, а там дорога плохая, зимой скользко – в общем, мы папу оберегали). Когда всей семьей на автомобиле на юг ехали, никто из сотрудников ГАИ не мог поверить, что сидящий за рулем – глубокий инвалид. Кстати, он и плавал отлично. «Ребята, поднесите-ка к морю!» – просил он. И дальше сам нырял в воду, что приводило всех отдыхающих в шок. Заплывал очень далеко и в воде проводил по часу-полтора. Люди сбегались, шушукались: «Он же утонет!»
Алла Юрьевна говорит, что у отца в руках всегда были или книга, или аккордеон, или материалы уголовного дела.
– Читал он так много, что мог составить прекрасную беседу, скажем, с профессором философии. У нас дома часто собирались его знакомые писатели и поэты. Он любил им петь под аккордеон. А вообще папа участвовал в художественной самодеятельности, выступал на вечерах в прокуратуре и суде. И все же чаще я видела его за работой. Он иногда приносил домой целые тома уголовных дел. Помню, я как-то заглянула в его комнату, на столе лежала открытая папка. Читаю, а там про труп, про молоток… Я сразу убежала. Отцу потом заявила: «Никогда не буду судьей». Он ответил: «Это действительно сложно». Папа всегда долго готовился к процессу, много писал. Кстати, у него был каллиграфический почерк! Знаете, как он писал? Шариковую ручку держал в одной руке, а другой ее придерживал.
Пушкины жили на первом этаже, и около их окон всегда стояли «ходоки», каждый с каким-то вопросом по юридической части. Судья Пушкин консультировал – бесплатно, разумеется.
В доме часто бывали известные юристы. Некоторые приходили поспорить о законах и правоприменении, но
