Исраэль Шамир - Сирийская атака Путина
Я с большим уважением отношусь к общественному движению протеста, возникшему в России в декабре прошлого года. Настало время самим протестующим определить свою судьбу и изгнать из своей среды людей с миллионами черным налом по конвертам. Не только потому, что они позорят движение, но и потому, что они ведут его не туда и не в его интересах.
P.S. Удивительно много реакций на мою статью о Собчак.
Главная, и самая важная — Ильи Пономарева, самого вменяемого лидера оппозиции. Он призвал Собчак выйти из всех структур оппозиции, пока ее дело не выяснится. Илья согласился с моими доводами, и это меня обрадовало. Действительно, есть место оппозиции в России — оппозиции, которая боролась бы за большее равенство, за возврат народных богатств народу. Но там нет места хамкам вроде Собчак, которая в своей книжке написала, что, мол, девушки из Брянска на все готовы за триста долларов.
Женя Додолев отследил еще несколько интересных замечаний о ней. Но все берет интервью, которое она дала Никонову в «Новой газете», где то же хамство так и прет.
Я выступил по радио «Комсомолки», Русской Службы Новостей и еще кого-то. Позвонили мне и из «Серебряного Дождя», предложили побеседовать с Собчак в прямом эфире. Я сказал, что готов отвечать на вопросы радиослушателей или вопросы ведущего, но не согласен на прямой диалог — она хамка, с которой говорить невозможно и не стоит пытаться. Есть такой сорт женщин — интеллектуальные базарные торговки (как и Латынина, и Альбац), я еще не видел, что у кого-то получилось с ними вести разговор.
— Хорошо, — сказали мне на «Серебряном Дожде», — будете говорить в прямом эфире с ведущим — Сергеем Какеготам. — Я согласился, мы вышли в эфир, и как вы думаете, кто ко мне обратился? Правильно, м-ль Собчак.
Я сказал, что буду говорить только с ведущим.
«У меня есть для вас плохая весть — я ведущая!» — сказала она.
«Тогда у меня есть весть для вас — я прекращаю разговор», — сказал я и повесил трубку.
«Шамир меня испугался!!» — торжествующе заверещала Собчачка в Твиттере.
Я тем временем нашел замечательное высказывание Мити Ольшанского о ней:
“Ксения Собчак фальшива от начала и до конца, нестерпимо фальшива — и как правдоруб, и как жертва, и как кто угодно. Она — Людмила Сильвестровна Пряхина, от ее гражданского пафоса кот в ужасе лезет на потолок, раздирая занавеску”.
Среди многих комментов в ЖЖ и в КП были и вменяемые, и не очень.
Многие сводились к повторению, что, мол, нет закона против налички.
Сама Собчак возмутилась (!) что ее сравнили с патриархом.
Многие пытались найти разницу — говорили, что патриарх «нарушил обет бедности» или еще какой обет.
Я им ответил — обеты он давал не вам, и не вам об этом беспокоиться.
Но паспорт ей уже отдали.
P.P.S. Поступило ко мне очередное, не первое уже предложение подискутировать с Ксенией Собчак в прямом эфире — насчет ее миллионов. Не интересуют меня на самом деле ни сама Ксения (в первый раз узнал о ее существовании, когда она стала выступать на Болотных митингах), ни ее доходы — черные, белые и серые. А интересует загадочный феномен — у молодого оппозиционного лидера (а точнее, сразу у двух: Собчак + Яшин) в дому находят очень много наличности в конвертах, и вся пресса — проправительственная, антиправительственная — не обращает на это ровно никакого внимания, не обсуждает, не анализирует — воды в рот набрали. Где свобода СМИ, где стремление жить, как в Европе? Вот про это, собственно, я и писал, и я рад, что с моей подачи эта тема стала обсуждаться.
И еще одна загадка — почему так много обычных честных тружеников солидаризуются с Собчак, примеривают к себе ее ситуацию — хотя у них под матрасом если есть десять тысяч рублей, то уже хорошо? Как в анекдоте: ловят слонов, а убегают зайцы, мол, вдруг и мы попадемся под горячую руку? Вот об этом с радостью поговорил бы с главными редакторами хоть «Серебряного Дождя», хоть «Московских Новостей», хоть в прямом эфире, хоть в кривом. Но с ними, а не с м-ль Собчак; пусть сперва разберется с правоохранительными органами, а потом дискутирует в эфире.
2012 г.
Либеральные СМИ
Протесты в Москве, возможно, утихли, но их корни остались. Независимому курсу российских властей — главному завоеванию путинской эпохи — мешает враждебность либеральной прессы, с которой Путину хотелось бы дружить — как показала его беседа с Венедиктовым перед выборами и недавняя встреча с Гессен, где тефлоновый президент пытался и не сумел убедить враждебного журналиста.
Эта пресса сориентирована на другой, нездешний центр сил, на трансатлантическую империю; для Гессен и Венедиктова, представителей имперской прессы, Путин — местный царек. И не только для них. Вспомним: почти все центральные газеты России встали в оппозицию власти в декабре-январе, во время Белой Фронды. Не выступили против Путина лишь федеральные телеканалы, давно утратившие способность вести серьезный разговор с народом. Только маргиналы (Проханов и Дугин) поддержали власти в тот грозный и студеный декабрьский день, когда Поклонная гора нависла над Болотной площадью, да и те скорее были против либералов, чем за власти. Страх нерукопожатности сковал даже тех интеллигентов, которые склонялись на сторону центральной власти. В полном соответствии с теорией Грамши, господство в дискурсе стало воплощаться в политическое господство. Обрушение казалось настолько вероятным, что студент МГУ спросил президента на публичной встрече, как скоро он собирается бежать в Северную Корею.
Несмотря на победу Путина на выборах — дело «Пусси Райот», Крымск, журавли показали, что пресса по-прежнему враждебна независимому курсу России. Почему это произошло? Какие ошибки совершила команда Путина, и возможно ли их исправить?
Медиа подобна дереву. Ее глубокие корни — это агентство новостей, устанавливающее повестку дня. Выше произрастает ствол — аналитическая высоколобая газета, связанная с университетами и академией. И еще выше — пышная крона всего многообразия телеканалов, радиостанций и бульварной прессы.
Так устроен западный мир: глубокие корни — это агентство Рейтер, новости Би-Би-Си. Во многом они определяет повестку дня мировой медии. Чуть повыше ствол — «Нью-Йорк Таймс», который тоже влияет на повестку дня, но и дает еще аналитику, определяющую отношение к пунктам повестки. А еще выше — все разнообразие американской, мировой — да и российской прессы. Это крона.
Когда десять лет назад Путин взял курс на освобождение России от жесткого колониального контроля, установившегося при Ельцине, возникла острая нужда в собственной медиа, не получающей приказы из-за рубежа. Но как это сделать — мало кто понимал. Путин не мог перевести на себя сразу все стрелки. Он взял себе вершки — телевидение. А корешки — агентство новостей и аналитику он оставил бывшему хозяину — олигархам, связанным с Западом. Бывшая пресса Гусинского и Березовского осталась прозападной. Этот процесс любопытно объяснял Анатолий Вассерман. Но легко предположить, что Путин и его команда даже не задумывались об аналитике и нижних, глубинных слоях российской медиа. Телевидение они видели и знали; они столкнулись с его мощью, когда под управлением Березовского и Гусинского телеканалы вели огонь по Кремлю. Его они взяли на себя. А в прочее они решили не вмешиваться. Возможно, они и их советники не понимали роли агентства новостей в медийной системе.
Это была ошибка. Невозможно направлять дискурс с помощью телеканалов. Телевидение занимает высокую позицию в пищевой цепи, а направление производят на низких ступенях. В комнатах можно менять мебель, но контуры дома задаются невидимым фундаментом. Фундамент медиа — это машина по выработке повестки дня. Она не видна конечным потребителям, но именно она определяет то, что они получают.
Русская сказка говорит о мужике, который был вынужден делиться пшеницей с медведем; дал он ему корешки, а себе взял вершки. Немало расстроился медведь, когда понял, что его провели. В положении медведя оказались российские власти.
Среди самых первых шагов западной колониальной администрации в ельцинской России был удар по агентствам новостей. Мощный бренд ТАСС был подавлен, второе агентство — РИА — перешло в руки стратегического противника, но предварительно обескровлено. Правительственная информация текла через прозападное и маломощное агентство «Интерфакс», которое так и не смогло встать на ноги, — если вообще это было в планах его устроителей.
Сегодня в России нет серьезного агентства новостей, сравнимого с агентством Рейтер, способного задать повестку дня российской прессе. ТАСС несколько лет закрывал материалы для тех, кто не платит, и потерял свои позиции, а жаль — ТАСС по-прежнему лучшее агентство новостей в России. (Напрасно они свой бренд подпортили переименованием).
